и снова фейсбук
лучшее и не очень, все, что в голову приходило...
Только что директор одной московской школы предложил мне бросить заниматься херней и пойти к нему работать учителем русского языка.
* * * * *
После долгих размышлений легшее в текст как шар в лузу выражение "хоть жопой ешь" поменял на салонное "с некоторым избытком".
К тексту сразу же начал испытывать отвращение.
* * * **
У Михаила Веллера есть рассказ "Узкоколейка". Зачитывался я им задолго до того, как узнал заповедные слова "синхрон" и "перегон". Но отрывок один, очень ярко характеризующий работу съемочной группы в командировке, еще тогда запал мне в душу. Типа, пророчество...
"...Из-за стола гостей разносили по спальням.
Короче, наутро улетать, а тут дай бог опохмелиться и выжить.
Опохмелились; выжили. Подсуетились. Телевизионщики были старые волки, из тех, что снимут хоть Ниагарский водопад в кухонной раковине: без материала возвращаться не привыкли.
Запив шампанским соду и анальгин, давя икоту и отрыжку, заползли в праздничный поезд, два вагончика при мотовозе, украшенных транспарантами и сосновыми лапами: тронулись (Машинисту наказано было везти плавно!)...
Церемонию качественно отсняли на разъезде у пятого километра. Там уже ждал рабочий поезд, также украшенный.
Вид первый: приближающийся поезд, счастливые рабочие машут с подножек, с площадки локомотива. Вид второй: ответственные товарищи с достойной радостью выходят из вагона. Вид третий - братание: объятия и поздравления.
Вид четвертый: как бы летучий митинг. Вид пятый: перерезание ленточки, запасливо прихваченной с собой. И вид последний: удаляющийся поезд.
- Стоп! Отлично! Всем спасибо. А теперь, товарищи - кто-нибудь не мог бы спилить дерево, побольше такое, чтоб оно упало?
Сняли падающее дерево.
- И хорошо бы укладку последнего звена, смычку.
В минуту разболтили, расшили пару рельсов, оттащили, подтащили...
- Что, руками? А крана нет?..
- Какой же кран, это узкоколейка, сто тридцать килограммов весь рельс... - посмеялись.
Из справедливости надо заметить, что съемка абсолютно ничем не отличалась бы от той, которая изображала бы всамделишное явление поезда из Белоборска. Да и от тысяч других нормальных хроник..."
* * *** *
В жизни каждого журналиста случается такой момент, когда ему приходится держать ответ перед своей аудиторией. Ну, то есть не перед всей, конечно же, а перед ее частью, немногочисленной, и чаще всего не замечательной. Обычно, это какой-нибудь друг твоих друзей, с которым вы оказываетесь в одной компании. Или родственник родственников, что еще хуже, потому что общение с ним может стать не то что бы обязательным, но непременным при каждом семейном торжестве, а оттого еще более невыносимым.
Происходит это так. В разгар веселья он садится рядом с тобой, дышит в ухо водкой и фаршированными баклажанами, и установив таким образом необходимый ему дружеский контакт, спрашивает: «А ты че, журналист, да?»
Отпираться бессмысленно, близкие тебя давно уже сдали, остается сдержанно кивнуть, пытаясь тем самым показать свое нежелание разговаривать на эту тему.
«Ну и че, где работаешь?» - у тебя уже интервью берут. Вспомни свое первое интервью, и поймешь, что это вполне на уровне. Отвечать все равно не хочется, и все равно надо. «На телевидении». «О, ну и как? Путина видел?».
И все. Если ты не видел Путина, родственник родственника непременно даст тебе понять всю ничтожность твоего способа зарабатывать на жизнь. Интервью на этом закончится, теперь уже он будет рассказывать, как кто-то видел Путина, и тем самым сделал свое существование осмысленным. В общем, обидно. И, чего уж там, велик соблазн оказаться крутым в этих глазах, и сказать, что да, видел, вот как тебя, на соседних креслах летели. Но эти глаза, полные водки, так просто не проведешь. Он задаст тебе тестовый вопрос: «А правда, что Путин и Кабаева женаты?». Это уже выше всего, тебе насрать, кто с кем спит, о чем уже и сообщаешь. И после этого оказывается, что ты единственный в этой компании не знаешь, что да, женаты. Неясным остается лишь один момент - женился он после развода, или все-таки до.
Но пройдет время. Тебе простят твою неосведомленность, специально посмотрят по телевизору пару твоих материалов, поймут ровно то, что хотели понять, а не то, что ты рассказывал. Сядут, приобнимут эдак ласково, и скажут: «А вот есть тема отличная, не хочешь сюжет снять?». Многие уверены, что ты работаешь в телевизоре и снимаешь всякую херню лишь потому, что сам идиот и не знаешь, что должны снимать нормальные пацаны. Врожденная вежливость тебе не дает послать подальше собеседника, который увлеченно рассказывает тебе про какого-то пацана, который что-то там. «Ну че, интересно тебе?». Тебе неинтересно, но объяснять нет сил. Тебя может хватить разве что на ответную попытку. «А ты кто по профессии?» - «Я автослесарь» - «А вот там, у подъезда, стоит машина разбитая, почему ты ее не починишь». Ну, тут ты полный дурак, конечно же, потому что он чинит машины только за деньги. То, что ты работаешь тоже за деньги, и за эти деньги от тебя много чего хотят те, кто эти деньги тебе платит - доходит до собеседника с вероятностью 50/50.
Проходит еще какое-то время. К тебе перестают подкатывать с разными сомнительными предложениями. Отчасти из уважения, отчасти - из презрения. И вот наступает в твоей жизни момент, когда ты слышишь самые главные слова. Их произносит все тот же автослесарь, друг друзей и родственник родственников. Вы их наверняка уже слышали. Итак: «все журналисты - продажные сволочи».
Эти слова вызывают у вас чувства сродни тем, что испытывает негр, которому протягивают банан. Душа требует исторической справедливости и вы требуете отчета - кого конкретно сумел купить оратор, и за какую сумму. Оратор, не исключено, поймет, что допустил бестактность, заговорив о веревке в присутствии повешенного. «Не, ну ты, конечно, парень нормальный, но вот остальные - полное говно». Кто, например, требует ваша душа отчета. И тут начинаются перечисления в диапазоне от «Форта Байяр» до «Реальных пацанов». Попытаться объяснить, что все это к тебе и к профессии не имеет никакого отношения бессмысленно. Но тема развивается, и ты узнаешь, что единственный, кому вообще в телевизоре можно доверять - это Аркадий Мамонтов. «Вот он вообще по-чесноку все говорит».
И тут твое бедное сердце не выдерживает - и ты даешь себе слово никогда больше не появляться в этой компании. И пусть друзья друзей тебя не поймут, а родственники родственников станут считать зазнавшейся скотиной. Собственно, они и раньше так считали, но теперь ты дал им все основания так говорить о тебе вслух.
И только в родном фейсбуке, состоящем на три четверти их таких же как ты, тебе будут рады и всегда поймут.
Или не поймут.
* * * * * *
"Государство пришло в нашу спальню. Государство пришло в нашу детскую.
Я все жду, когда оно пойдет к нам в сортир."
На НТВ "Школа злословия". Говорят о детских книгах. Исключительно рекомендую.
* * * * *
"Шаланды, полные хинкали..." (с)
***
Сентиментальные поступки средней степени тяжести.
Это когда ты стоишь такой вот паскудной осенью под балконами, с веток за шиворот капает какая-то мерзость, кроссовки промокли несмотря на фирмовую гарантию, и в окне на нужном этаже вроде какая-то движуха происходит, но сослепу не разобрать.
И вот ты стоишь, и даже сам не знаешь, для чего это делаешь, потому что черт его знает, как там к тебе наверху относятся; и на самом верху, за обложившими небо тучами, где сидит тот парень и определяет пипеткой количество заслуженной тобой везухи, и то ли с дождем все это дано будет, то ли просто нет никакого парня, приходите завтра; но и на том верху, который пониже, на нужном этаже, и это отношение, кажется, даже поважнее. Но его и сложнее просчитать.
Дурацкий букет в руках превращается в нечто, которое, конечно уж, вручать нельзя ни при каких обстоятельствах, но и выбросить отчего-то рука не разжимается, потому что в этих стеблях единственное осязаемое тобой чувство, предметное, а не так, чтобы подслеповато щуриться вверх, пытаясь понять, а какой смысл в том, чтобы вот так вот стоять прямо здесь.
Кто-то вышел на балкон покурить, и по брошенному бычку понятно становится, что никому до тебя нет никакого, даже самого праздного интереса. Букет мягко шлепает в грязь, и сам ты чуть не шлепаешься вслед за ним, смотришь на часы, остается совсем ничего до последней электрички, а ты еще даже не думал, как добираться потом до дома.
На платформе уже совсем по книжному бросаешь последний взгляд, откуда в соответствии с каноническим текстом могла бы и появиться; но все это уходит в кислый свисток поезда, облезлый дермантин сидений пророчествует воспаление легких, бомж в другом конце вагона неприятно напоминает, что все люди, в общем-то равны. И ты едешь, ни капельки не ощущая увеличивающегося расстояния, потому что так далеко от другого человека еще бывать не приходилось.
** * * ** * * *
Только что герой попросил удостоверение, подтверждающее, что мы работаем там, где работаем.
А то, говорит, ЛайфНьюс повадилось под видом Москвы24 приезжать.
* * * * * *
По случаю чего-то глубоко национального меня сегодня остановили на предмет тайного экстремизма.
Ну а собственно, почему нет. Иду я такой, весь под ноль стриженый, с бородой казачьего есаула (хучь в православные хоругвеносцы записывайся), счастливый от того, что на работу. Весь в черном, к тому же. Озираюсь (и кто меня там поймет - в поисках ли точки продажи толерантной шаурмы, или оной же шаурмыпродавца).
Как не остановить.
А останавливают меня те ребята, которым толковать про пионерское прошлое, интернационализм и мир во всем мире бессмысленно. Даже то, что я родился в День юного героя-антифашиста не спасет.
С какой целью в город выбрались, уважаемый, спрашивают. А как тут объяснишь, что на работу. А главное, я очень четко помню, что паспорт лежит дома на тумбочке и радуется. И тут весьма кстати пресс-карта "Эксперт-ТВ" в кошельке оказалось. Конечно, слегка просрочена. Но главное, что там я - идентифицируемо бородат ну и ПРЕССА крупными буквами по периметру.
Отпустили убогого.
Кстати, раз уж выпал случай. Боженька, а можно тебя попросить, чтобы на работу в полицию не брали людей с лицами, которым не то что собственную безопасность, а даже чемодан на полчаса посторожить не доверишь, а?
С праздником, сограждане, что бы он ни означал.
* * * * * *
"Специально обученный горьким опытом человек" (с)
* * * * *
Только что впервые в своей жизни снимался в кино.
И сразу серьезная роль.
Начальник полицейского участка в Бельгии.
Роль немногословная, зато с богатой внутренней драматугией, полемичная и противоречивая.
Режиссер остался доволен, обещал секунд десять меня оставить.
Считаю, успех.
Ну и жду новых предложений. Опыт есть.
Только что директор одной московской школы предложил мне бросить заниматься херней и пойти к нему работать учителем русского языка.
* * * * *
После долгих размышлений легшее в текст как шар в лузу выражение "хоть жопой ешь" поменял на салонное "с некоторым избытком".
К тексту сразу же начал испытывать отвращение.
* * * **
У Михаила Веллера есть рассказ "Узкоколейка". Зачитывался я им задолго до того, как узнал заповедные слова "синхрон" и "перегон". Но отрывок один, очень ярко характеризующий работу съемочной группы в командировке, еще тогда запал мне в душу. Типа, пророчество...
"...Из-за стола гостей разносили по спальням.
Короче, наутро улетать, а тут дай бог опохмелиться и выжить.
Опохмелились; выжили. Подсуетились. Телевизионщики были старые волки, из тех, что снимут хоть Ниагарский водопад в кухонной раковине: без материала возвращаться не привыкли.
Запив шампанским соду и анальгин, давя икоту и отрыжку, заползли в праздничный поезд, два вагончика при мотовозе, украшенных транспарантами и сосновыми лапами: тронулись (Машинисту наказано было везти плавно!)...
Церемонию качественно отсняли на разъезде у пятого километра. Там уже ждал рабочий поезд, также украшенный.
Вид первый: приближающийся поезд, счастливые рабочие машут с подножек, с площадки локомотива. Вид второй: ответственные товарищи с достойной радостью выходят из вагона. Вид третий - братание: объятия и поздравления.
Вид четвертый: как бы летучий митинг. Вид пятый: перерезание ленточки, запасливо прихваченной с собой. И вид последний: удаляющийся поезд.
- Стоп! Отлично! Всем спасибо. А теперь, товарищи - кто-нибудь не мог бы спилить дерево, побольше такое, чтоб оно упало?
Сняли падающее дерево.
- И хорошо бы укладку последнего звена, смычку.
В минуту разболтили, расшили пару рельсов, оттащили, подтащили...
- Что, руками? А крана нет?..
- Какой же кран, это узкоколейка, сто тридцать килограммов весь рельс... - посмеялись.
Из справедливости надо заметить, что съемка абсолютно ничем не отличалась бы от той, которая изображала бы всамделишное явление поезда из Белоборска. Да и от тысяч других нормальных хроник..."
* * *** *
В жизни каждого журналиста случается такой момент, когда ему приходится держать ответ перед своей аудиторией. Ну, то есть не перед всей, конечно же, а перед ее частью, немногочисленной, и чаще всего не замечательной. Обычно, это какой-нибудь друг твоих друзей, с которым вы оказываетесь в одной компании. Или родственник родственников, что еще хуже, потому что общение с ним может стать не то что бы обязательным, но непременным при каждом семейном торжестве, а оттого еще более невыносимым.
Происходит это так. В разгар веселья он садится рядом с тобой, дышит в ухо водкой и фаршированными баклажанами, и установив таким образом необходимый ему дружеский контакт, спрашивает: «А ты че, журналист, да?»
Отпираться бессмысленно, близкие тебя давно уже сдали, остается сдержанно кивнуть, пытаясь тем самым показать свое нежелание разговаривать на эту тему.
«Ну и че, где работаешь?» - у тебя уже интервью берут. Вспомни свое первое интервью, и поймешь, что это вполне на уровне. Отвечать все равно не хочется, и все равно надо. «На телевидении». «О, ну и как? Путина видел?».
И все. Если ты не видел Путина, родственник родственника непременно даст тебе понять всю ничтожность твоего способа зарабатывать на жизнь. Интервью на этом закончится, теперь уже он будет рассказывать, как кто-то видел Путина, и тем самым сделал свое существование осмысленным. В общем, обидно. И, чего уж там, велик соблазн оказаться крутым в этих глазах, и сказать, что да, видел, вот как тебя, на соседних креслах летели. Но эти глаза, полные водки, так просто не проведешь. Он задаст тебе тестовый вопрос: «А правда, что Путин и Кабаева женаты?». Это уже выше всего, тебе насрать, кто с кем спит, о чем уже и сообщаешь. И после этого оказывается, что ты единственный в этой компании не знаешь, что да, женаты. Неясным остается лишь один момент - женился он после развода, или все-таки до.
Но пройдет время. Тебе простят твою неосведомленность, специально посмотрят по телевизору пару твоих материалов, поймут ровно то, что хотели понять, а не то, что ты рассказывал. Сядут, приобнимут эдак ласково, и скажут: «А вот есть тема отличная, не хочешь сюжет снять?». Многие уверены, что ты работаешь в телевизоре и снимаешь всякую херню лишь потому, что сам идиот и не знаешь, что должны снимать нормальные пацаны. Врожденная вежливость тебе не дает послать подальше собеседника, который увлеченно рассказывает тебе про какого-то пацана, который что-то там. «Ну че, интересно тебе?». Тебе неинтересно, но объяснять нет сил. Тебя может хватить разве что на ответную попытку. «А ты кто по профессии?» - «Я автослесарь» - «А вот там, у подъезда, стоит машина разбитая, почему ты ее не починишь». Ну, тут ты полный дурак, конечно же, потому что он чинит машины только за деньги. То, что ты работаешь тоже за деньги, и за эти деньги от тебя много чего хотят те, кто эти деньги тебе платит - доходит до собеседника с вероятностью 50/50.
Проходит еще какое-то время. К тебе перестают подкатывать с разными сомнительными предложениями. Отчасти из уважения, отчасти - из презрения. И вот наступает в твоей жизни момент, когда ты слышишь самые главные слова. Их произносит все тот же автослесарь, друг друзей и родственник родственников. Вы их наверняка уже слышали. Итак: «все журналисты - продажные сволочи».
Эти слова вызывают у вас чувства сродни тем, что испытывает негр, которому протягивают банан. Душа требует исторической справедливости и вы требуете отчета - кого конкретно сумел купить оратор, и за какую сумму. Оратор, не исключено, поймет, что допустил бестактность, заговорив о веревке в присутствии повешенного. «Не, ну ты, конечно, парень нормальный, но вот остальные - полное говно». Кто, например, требует ваша душа отчета. И тут начинаются перечисления в диапазоне от «Форта Байяр» до «Реальных пацанов». Попытаться объяснить, что все это к тебе и к профессии не имеет никакого отношения бессмысленно. Но тема развивается, и ты узнаешь, что единственный, кому вообще в телевизоре можно доверять - это Аркадий Мамонтов. «Вот он вообще по-чесноку все говорит».
И тут твое бедное сердце не выдерживает - и ты даешь себе слово никогда больше не появляться в этой компании. И пусть друзья друзей тебя не поймут, а родственники родственников станут считать зазнавшейся скотиной. Собственно, они и раньше так считали, но теперь ты дал им все основания так говорить о тебе вслух.
И только в родном фейсбуке, состоящем на три четверти их таких же как ты, тебе будут рады и всегда поймут.
Или не поймут.
* * * * * *
"Государство пришло в нашу спальню. Государство пришло в нашу детскую.
Я все жду, когда оно пойдет к нам в сортир."
На НТВ "Школа злословия". Говорят о детских книгах. Исключительно рекомендую.
* * * * *
"Шаланды, полные хинкали..." (с)
***
Сентиментальные поступки средней степени тяжести.
Это когда ты стоишь такой вот паскудной осенью под балконами, с веток за шиворот капает какая-то мерзость, кроссовки промокли несмотря на фирмовую гарантию, и в окне на нужном этаже вроде какая-то движуха происходит, но сослепу не разобрать.
И вот ты стоишь, и даже сам не знаешь, для чего это делаешь, потому что черт его знает, как там к тебе наверху относятся; и на самом верху, за обложившими небо тучами, где сидит тот парень и определяет пипеткой количество заслуженной тобой везухи, и то ли с дождем все это дано будет, то ли просто нет никакого парня, приходите завтра; но и на том верху, который пониже, на нужном этаже, и это отношение, кажется, даже поважнее. Но его и сложнее просчитать.
Дурацкий букет в руках превращается в нечто, которое, конечно уж, вручать нельзя ни при каких обстоятельствах, но и выбросить отчего-то рука не разжимается, потому что в этих стеблях единственное осязаемое тобой чувство, предметное, а не так, чтобы подслеповато щуриться вверх, пытаясь понять, а какой смысл в том, чтобы вот так вот стоять прямо здесь.
Кто-то вышел на балкон покурить, и по брошенному бычку понятно становится, что никому до тебя нет никакого, даже самого праздного интереса. Букет мягко шлепает в грязь, и сам ты чуть не шлепаешься вслед за ним, смотришь на часы, остается совсем ничего до последней электрички, а ты еще даже не думал, как добираться потом до дома.
На платформе уже совсем по книжному бросаешь последний взгляд, откуда в соответствии с каноническим текстом могла бы и появиться; но все это уходит в кислый свисток поезда, облезлый дермантин сидений пророчествует воспаление легких, бомж в другом конце вагона неприятно напоминает, что все люди, в общем-то равны. И ты едешь, ни капельки не ощущая увеличивающегося расстояния, потому что так далеко от другого человека еще бывать не приходилось.
** * * ** * * *
Только что герой попросил удостоверение, подтверждающее, что мы работаем там, где работаем.
А то, говорит, ЛайфНьюс повадилось под видом Москвы24 приезжать.
* * * * * *
По случаю чего-то глубоко национального меня сегодня остановили на предмет тайного экстремизма.
Ну а собственно, почему нет. Иду я такой, весь под ноль стриженый, с бородой казачьего есаула (хучь в православные хоругвеносцы записывайся), счастливый от того, что на работу. Весь в черном, к тому же. Озираюсь (и кто меня там поймет - в поисках ли точки продажи толерантной шаурмы, или оной же шаурмыпродавца).
Как не остановить.
А останавливают меня те ребята, которым толковать про пионерское прошлое, интернационализм и мир во всем мире бессмысленно. Даже то, что я родился в День юного героя-антифашиста не спасет.
С какой целью в город выбрались, уважаемый, спрашивают. А как тут объяснишь, что на работу. А главное, я очень четко помню, что паспорт лежит дома на тумбочке и радуется. И тут весьма кстати пресс-карта "Эксперт-ТВ" в кошельке оказалось. Конечно, слегка просрочена. Но главное, что там я - идентифицируемо бородат ну и ПРЕССА крупными буквами по периметру.
Отпустили убогого.
Кстати, раз уж выпал случай. Боженька, а можно тебя попросить, чтобы на работу в полицию не брали людей с лицами, которым не то что собственную безопасность, а даже чемодан на полчаса посторожить не доверишь, а?
С праздником, сограждане, что бы он ни означал.
* * * * * *
"Специально обученный горьким опытом человек" (с)
* * * * *
Только что впервые в своей жизни снимался в кино.
И сразу серьезная роль.
Начальник полицейского участка в Бельгии.
Роль немногословная, зато с богатой внутренней драматугией, полемичная и противоречивая.
Режиссер остался доволен, обещал секунд десять меня оставить.
Считаю, успех.
Ну и жду новых предложений. Опыт есть.