К этой Дате.
Я всё-таки нашёл самойловские "Ближние страны". Очень в тему наступающего дня. Почитайте, если не лень. Это очень хорошие и очень правдивые стихи.
Человечек сидит у обочины,
Настороженный, робкий, всклокоченный.
Дремлет. Ёжится. Думает. Ждёт.
Скоро ль кончится эта Вторая
Мировая война?
Не сгорая,
Над Берлином бушует закат.
Канонада то громче, то глуше...
- Матерь Божья, спаси наши души,
Матерь Божья, помилуй солдат.
Ночью шли по дороге войска.
И шоссейка, как зал после бала,
Неуютна, длинна и пуста:
Банки, гильзы, остатки привала.
Сквозь шпалеры деревьев устало
Льётся наискось странный, двойной
Свет, рождённый зарёй и войной.
Сон глаза порошит, словно снег.
Человечек вздремнул у кювета.
Вдруг - машина, солдаты.
А это
Кто такой?
- Да никто. Человек. -
Щекотнул папиросный дымок.
Итальянец и сам бы не мог
Дать ответ на вопрос откровенный.
Он - никто: ни военный, ни пленный.
Ни гражданский. Нездешний. Ничей.
Приоткрыв свои веки усталые,
Он покорно лепечет: "Италия!"
Лёшка Быков, насмешник и хват,
Молча скинул с плеча автомат,
Снял котомку, где пара портянок,
Старый песенник, соль в узелке
И портреты крестьян и крестьянок
Запеленаты в чистом платке,
Целлулоидный воротничок,
Нитки, мыло, табак и так далее.
- На, бери, заправляйся, Италия!
Хлеба нету, одни сухари.
Ничего, не стесняйся, бери. -
Страх прошёл. Итальянец встаёт
И лопочет с комичным поклоном.
Старшина говорит:
- Ну и клоун! -
Тут и впрямь начинается цирк.
Итальянец, незнамо откуда,
Вынул зеркальце, бритву, посуду,
Оселок, помазок. Чирк да чирк!
И ребята моргнуть не успели,
Как, буквально в секунду одну,
итальянец побрил старшину.
- Ну и парень, - сказал старшина.
На шоссе загудела машина.
И опять от предместий Берлина
Донеслась канонадой война.
Было холодно. Мутно. Пустынно.
К небесам устремляя свой взгляд,
Итальянец шептал исступлённо:
- О, спаси наши души, Мадонна!
Матерь Божья, помилуй солдат!
Рассветало. Обычное утро,
Не зависимое от войны.
Мы слонялись без дела по хутору,
Мы до вечера были вольны
И не думали, что будет вечером.
Скучновато казалось разведчикам...
Немцев не было. Дом был пустой.
Дом просторный. Покрыт черепицей.
Двор квадратный. Сараи. Хлева.
Всё добротное - бороны, плуги...
А над нами текла синева.
Тучки плыли, как белые струги,
И весна предъявляла права.
Мы на солнышке грелись. И вдруг
В воротах показалась корова.
Не спеша огляделась вокруг.
Удивилась. Моргнула глазами.
И понюхала воздух.
Мой друг
Старшина засмеялся: здорово!
И тогда обернулась корова
И мыча простодушное "му!"
Осторожно шагнула к нему.
- Ишь, признала! Нашла земляка! -
Мы смеялись, держась за бока,
А корова мычала простецки
И глазами моргала по-детски.
Старшина усмехнулся хитро:
- Сопляки. Не понять вам скотину! -
Он поднялся, забрался в машину
И достал для чего-то ведро.
А корова уже поняла
И поближе к нему подошла.
И доверчиво и благодарно
Перед ним замычала она,
Предлагая свои вымена.
Мы затихли. Струя молока
свежим звуком ударила в днище,
И в ведро потекло молочище,
Воркоча и пузырясь слегка,
Как ручей, как поток, как река...
Мы почтительно встали кругом,
И никак не могли наглядеться,
И дышали парным молоком,
Тёплым запахом дома и детства,
Пьяным запахом пота, земли,
Разнотравья, ветров и соломы...
Было тихо. И только вдали
Вновь прошли орудийные громы.
Вечер. Снова слегка моросит.
В доме, возле переднего края,
Мы сидим, шестерых провожая
На заданье. Задача ясна.
- Ну, валяйте, - сказал старшина.
- Перекурим, - сказали ребята.
Вдоль стены разместились горбато
Угловатые тени. Свеча
Их качала. И тени курили
Тень табачного дыма, с плеча
Не снимая теней автомата.
- Ну, валяйте! - сказал старшина. -
Зря не суйтесь! Обратно - к рассвету,
В два пятнадцать мы пустим ракету...
Вышли. Ночь не казалась темна.
Мгла была лиловатой от зарев,
От сухих дальнобойных зарниц,
От бесшумных прожекторных бликов.
- Ну, давай попрощаемся, Быков!
До свиданья.
- Прощай!
(Я сказал:
"До свиданья". - "Прощай", - он ответил.)
Моросило. Стучал пулемёт -
Немец ночь решетил с перепугу.
Шесть теней уходили по лугу,
Чуть пригнувшись, цепочкой, вперёд...
- Ты чего? - вдруг спросил старшина.
- Ничего
За деревьями где-то
В небесах расплескалась ракета,
Свет разлился холодный, нагой,
Чем-то схожий с зелёной фольгой.
Тени плыли бесшумно и низко...
Где-то рядом смеялась связистка,
Балагурил весёлый басок.
- Ну, ступай. Отдохнул бы часок.
Быков должен вернуться к рассвету.
В два пятнадцать мы пустим ракету. -
Ночь вокруг не казалась темна.
Становилось прохладно и сыро.
- Между прочим, - сказал старшина, -
Дней пяток остаётся до мира...
...Я ночую в разрушенном доме
С изреченьем в ореховой рамке:
"Здесь ты дома, оставь все заботы".
Здесь я дома... На улице танки
Громыхают, гудят самолёты,
Дом разрушен, и пулей пробита
Эта заповедь чуждого быта.
За стеной, чтобы нас не тревожить,
Осторожно рыдает хозяйка.
Муж её, лысоватый мужчина,
Перепуган, хотя и не слишком.
У него есть на это причина:
Он запасся полезным письмишком -
На обычном тетрадном листочке
Три-четыре корявые строчки:
"Этот немец, Фриц Прант, разбомблённый,
Был хороший, не делал худого.
Я жила у них. Оля Козлова".
Этот немец Фриц Прант Разбомблённый
Предложил мне дурного винишка
И заботливо спрятал письмишко.
Я улёгся на старом диване.
Чёрт с ним, с Прантом. Не вредно соснуть.
Ночь бомбило. Мне снилась бомбёжка...
...Три часа. Возвратился ли Лёшка?
Ждём в окопчике... Ждём. Небосвод
Чуть светлей. Бой смещается к югу...
Пять теней возвращались по лугу,
Чуть пригнувшись, цепочкой, вперёд.
Лёшки Быкова не было.
***
Monat Mai! Месяц май!
И над нами
Небеса без конца и без края.
Лейб-гвардейские рощи в Подсдаме
Блещут всей амуницией мая.
Отдых!Отдых! Стоим у дороги,
Дышим запахом листьев и влаги,
Перед нами на длинной дороге -
Люди, люди, и флаги, и флаги
Всех цветов, и расцветок, и наций.
Как во время больших демонстраций.
Поглядим, что такое там, братцы,
Почему это у поворота
Собираются толпы народа?
Я увидел слепого тирольца.
Он стоял на шоссе без улыбки,
И дрожащим смычком, осторожно,
Он пиликал на маленькой скрипке.
И никто из прохожих-проезжих
Устоять перед скрипкой не мог:
Так звучал простодушный и нежный
Старомодный тирольский вальсок.
Что за музыка, музыка, музыка!
(Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!)
Вон с поляком танцует француженка,
Посмотри на неё, посмотри!
Долговязый голландец с бельгийкою,
Со словацкой девчонкой - хорват,
С нашей девушкой круглоликою -
Бывший пленный французский солдат.
Эта музыка! Ах, эта музыка!
Так и манит сплясать налегке.
Пляшет парень в забавном картузике,
Пляшет девушка в пёстром платке.
Так всё просто, открыто, доверчиво,
Так откинута прядь на висок.
Что ж, давайте кружиться до вечера
Под старинный тирольский вальсок.
(О, быть может, без умысла злого,
А вот так же, как этот вальсок,
Пресловутый напев крысолова
Всех детей за собою увлёк.
Может, злобные бюргеры Гаммельна
Подозреньем смутили умы,
Может, всё нам сказали неправильно,
Чтоб не верили музыке мы.)
Если кому-то станет интересно - попробуйте почитать сами, там больше. К сожалению, текст не копируется, так что даю ссылку:
http://fictionbook.ru/author/david_samoyilov/shumit_ne_umolkaya_pamyat_dojd/read_online.html?page=11
Человечек сидит у обочины,
Настороженный, робкий, всклокоченный.
Дремлет. Ёжится. Думает. Ждёт.
Скоро ль кончится эта Вторая
Мировая война?
Не сгорая,
Над Берлином бушует закат.
Канонада то громче, то глуше...
- Матерь Божья, спаси наши души,
Матерь Божья, помилуй солдат.
Ночью шли по дороге войска.
И шоссейка, как зал после бала,
Неуютна, длинна и пуста:
Банки, гильзы, остатки привала.
Сквозь шпалеры деревьев устало
Льётся наискось странный, двойной
Свет, рождённый зарёй и войной.
Сон глаза порошит, словно снег.
Человечек вздремнул у кювета.
Вдруг - машина, солдаты.
А это
Кто такой?
- Да никто. Человек. -
Щекотнул папиросный дымок.
Итальянец и сам бы не мог
Дать ответ на вопрос откровенный.
Он - никто: ни военный, ни пленный.
Ни гражданский. Нездешний. Ничей.
Приоткрыв свои веки усталые,
Он покорно лепечет: "Италия!"
Лёшка Быков, насмешник и хват,
Молча скинул с плеча автомат,
Снял котомку, где пара портянок,
Старый песенник, соль в узелке
И портреты крестьян и крестьянок
Запеленаты в чистом платке,
Целлулоидный воротничок,
Нитки, мыло, табак и так далее.
- На, бери, заправляйся, Италия!
Хлеба нету, одни сухари.
Ничего, не стесняйся, бери. -
Страх прошёл. Итальянец встаёт
И лопочет с комичным поклоном.
Старшина говорит:
- Ну и клоун! -
Тут и впрямь начинается цирк.
Итальянец, незнамо откуда,
Вынул зеркальце, бритву, посуду,
Оселок, помазок. Чирк да чирк!
И ребята моргнуть не успели,
Как, буквально в секунду одну,
итальянец побрил старшину.
- Ну и парень, - сказал старшина.
На шоссе загудела машина.
И опять от предместий Берлина
Донеслась канонадой война.
Было холодно. Мутно. Пустынно.
К небесам устремляя свой взгляд,
Итальянец шептал исступлённо:
- О, спаси наши души, Мадонна!
Матерь Божья, помилуй солдат!
Рассветало. Обычное утро,
Не зависимое от войны.
Мы слонялись без дела по хутору,
Мы до вечера были вольны
И не думали, что будет вечером.
Скучновато казалось разведчикам...
Немцев не было. Дом был пустой.
Дом просторный. Покрыт черепицей.
Двор квадратный. Сараи. Хлева.
Всё добротное - бороны, плуги...
А над нами текла синева.
Тучки плыли, как белые струги,
И весна предъявляла права.
Мы на солнышке грелись. И вдруг
В воротах показалась корова.
Не спеша огляделась вокруг.
Удивилась. Моргнула глазами.
И понюхала воздух.
Мой друг
Старшина засмеялся: здорово!
И тогда обернулась корова
И мыча простодушное "му!"
Осторожно шагнула к нему.
- Ишь, признала! Нашла земляка! -
Мы смеялись, держась за бока,
А корова мычала простецки
И глазами моргала по-детски.
Старшина усмехнулся хитро:
- Сопляки. Не понять вам скотину! -
Он поднялся, забрался в машину
И достал для чего-то ведро.
А корова уже поняла
И поближе к нему подошла.
И доверчиво и благодарно
Перед ним замычала она,
Предлагая свои вымена.
Мы затихли. Струя молока
свежим звуком ударила в днище,
И в ведро потекло молочище,
Воркоча и пузырясь слегка,
Как ручей, как поток, как река...
Мы почтительно встали кругом,
И никак не могли наглядеться,
И дышали парным молоком,
Тёплым запахом дома и детства,
Пьяным запахом пота, земли,
Разнотравья, ветров и соломы...
Было тихо. И только вдали
Вновь прошли орудийные громы.
Вечер. Снова слегка моросит.
В доме, возле переднего края,
Мы сидим, шестерых провожая
На заданье. Задача ясна.
- Ну, валяйте, - сказал старшина.
- Перекурим, - сказали ребята.
Вдоль стены разместились горбато
Угловатые тени. Свеча
Их качала. И тени курили
Тень табачного дыма, с плеча
Не снимая теней автомата.
- Ну, валяйте! - сказал старшина. -
Зря не суйтесь! Обратно - к рассвету,
В два пятнадцать мы пустим ракету...
Вышли. Ночь не казалась темна.
Мгла была лиловатой от зарев,
От сухих дальнобойных зарниц,
От бесшумных прожекторных бликов.
- Ну, давай попрощаемся, Быков!
До свиданья.
- Прощай!
(Я сказал:
"До свиданья". - "Прощай", - он ответил.)
Моросило. Стучал пулемёт -
Немец ночь решетил с перепугу.
Шесть теней уходили по лугу,
Чуть пригнувшись, цепочкой, вперёд...
- Ты чего? - вдруг спросил старшина.
- Ничего
За деревьями где-то
В небесах расплескалась ракета,
Свет разлился холодный, нагой,
Чем-то схожий с зелёной фольгой.
Тени плыли бесшумно и низко...
Где-то рядом смеялась связистка,
Балагурил весёлый басок.
- Ну, ступай. Отдохнул бы часок.
Быков должен вернуться к рассвету.
В два пятнадцать мы пустим ракету. -
Ночь вокруг не казалась темна.
Становилось прохладно и сыро.
- Между прочим, - сказал старшина, -
Дней пяток остаётся до мира...
...Я ночую в разрушенном доме
С изреченьем в ореховой рамке:
"Здесь ты дома, оставь все заботы".
Здесь я дома... На улице танки
Громыхают, гудят самолёты,
Дом разрушен, и пулей пробита
Эта заповедь чуждого быта.
За стеной, чтобы нас не тревожить,
Осторожно рыдает хозяйка.
Муж её, лысоватый мужчина,
Перепуган, хотя и не слишком.
У него есть на это причина:
Он запасся полезным письмишком -
На обычном тетрадном листочке
Три-четыре корявые строчки:
"Этот немец, Фриц Прант, разбомблённый,
Был хороший, не делал худого.
Я жила у них. Оля Козлова".
Этот немец Фриц Прант Разбомблённый
Предложил мне дурного винишка
И заботливо спрятал письмишко.
Я улёгся на старом диване.
Чёрт с ним, с Прантом. Не вредно соснуть.
Ночь бомбило. Мне снилась бомбёжка...
...Три часа. Возвратился ли Лёшка?
Ждём в окопчике... Ждём. Небосвод
Чуть светлей. Бой смещается к югу...
Пять теней возвращались по лугу,
Чуть пригнувшись, цепочкой, вперёд.
Лёшки Быкова не было.
***
Monat Mai! Месяц май!
И над нами
Небеса без конца и без края.
Лейб-гвардейские рощи в Подсдаме
Блещут всей амуницией мая.
Отдых!Отдых! Стоим у дороги,
Дышим запахом листьев и влаги,
Перед нами на длинной дороге -
Люди, люди, и флаги, и флаги
Всех цветов, и расцветок, и наций.
Как во время больших демонстраций.
Поглядим, что такое там, братцы,
Почему это у поворота
Собираются толпы народа?
Я увидел слепого тирольца.
Он стоял на шоссе без улыбки,
И дрожащим смычком, осторожно,
Он пиликал на маленькой скрипке.
И никто из прохожих-проезжих
Устоять перед скрипкой не мог:
Так звучал простодушный и нежный
Старомодный тирольский вальсок.
Что за музыка, музыка, музыка!
(Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!)
Вон с поляком танцует француженка,
Посмотри на неё, посмотри!
Долговязый голландец с бельгийкою,
Со словацкой девчонкой - хорват,
С нашей девушкой круглоликою -
Бывший пленный французский солдат.
Эта музыка! Ах, эта музыка!
Так и манит сплясать налегке.
Пляшет парень в забавном картузике,
Пляшет девушка в пёстром платке.
Так всё просто, открыто, доверчиво,
Так откинута прядь на висок.
Что ж, давайте кружиться до вечера
Под старинный тирольский вальсок.
(О, быть может, без умысла злого,
А вот так же, как этот вальсок,
Пресловутый напев крысолова
Всех детей за собою увлёк.
Может, злобные бюргеры Гаммельна
Подозреньем смутили умы,
Может, всё нам сказали неправильно,
Чтоб не верили музыке мы.)
Если кому-то станет интересно - попробуйте почитать сами, там больше. К сожалению, текст не копируется, так что даю ссылку:
http://fictionbook.ru/author/david_samoyilov/shumit_ne_umolkaya_pamyat_dojd/read_online.html?page=11