О массовой депортации поляков в Пермский край в сталинские годы
Моя подруга Елена Михалик пишет о малоизвестных страницах пермской истории: массовой депортации поляков на уральские земли в сталинские годы.
"Последние три года одним из основных направлений моей научной работы является исследование воспоминаний поляков, в годы сталинских репрессий депортированных в Прикамье. Обратившись к мемуарам ссыльных, я, никогда раньше не занимавшаяся«локальными текстами», обнаружила в польской литературе свои «уральские» и «пермские» мифы, практически неизвестные отечественным исследователям. Взяться за изучение текстов воспоминаний меня побудила встреча с известным польским резчиком по дереву, профессором Варшавской Академии Изящных Искусств, Станиславом Кулоном. Его книга воспоминаний «Z ziemipolskiej do Polski» («С польской земли в Польшу»), посвященная пребыванию на Урале, произвела на меня очень сильное впечатление, и стала первым польским источником, с которым я начала работать. В своей книге Кулон рассказывает о депортации в феврале 1940-го года своей семьи на Урал,подробно описывает тяжелейшие условия жизни в неволе, делится своими впечатлениями об укладе российской жизни, россиянах. Книгу сопровождают карандашные рисунки, созданные в характерной для Кулона примитивистской манере. Позднее рисунки эти легли в основу цикла барельефов «Крестный путь», представляющего различные этапы «уральской каторги», во время которой погибла большая часть семьи художника.
После книги Кулона я прочла несколько десятков воспоминаний ссыльных. Они существенно разнились по объему (от 1-2 страничек, до 100 и более), по своим художественным достоинствам, композиции, стилю, эмоциональному настрою. Авторами их были самые разные люди: мужчины, женщины, представители разных социальных групп, люди разных возрастов и разного жизненного опыта. Подобное разнообразие делало картину уральской ссылки особенно яркой, выпуклой, многомерной, позволяло представить себе не только чудовищность репрессий, но и их грандиозный размах.
Для меня полученные сведения были новыми, неожиданными, интересными, но одновременно травмирующими. Казалось удивительным, что я, человек с высшим образованием и ученой степенью, не имела о репрессиях в отношении поляков ровным счётом никакого представления. Если о депортациях в годы сталинизма чеченцев, крымских татар и поволжских немцев мне было известно, то словосочетание «ссылка поляков» вызывала ассоциации исключительно с 19 веком. В лучшем случае вспоминались «Записки из мертвого дома» и «Соборяне», где фигурировали какие-то малосимпатичные польские ссыльные, тогда как в 40-е годы ХХ века в одну только Пермскую (Молотовскую) область из восточных областей Польши было насильно вывезено более 10 тысяч поляков. Значительная часть из них погибла здесь от голода, холода, болезней, и невыносимых условий труда. По моему глубокому убеждению, без знания и осознания этого исторического факта невозможно понять причины царящего в польско-российских отношениях отчуждения и напряженности.
Важно пояснить, что в самой Польше правда о советских депортациях долгие годы замалчивалась. Она стала широко освещаться сравнительно недавно, начиная с середины 80-х годов ХХ века. Поэтому, несмотря на прошедшие со времени депортаций семь десятков лет, в польском общественном сознании тема сталинских репрессий продолжает быть актуальной, воспринимается как современная и злободневная. Ещё живы участники событий, выходят всё новые воспоминания, снимаются документальные и художественные фильмы. Пережитая национальная травма ищет выхода, и полякам очень важно чувствовать интерес к их трагическому опыту именно со стороны россиян. Когда я занялась этой темой и стала встречаться с людьми, пережившими уральскую ссылку, мне казалось, что я буду постоянно сталкиваться с неприязненным отношением, что я услышу какие-то обвинения в свой адрес, в адрес россиян. Реальность оказалась иной. Бывшие ссыльные были благодарны мне за мой интерес, за желание рассказать их истории, многие из которых не публиковались ранее даже на польском языке. Они готовы были предоставить мне любые имеющиеся в их распоряжении материалы, чтобы подтвердить правдивость собственных рассказов. Вместе со Станиславом Кулоном я по огромной, разложенной на столе, карте СССР прослеживала путь маленького польского сироты из Кудымкара в Пермь, затем по Каме и Волге к Ростову-на-Дону, и дальше к польско-советской границе.
Большую помощь в моих поисках оказывали и сотрудники фонда «Карта». Oрганизации, целью которой является сбор письменных и устных свидетельств участников различных исторических событий ХХ века, в том числе жертв сталинских репрессий. Уверена, что огромные архивы, собранные сотрудниками «Карты» и Институтом Национальной Памяти (InstytutPamięciNarodowej), обязательно дождутся своих российских исследователей, поскольку в установлении исторической правды и сохранении памяти о ней наша страна нуждается ничуть не меньше, чем Польша. "
"Последние три года одним из основных направлений моей научной работы является исследование воспоминаний поляков, в годы сталинских репрессий депортированных в Прикамье. Обратившись к мемуарам ссыльных, я, никогда раньше не занимавшаяся«локальными текстами», обнаружила в польской литературе свои «уральские» и «пермские» мифы, практически неизвестные отечественным исследователям. Взяться за изучение текстов воспоминаний меня побудила встреча с известным польским резчиком по дереву, профессором Варшавской Академии Изящных Искусств, Станиславом Кулоном. Его книга воспоминаний «Z ziemipolskiej do Polski» («С польской земли в Польшу»), посвященная пребыванию на Урале, произвела на меня очень сильное впечатление, и стала первым польским источником, с которым я начала работать. В своей книге Кулон рассказывает о депортации в феврале 1940-го года своей семьи на Урал,подробно описывает тяжелейшие условия жизни в неволе, делится своими впечатлениями об укладе российской жизни, россиянах. Книгу сопровождают карандашные рисунки, созданные в характерной для Кулона примитивистской манере. Позднее рисунки эти легли в основу цикла барельефов «Крестный путь», представляющего различные этапы «уральской каторги», во время которой погибла большая часть семьи художника.
После книги Кулона я прочла несколько десятков воспоминаний ссыльных. Они существенно разнились по объему (от 1-2 страничек, до 100 и более), по своим художественным достоинствам, композиции, стилю, эмоциональному настрою. Авторами их были самые разные люди: мужчины, женщины, представители разных социальных групп, люди разных возрастов и разного жизненного опыта. Подобное разнообразие делало картину уральской ссылки особенно яркой, выпуклой, многомерной, позволяло представить себе не только чудовищность репрессий, но и их грандиозный размах.
Для меня полученные сведения были новыми, неожиданными, интересными, но одновременно травмирующими. Казалось удивительным, что я, человек с высшим образованием и ученой степенью, не имела о репрессиях в отношении поляков ровным счётом никакого представления. Если о депортациях в годы сталинизма чеченцев, крымских татар и поволжских немцев мне было известно, то словосочетание «ссылка поляков» вызывала ассоциации исключительно с 19 веком. В лучшем случае вспоминались «Записки из мертвого дома» и «Соборяне», где фигурировали какие-то малосимпатичные польские ссыльные, тогда как в 40-е годы ХХ века в одну только Пермскую (Молотовскую) область из восточных областей Польши было насильно вывезено более 10 тысяч поляков. Значительная часть из них погибла здесь от голода, холода, болезней, и невыносимых условий труда. По моему глубокому убеждению, без знания и осознания этого исторического факта невозможно понять причины царящего в польско-российских отношениях отчуждения и напряженности.
Важно пояснить, что в самой Польше правда о советских депортациях долгие годы замалчивалась. Она стала широко освещаться сравнительно недавно, начиная с середины 80-х годов ХХ века. Поэтому, несмотря на прошедшие со времени депортаций семь десятков лет, в польском общественном сознании тема сталинских репрессий продолжает быть актуальной, воспринимается как современная и злободневная. Ещё живы участники событий, выходят всё новые воспоминания, снимаются документальные и художественные фильмы. Пережитая национальная травма ищет выхода, и полякам очень важно чувствовать интерес к их трагическому опыту именно со стороны россиян. Когда я занялась этой темой и стала встречаться с людьми, пережившими уральскую ссылку, мне казалось, что я буду постоянно сталкиваться с неприязненным отношением, что я услышу какие-то обвинения в свой адрес, в адрес россиян. Реальность оказалась иной. Бывшие ссыльные были благодарны мне за мой интерес, за желание рассказать их истории, многие из которых не публиковались ранее даже на польском языке. Они готовы были предоставить мне любые имеющиеся в их распоряжении материалы, чтобы подтвердить правдивость собственных рассказов. Вместе со Станиславом Кулоном я по огромной, разложенной на столе, карте СССР прослеживала путь маленького польского сироты из Кудымкара в Пермь, затем по Каме и Волге к Ростову-на-Дону, и дальше к польско-советской границе.
Большую помощь в моих поисках оказывали и сотрудники фонда «Карта». Oрганизации, целью которой является сбор письменных и устных свидетельств участников различных исторических событий ХХ века, в том числе жертв сталинских репрессий. Уверена, что огромные архивы, собранные сотрудниками «Карты» и Институтом Национальной Памяти (InstytutPamięciNarodowej), обязательно дождутся своих российских исследователей, поскольку в установлении исторической правды и сохранении памяти о ней наша страна нуждается ничуть не меньше, чем Польша. "