(no subject)
Суббота - новые стихи.
«Драма первой любви».
***
Меня волнуют темы те же,
И нынче чаще, а не реже
Касаюсь я подобных тем -
Всех этих "Кто я?" и "Зачем?"
И точно так же я стенала,
Когда я только начинала.
И хоть прошло сто тысяч лет,
Не отыскала я ответ.
Казалось, носом землю рыла,
Но тему так и не закрыла.
Тьму умных книжек подняла,
Но ничего не поняла.
Ландшафт и время - всё менялось,
И я жила, не уклонялась,
И не пыталась избежать
Того, сего, и прочь сбежать.
И мой вопрос весьма избитый -
Он и сейчас вопрос открытый.
А вдруг мне вовсе ни к чему
Понять зачем и почему,
А вдруг закрыть вопрос ответом,
Как затворить окошко летом.
А вдруг вопросы все решить,
Как дом свой воздуха лишить.
***
Почему так печально кончается
Всё у всех, залетевших сюда?
Кто-то с кем-то вначале встречается,
Чтоб расстаться потом навсегда.
Ну а коль всё известно заранее,
Коль угадано всё наперёд,
То зачем же тогда мироздание
Нас так зА душу цепко берёт?
То зачем же тогда эти песенки
Из созвучий, легчайших на вес,
Для чего невесомые лесенки
Небожитель спускает с небес -
Эти лесенки слов, что качаются
Там, где ветер, где дождь моросит,
Где всё то, что вовек не кончается
Временами под счастье косит?
***
Ну что поделать? Счастье врёт.
Ну что поделать? Счастье - липа.
Но обожаем мы до всхлипа
Весенней липы терпкий мёд.
Ну что поделать? Счастье - дичь.
Но эту дичь несёт влюблённый.
Внемли ей, счастьем озарённый,
И не пытайся суть постичь.
Ну что поделать? Счастье - вздор,
Фантом, иллюзия, афёра,
Но от таинственного флёра
Не отвести счастливый взор.
***
А музыку бессмертную играть
Способен тот, чья участь умирать.
Способны тленных, бренных тварей руки
Извлечь неумирающие звуки.
И заглянувший в этот мир на срок -
Он сотворить бессмертный опус смог -
Ту музыку, что хоть и вечно длится,
Бессмертием не может поделиться
Ни с тем, кто это чудо сотворил,
Ни с тем, кто, внемля чуду, воспарил.
***
Мне для стихов причина не нужна.
Достаточно того, что я живая
И трепещу, как капля дождевая,
Что воздухом сырым окружена.
Что трепещу? - Ума не приложу.
А впрочем, разве жизнь - не страх и трепет?
А вдруг звезду мне жёлтую налепит
Судьба-злодейка. Вот я и дрожу.
Куда ни глянь - всё повод для стиха,
Для исповеди или для боязни.
Куда ни глянь - всё маленькие казни
Надежд и мечт, к которым жизнь глуха.
Ну чем не повод, чтоб, раскрыв тетрадь,
Ждать, что слова в таком порядке встанут,
Что на любой вопрос ответом станут,
Или вопрос помогут мне задать.
***
Кругом сплошное бескорыстье.
Чего хотят, к примеру, листья,
Когда под ветром шелестят,
Сияют и росой блестят?
Чего хотят, к примеру, блики?
Какой секретный план великий
Вынашивает каждый блик,
Меняя место каждый миг?
Что вешний ветер замышляет,
Когда меж ветками шныряет?
Какие тайные дела,
Тропа, которая вела
Меня, в тихую провернула,
Когда тишком в овраг нырнула?
О как прекрасно в их кругу!
А вдруг я тоже так могу,
А вдруг и мне похвал не надо -
Стишок придумала и рада,
На свет явилась и гощу,
Под солнцем места не ищу.
Живя с душою нараспашку,
Не жду, что мне дадут поблажку,
Иль что-то ценное дадут
За мой миражный сладкий труд.
***
Какое счастье! Всюду непонятки,
И мир земной со мной играет в прятки
И разные загадки задаёт,
И времени подумать не даёт.
А непонятки на пробел похожи,
И так волнуют, что мороз по коже.
И всё же пусть останется пробел,
Чтоб в нём сияло небо, ветер пел.
И всё же пусть останется прореха.
Она важнее, чем любая веха,
Поскольку безымянна и пуста.
Она - подобье чистого листа,
Лакуны и пролома, и просвета,
Пространство для счастливого ответа.
***
Пора удариться в бега.
Вот только бедная нога
В снегу размокшем вязнет, вязнет,
А воздух вешний дразнит, дразнит,
Хмельной и сладкий, как нуга.
И тянет что-то поменять,
И что-то срочно предпринять,
На что-то дерзкое решиться,
А завершится, завершится
Стишком, что сладко сочинять
Про то, про это, про побег,
Про вешний ноздреватый снег.
-----------------------------------------------
Драма первой любви
Моё становление проходило под воздействием бабулиных лозунгов. Бабуля моя, будучи педагогом по образованию, всегда имела какой-нибудь лозунг наготове. Любимыми были такие: "Не можешь - научим. Не хочешь - заставим", "Действуй через не могу, через не хочу", "Любишь кататься, люби и саночки возить" и особенно актуальный для сегодняшнего рассказа - "Береги честь смолоду". И я ее берегла. Еще как берегла.
Когда мне было четырнадцать лет в моей жизни появился черноглазый, черноволосый Натан, который был старше меня на целых семь лет. Появился он летом в Гаграх, куда мы с мамой и отчимом ездили несколько лет подряд. Снимали мы комнату у одной и той же хозяйки, так что виделись часто. И при каждой встрече сердце мое билось все чаще, а Натан все чаще останавливал на мне взгляд своих темных бархатных (так, кажется, говорят) глаз. Кончилось тем, что он стал помогать мне извлекать квадратный корень. Так как моя легкомысленная мама решила задержаться на море на две недели сентября, то я опаздывала в школу, где как раз в это время проходили извлечение корня. Вряд ли я что-нибудь усвоила из его объяснений, но зато я точно поняла, что влюбилась.
Всё это я уже живописала в своей прозе "Север, юг, восток и запад": и экстремальную посадку в поезд, везущий нас с юга в Москву, и неожиданное появление в поезде Натана, прервавшего ради меня свой отпуск, и чернильную надпись, которую сделал Натан на моем запястье, написав свое имя и веля мне читать его вперед и назад. Всё было значительно, незабываемо и головокружительно. Но в Москве мама, чего-то испугавшись, прервала наши встречи. И когда мой "черный принц" позвонил, велела сказать ему, что я учусь в двух школах - музыкальной и общеобразовательной (именно так я выразилась), и у меня нет времени на встречи с ним. Сердце мое обливалось кровью, но я была послушным ребенком.
Когда мне стукнуло шестнадцать, Натан возник снова. Он уже кончил строительный институт, носил бутылочного цвета велюровую шляпу, работал на стройке и знакомил меня со своими друзьями. Я училась в девятом классе. Нас только за год до этого объединили с мальчиками, которые на фоне Натана казались мне сущей мелюзгой. Однако мама следила, чтобы наши встречи не были слишком частыми. Иногда Натан возил меня к своему другу, живущему в густонаселенной квартире на Волхонке. Вот туда мы и ехали на медлительном и тяжко вздыхающем троллейбусе, когда Натан спросил меня, как я прожила те несколько дней, что мы не виделись. Я принялась перечислять куда я ходила и с кем. Сказала, что мне звонил один из его приятелей и пригласил погулять, а другой его приятель позвал в консерваторию. "В общем Ларка пошла по рукам" - смеясь, произнес Натан. Я побледнела, потом покраснела, потом замолчала. Заметив мою странную реакцию, Натан спросил: "Ты что, обиделась что ли?" Я молчала. "Я же пошутил. Да и что я такого сказал?". Как "что такого"? - в ужасе думала я. Да он сказал то, через что нельзя переступить. Я была начитанным ребенком и знала, что "пошла по рукам" - это что-то очень плохое и простить Натану эти слова я никак не могу. Никак, никогда. Натан еще пытался меня рассмешить, что-то говорил, пытался взять за руку, которую я вырывала. Поняв, что дело плохо, он решил припугнуть меня: "Я сейчас сойду. Ты пойдешь со мной или поедешь дальше?". Я, отвернувшись, смотрела в окно. Он поднялся. "Ты идешь?". Я не поворачивала головы. Сердце мое разрывалось. Но выхода не было. "Береги честь смолоду", - слышала я бабушкин голос. Вот когда всё решалось. Натан медленно пошел к двери. Я чувствовала его взгляд, но не шелохнулась. Он сошел и, пройдя по тротуару, подошел к окну, возле которого я сидела. Я отвернулась, чтобы он не видел моих слёз. Я не помню свой дальнейший маршрут. Его застилали слёзы. "Все кончено", - стучало в голове. "Все кончено". Но выхода не было. Переступить через сказанное Натаном я не могла.
Я берегла честь, но как это больно.
Лариса Миллер
21.03.2018
«Драма первой любви».
***
Меня волнуют темы те же,
И нынче чаще, а не реже
Касаюсь я подобных тем -
Всех этих "Кто я?" и "Зачем?"
И точно так же я стенала,
Когда я только начинала.
И хоть прошло сто тысяч лет,
Не отыскала я ответ.
Казалось, носом землю рыла,
Но тему так и не закрыла.
Тьму умных книжек подняла,
Но ничего не поняла.
Ландшафт и время - всё менялось,
И я жила, не уклонялась,
И не пыталась избежать
Того, сего, и прочь сбежать.
И мой вопрос весьма избитый -
Он и сейчас вопрос открытый.
А вдруг мне вовсе ни к чему
Понять зачем и почему,
А вдруг закрыть вопрос ответом,
Как затворить окошко летом.
А вдруг вопросы все решить,
Как дом свой воздуха лишить.
***
Почему так печально кончается
Всё у всех, залетевших сюда?
Кто-то с кем-то вначале встречается,
Чтоб расстаться потом навсегда.
Ну а коль всё известно заранее,
Коль угадано всё наперёд,
То зачем же тогда мироздание
Нас так зА душу цепко берёт?
То зачем же тогда эти песенки
Из созвучий, легчайших на вес,
Для чего невесомые лесенки
Небожитель спускает с небес -
Эти лесенки слов, что качаются
Там, где ветер, где дождь моросит,
Где всё то, что вовек не кончается
Временами под счастье косит?
***
Ну что поделать? Счастье врёт.
Ну что поделать? Счастье - липа.
Но обожаем мы до всхлипа
Весенней липы терпкий мёд.
Ну что поделать? Счастье - дичь.
Но эту дичь несёт влюблённый.
Внемли ей, счастьем озарённый,
И не пытайся суть постичь.
Ну что поделать? Счастье - вздор,
Фантом, иллюзия, афёра,
Но от таинственного флёра
Не отвести счастливый взор.
***
А музыку бессмертную играть
Способен тот, чья участь умирать.
Способны тленных, бренных тварей руки
Извлечь неумирающие звуки.
И заглянувший в этот мир на срок -
Он сотворить бессмертный опус смог -
Ту музыку, что хоть и вечно длится,
Бессмертием не может поделиться
Ни с тем, кто это чудо сотворил,
Ни с тем, кто, внемля чуду, воспарил.
***
Мне для стихов причина не нужна.
Достаточно того, что я живая
И трепещу, как капля дождевая,
Что воздухом сырым окружена.
Что трепещу? - Ума не приложу.
А впрочем, разве жизнь - не страх и трепет?
А вдруг звезду мне жёлтую налепит
Судьба-злодейка. Вот я и дрожу.
Куда ни глянь - всё повод для стиха,
Для исповеди или для боязни.
Куда ни глянь - всё маленькие казни
Надежд и мечт, к которым жизнь глуха.
Ну чем не повод, чтоб, раскрыв тетрадь,
Ждать, что слова в таком порядке встанут,
Что на любой вопрос ответом станут,
Или вопрос помогут мне задать.
***
Кругом сплошное бескорыстье.
Чего хотят, к примеру, листья,
Когда под ветром шелестят,
Сияют и росой блестят?
Чего хотят, к примеру, блики?
Какой секретный план великий
Вынашивает каждый блик,
Меняя место каждый миг?
Что вешний ветер замышляет,
Когда меж ветками шныряет?
Какие тайные дела,
Тропа, которая вела
Меня, в тихую провернула,
Когда тишком в овраг нырнула?
О как прекрасно в их кругу!
А вдруг я тоже так могу,
А вдруг и мне похвал не надо -
Стишок придумала и рада,
На свет явилась и гощу,
Под солнцем места не ищу.
Живя с душою нараспашку,
Не жду, что мне дадут поблажку,
Иль что-то ценное дадут
За мой миражный сладкий труд.
***
Какое счастье! Всюду непонятки,
И мир земной со мной играет в прятки
И разные загадки задаёт,
И времени подумать не даёт.
А непонятки на пробел похожи,
И так волнуют, что мороз по коже.
И всё же пусть останется пробел,
Чтоб в нём сияло небо, ветер пел.
И всё же пусть останется прореха.
Она важнее, чем любая веха,
Поскольку безымянна и пуста.
Она - подобье чистого листа,
Лакуны и пролома, и просвета,
Пространство для счастливого ответа.
***
Пора удариться в бега.
Вот только бедная нога
В снегу размокшем вязнет, вязнет,
А воздух вешний дразнит, дразнит,
Хмельной и сладкий, как нуга.
И тянет что-то поменять,
И что-то срочно предпринять,
На что-то дерзкое решиться,
А завершится, завершится
Стишком, что сладко сочинять
Про то, про это, про побег,
Про вешний ноздреватый снег.
-----------------------------------------------
Драма первой любви
Моё становление проходило под воздействием бабулиных лозунгов. Бабуля моя, будучи педагогом по образованию, всегда имела какой-нибудь лозунг наготове. Любимыми были такие: "Не можешь - научим. Не хочешь - заставим", "Действуй через не могу, через не хочу", "Любишь кататься, люби и саночки возить" и особенно актуальный для сегодняшнего рассказа - "Береги честь смолоду". И я ее берегла. Еще как берегла.
Когда мне было четырнадцать лет в моей жизни появился черноглазый, черноволосый Натан, который был старше меня на целых семь лет. Появился он летом в Гаграх, куда мы с мамой и отчимом ездили несколько лет подряд. Снимали мы комнату у одной и той же хозяйки, так что виделись часто. И при каждой встрече сердце мое билось все чаще, а Натан все чаще останавливал на мне взгляд своих темных бархатных (так, кажется, говорят) глаз. Кончилось тем, что он стал помогать мне извлекать квадратный корень. Так как моя легкомысленная мама решила задержаться на море на две недели сентября, то я опаздывала в школу, где как раз в это время проходили извлечение корня. Вряд ли я что-нибудь усвоила из его объяснений, но зато я точно поняла, что влюбилась.
Всё это я уже живописала в своей прозе "Север, юг, восток и запад": и экстремальную посадку в поезд, везущий нас с юга в Москву, и неожиданное появление в поезде Натана, прервавшего ради меня свой отпуск, и чернильную надпись, которую сделал Натан на моем запястье, написав свое имя и веля мне читать его вперед и назад. Всё было значительно, незабываемо и головокружительно. Но в Москве мама, чего-то испугавшись, прервала наши встречи. И когда мой "черный принц" позвонил, велела сказать ему, что я учусь в двух школах - музыкальной и общеобразовательной (именно так я выразилась), и у меня нет времени на встречи с ним. Сердце мое обливалось кровью, но я была послушным ребенком.
Когда мне стукнуло шестнадцать, Натан возник снова. Он уже кончил строительный институт, носил бутылочного цвета велюровую шляпу, работал на стройке и знакомил меня со своими друзьями. Я училась в девятом классе. Нас только за год до этого объединили с мальчиками, которые на фоне Натана казались мне сущей мелюзгой. Однако мама следила, чтобы наши встречи не были слишком частыми. Иногда Натан возил меня к своему другу, живущему в густонаселенной квартире на Волхонке. Вот туда мы и ехали на медлительном и тяжко вздыхающем троллейбусе, когда Натан спросил меня, как я прожила те несколько дней, что мы не виделись. Я принялась перечислять куда я ходила и с кем. Сказала, что мне звонил один из его приятелей и пригласил погулять, а другой его приятель позвал в консерваторию. "В общем Ларка пошла по рукам" - смеясь, произнес Натан. Я побледнела, потом покраснела, потом замолчала. Заметив мою странную реакцию, Натан спросил: "Ты что, обиделась что ли?" Я молчала. "Я же пошутил. Да и что я такого сказал?". Как "что такого"? - в ужасе думала я. Да он сказал то, через что нельзя переступить. Я была начитанным ребенком и знала, что "пошла по рукам" - это что-то очень плохое и простить Натану эти слова я никак не могу. Никак, никогда. Натан еще пытался меня рассмешить, что-то говорил, пытался взять за руку, которую я вырывала. Поняв, что дело плохо, он решил припугнуть меня: "Я сейчас сойду. Ты пойдешь со мной или поедешь дальше?". Я, отвернувшись, смотрела в окно. Он поднялся. "Ты идешь?". Я не поворачивала головы. Сердце мое разрывалось. Но выхода не было. "Береги честь смолоду", - слышала я бабушкин голос. Вот когда всё решалось. Натан медленно пошел к двери. Я чувствовала его взгляд, но не шелохнулась. Он сошел и, пройдя по тротуару, подошел к окну, возле которого я сидела. Я отвернулась, чтобы он не видел моих слёз. Я не помню свой дальнейший маршрут. Его застилали слёзы. "Все кончено", - стучало в голове. "Все кончено". Но выхода не было. Переступить через сказанное Натаном я не могла.
Я берегла честь, но как это больно.
Лариса Миллер
21.03.2018