религия и работа
Фрагменты из книги Ирмис Попофф на редко обсуждаемую в работе тему...
"...Я говорю 'Бог' обдуманно. Это именно мои слова. На самом деле, мистер Успенский никогда не обсуждал религию, за исключением отдельных высказываний о том, что это один из четырех путей, открытых человеку, стремящемуся к пробуждению; Путь монаха или человека эмоций.....
"Правда, я помню, несколько случаев, когда м-р Успенский на вопросы, типа, "Что эта Система говорит о Боге?", отвечал: "Я никогда не слышал о Нём".
Или на чей-то вопрос, "Тогда, может быть, никакого Бога и нет?", ответил: "Возможно, гарантий никто не даст".
Когда в моей группе начинали настаивать, задавая ему вопросы о Боге, м-р Успенский обычно отвечал: "Оставьте его в покое".
Но когда я это слышала, я говорила себе: Это не для меня. Бог - ЭТО для меня. Я знаю его моим сердцем и люблю Его. Мое отношение, в подобных ситуациях, было двояким - я подтверждала свою собственную веру в Бога, но и понимала инстинктивно, что для Успенского это была самая правильная форма ответа, потому что, как бы эта тема ни была свята для нас, мы рассуждали о ней слишком легко. Мы говорили о Боге в том же духе и на том же уровне, как говорили о нашей душе или дьяволе, не зная на самом деле, что подразумевали под этим и что думали о Нем. Я чувствовала, что м-р Успенский желал, чтобы те из нас, кто думал, что они верят в Бога, боролись внутренне с собой и внешне с ним за свою веру: поставить ее под сомнение или отвергнуть его мнение, защитить ее или отречься, взять себя в руки, перестать лгать и прийти к собственному пониманию божественного, на высочайшем возможном для себя уровне, без примеси обычных идей. У меня всегда было такое чувство по отношению к м-ру Успенскому. И однажды оно оправдалось, когда он говорил нам о многих я в человеке, отсутствии в нем единства, что он не один, а множество. Он отчаянно ругал нас, говоря, что мы никогда не должны говорить 'я', пока не узнаем, о чем говорим.
"Вспомните, что случилось с дьяволом", сказал он. Тут я запротестовала: "Но м-р Успенский, Бог сказал Моисею на горе Табор 'Я есть то, что я есть!'"
Я сидела на первом ряду. Он остановился и некоторое время смотрел на меня, а потом сказал нежно и очень мягко:
"Да. Но Вы сами видите, что Вы не Бог. В Вас нет 'Я'. Вы должны работать. Работать усердно, для того, чтобы приобрести 'Я'".
"Если бы только у меня еще была энергия для работы!", - искренне ответила я.
"У Вас она есть", - заверил он. "Но Вы тратите ее в спорах".
Он бросил на меня еще один долгий взгляд, после чего на его лице появилась тень улыбки.
В этот момент я поняла, что его видимое отрицание мы понимаем неправильно: он отрицал, чтобы мы могли подтвердить свою веру; отрицал, чтобы рассмотреть и очистить собственные сомнения. Он отрицал, чтобы заставить нас думать, выработать собственную сознательную позицию, что бы мы ни выбрали; верить потому что мы выбрали веру, а не потому что нам сказали верить. Это было очень важно для меня...
* * *
"Я помню, как м-р Гурджиев сказал нам однажды в Велингтоне, что все люди, которые молятся и верят в лучшую, высшую жизнь, высвобождают во время молитвы большое количество энергии. Тогда он также отметил, что для нас было бы наиболее полезным думать почаще об этом типе энергии; отчетливее представить её, поднимающейся от земли к высшим сферам, так высоко вверх, как только наши мысли могут достичь, пытаясь направить их к некой точке, хорошо известной каждому из нас, вверх в небеса--группе звезд, какому-то из созвездий, чему угодно. Вообразить всю эту энергию, исходящую из всего прошлого, настоящего и будущего человечества, достигающую этого места вверху и постепенно концентрирующуюся там. К этому неизвестному месту во внешнем космосе мы должны тогда направить наши мысли и, желая всеми своими сердцами, мы должны чувствовать, что постепенно заряжаем себя этой энергией, освобожденной и аккумулированной от возвышенных устремлений со всех концов Земли; что мы сохраняем её для целей работы над собой, чтобы она могла помочь нам вырасти в "человека, созданного по образу Бога". "А после того, как вы это сделали," - добавил он, -"дайте себе обещание, что вы заплатите за украденную вами энергию, через сознательные усилия и намеренное страдание, когда придёт ваше время платить".....
Английский м-ра Гурджиева был очень схематичным, неким совершенно другим языком, который каким-то образом всё-таки понимался. На самом деле, он говорил очень мало. Я никогда не переставала удивляться, как получалось, что мы могли услышать от него при этом так много. Его присутствие, его голос, его жесты, всё, казалось, передавало целый мир смысла; смысла, распространяющегося внутри всего нашего существа, чтобы дать, временами, ощущение святости, как было и в этот день, о котором я рассказываю.
Этим вечером, после того, как он дал нам это упражнение и сказал, что это была подлинная молитва, которая может быть услышана, он взял свою фисгармонию и зазвучал мягкий мелодичный мотив, который он часто играл в конце вечера, показывая, что он закончен и нам пора расходиться. В этот раз мелодия была особенно нежной и пронзительной, от которой подступили слёзы. Закончив играть, он прошептал, как обычно, как будто только для собственных ушей, "А м и н ь".
Все разошлись. Пошла и я, легкой походкой, как будто у меня неожиданно выросли крылья.
Ранее, тем же вечером, он объяснял, что не имел в виду какую-то одну или все вместе взятые религии, когда говорил, что ищущий человек может работать его методом на Пути, подобно монаху. "Я не говорю о псевдорелигиях. Существуют четыре подлинные религии -- христианство, католическое и православное, мусульманская вера, иудейская вера и браманическая религия.
Как я поняла, подлинными эти религии являются потому, что имеют иерархию, представляющую внутренние круги человечества, где подлинные эзотерические традиции поддерживаются живыми, дисциплина следует строго определенному паттерну, знание, церемониальные акты - всё имеет значение, а психологические практики или ритуалы тщательно продуманы, чтобы достичь изменения бытия, делающего эволюцию человека возможной. Это не те общества или ассоциации, члены которых собираются вместе, чтобы послушать свои собственные голоса и погреться в лучах воображаемого солнышка собственной значимости.
По его словам, как я поняла, одновременно интересно и важно думать об этом, пытаясь понять свою собственную религию и что она означает, для того, чтобы увидеть, почему сказано, что религия - это совесть, и что ни один человек не может поменять свою религию, потому что именно она обеспечивает ему необходимые условия для внутреннего роста.
Религия, о которой говорил м-р Гурджиев, это религия, способная научить домохозяина особой, практической системе для нахождения точки опоры и ориентиров в жизни, для борьбы с жизнью, так, чтобы он смог найти свою дорогу в направлении Пути, выковав собственную душу в этом процессе.
Он сказал, что религия и её Путь монаха предназначены только для тех, кто готов с самого начала принести в жертву всё и удалиться от жизни в монастырь, чего большинство не может сделать. И тот факт, что религию ругают за все недоразумения и нелепости, не умаляет её значения, так как религия, действующая во внешнем круге, круге смешения или Вавилонской башне, должна соответствовать уровню, в котором она себя проявляет, поэтому её деятельность подчинена законам этого уровня.
"Да", - задумчиво сказал м-р Гурджиев, - "Многие из моих сыновей сейчас далеко, в монастырях".
М-р Гурджиев адресовал эти слова лично мне, но в пределах слышимости находящихся рядом, сообщив при этом, что у него более пятидесяти сыновей находится в монастырях.
Я поняла, конечно, что он имел в виду духовных детей, потому что, один за другим, многие из тех, кто входил в тесный контакт с его идеями и проходили обучение по его Системе нашли для свой путь в религиозные сообщества не потому, что это единственный путь к которому она ведёт, но потому, что их собственный темперамент склонял в эту сторону, и его занятия ясно показали, что это их дорога к Пути; по крайней мере, сейчас.
Быть в состоянии принять религию объективно и беспристрастно, услышать всё, что она говорит, чему она учит - великий дар. Получение этого дара и возможности использовать его обогащает жизнь получателя до такой степени, что всё, чего касается его сердце, приобретает изначальную ясность и становится цельным.
Прежде всего, этот дар превращает человека из склонного к поиску недостатков критического индивидуума в толерантного и понимающего мужчину или женщину. Также становится возможным принять представителей религии как людей; и людей, являющихся теми, кто они есть, перестать ожидать от них невозможного, и не выражать механического пренебрежения их состоянием номер 1, номер 2, номер 3, одновременно восхищаясь людьми более высокого порядка, сияющими в своих рангах.
В моем случае, прошедшее время и приложение к себе новоприобретенной трёхцентровой дисциплины позволили постичь исключительную мудрость моей собственной церкви, романо-католической, и нейтрализовать результаты всех очевидных бессмыслиц со стороны её детей-священников, которые раньше доводили меня до белого каления своим противоречием здравому смыслу, и я даже не пыталась как следует подумать, чтобы эти идеи понять и дать им встать на то место, к которому они принадлежат.
Когда это произошло, я была ошеломлена, так как я видела, как символ за символом моей религии становятся живыми и красноречивыми. Я обнаружила в церкви несказанные возможности для работы над собой и практического приложения дисциплины, ставшей уже значительной частью меня. У меня появились бесчисленные возможности для трёхцентровой активности - слушая откровенно глупую проповедь ментально, одновременно эмоционально принимая, что так оно и должно быть на том уровне, которому она предназначается, в то время, как мое тело преклоняет колени и пытается двигаться настолько сознательно, насколько я выучила в Движениях, смиряясь с жесткими деревянными скамьями, переполненными проходами, раздражающим перешёптыванием верующих во время молитвы, воспринимая всё это как множество благоприятных возможностей для намеренного страдания. Служители, помпезно распоряжаюшиеся и понукающие всех, которые раньше заставляли меня испытывать отрицательные эмоции и открыто противостоять им, теперь вызывают мою признательность, так как обеспечивают возможность для практики смирения и послушания, когда я в состоянии это сделать, или, наоборот, вызывающе открыто, но намеренно, перестать уделять им какое-либо внимание.
О да, человек возвращается в стадо одновременно измененный и поддерживаемый мыслью, что в его распоряжении всегда найдутся церкви, где он найдёт великое множество возможностей для работы над собой!
В этом я нахожу один из тончайших продуктов Работы; это момент, когда изменение в отношении, которое работа воспитала в нас, начинает влиять на обычные события жизни, и всё, на чём останавливается наше внимание, расширяется и растёт, пока беспристрастная мысль не проявляется на всех уровнях, ясная и имеющая силу, улучшающая качество всего, от низшего до высшего, от самого общего до самого эзотерического.
И таким образом, Работа растёт постоянно во всех направлениях. Она растёт неуловимо, наполняя всё. Я обнаружила для себя, в неожиданном восхищении этим действием, что всё, что я узнала до этого, независимо от природы, вдруг стало тесно связанным в лучезарном целом некого единого узора.
Именно таким образом наша Работа создаёт эскиз карты, которая может привести блудного сына домой, когда он достиг понимания и всеохватывающего чувства близости в восприятии единого паттерна, в котором ничего не упущено.
Временами я чувствую, что величайший дар, данный мне м-ром Гурджиевым - это уважение к религии, которое он мне вернул. Возможно, я его никогда и не теряла; но я думала, что утратила его и действовала соответственно. В особенности, моя собственная религия воспитала во мне чувства протеста. Фокусное расстояние моего видения было неверным и не было экрана, чтобы смотреть за пределами её бескомпромиссности, ограничений и правил. Потребовался м-р Гурджиев, чтобы показать мне, а со мной и всем остальным чёрным овцам в его стаде, если говорить об их принадлежности к различным религиям, что:
"ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬ СВОЮ РЕЛИГИЮ--ПОТОМУ ЧТО РЕЛИГИЯ ЭТО СОВЕСТЬ".