"В поисках чудесного" среди лунатиков...
[ хороший рассказ на тему 'магнетического центра' ... ]
~ • ~ • ~
Работая в психиатрической клинике в пору своей юности, я убедил старшую медсестру нанять своего друга, которого буду звать здесь Томасом. Томас изучал в университете греческую философию, специализируясь на Платоне, но из-за отсутствия денег был вынужден оставить учёбу. Как и я, он интересовался также античными и современными работами по эзотерике и немейнстримовой духовной литературе. В то время я гораздо больше его был увлечён работой Успенского и Гурджиева. Он же начал своё знакомство с ней с книги, которую я тогда считал маргинальной в этом отношении - по моему, это был Беннетт - и она его совершенно не впечатлила. Я посоветовал ему воздержаться от суждений, пока он не прочтёт книгу П.Д.Успенского ’В поисках чудесного’.
С этим в мыслях, в следующий раз, когда мы встретились в книжном магазине, я нашёл для него там экземпляр книги Успенского. Это оказалась подержанная книга - одно из первых тяжёлых, серых американских изданий Harcourt&Brace, опубликованных в 1949 году. Она была в хорошем состоянии, но когда Томас стал её листать, он запротестовал: "Посмотри, тут страниц 10-12 идут с подчёркиваниями". Он был довольно щепетилен в отношении своих книг.
"Ну да", сказал я, "но цена-то хорошая, а подчёркивания сделаны карандашом. Если они тебя напрягают, ты легко их сотрёшь".
Вскоре после этого мы попали с ним в одну смену, что само по себе было редкостью. Мы были в одной должности лаборантов психиатрии, а поскольку старшая медсестра любила тасовать всех между тремя разными сменами, мы очень редко попадали с Томасом в одну смену. Эта смена была с полуночи до восьми, и надеявшийся на спокойную ночь Томас взял с собой копию "Поисков чудесного", надеясь стереть подчёркивания и начать её читать.
Ночь выдалась неспокойной. Когда мы прибыли, выяснилось, что в этот день поступила одна из наших прежних пациенток, Элеанор. Она была би-поляром - тогда это называлось маниакальной депрессией - и была как раз в своей маниакальной фазе. Элеанор была незамужней женщиной средних лет с вьющимися волосами и почти всегда красным лицом, как будто постоянно вспыхивающим от стыда. Этой ночью она говорила практически не умолкая, все восемь часов нашей смены. Её монологи были подробными отчётами её дней. Они произносились ясно, но с очень большой скоростью. Монологи эти содержали детальные описания одежд, подробные меню, все входы и выходы, живописные представления комнат... К сожалению, рассказчик из Элеанор был никакой, поэтому мы никогда не были уверены, в каком месте она сейчас была и куда следовала. Случайные ассоциации могли моментально перебрасывать её в совсем другие главы её жизни.
Большую часть времени Элеанор находилась в общей комнате, звавшейся 'общинами'. Она ходила взад-вперёд, иногда присаживалась, но говорила непрерывно. Персонал этой ночью состоял из нас с Томасом и Энни, сменной медсестры. Энни была психиатрической медсестрой, а значит, изучала психологию и делала карьеру в работе с психически больными. Она была маленькой, компактной женщиной со светло-клубничными волосами и привлекательным, веснушчатым лицом. Главной чертой её сущности было то, что она постоянно пребывала в движении. Даже когда просто сидела, она или курила, или листала журнал, или разговаривала, или скрещивала ноги, ритмично постукивая своей ногой. В палате она практически не бывала в покое.
Все мы втроём по очереди наблюдали за Элеанор. Были также и другие обязанности, но поскольку сегодня нас было трое, то оставалось время и для длительных перерывов (обычно на ночной смене оставались двое).
Через какое-то время Томас решил отдохнуть и отправился в кухню при палате со своей книгой "В поисках чудесного". Где-то через 20 минут я случайно проходил мимо кухни и застал его там за горячей дискуссией с пациентом, который, мучимый депрессией и паранойей, видимо, не мог заснуть и пришёл на кухню выпить воды. Это был молодой человек, немного тучный, стоявший со сложенными на груди руками перед Томасом.
Томас пытался объяснить ему: "Я вовсе не пудрю Вам мозги. Я не собираюсь стирать эти слова. Взгляните, кто-то подчеркивал для себя места в книге. Видите? Я стираю лишь подчёркивания, не сами слова."
Пациента это не убедило. Ему казалось, что Томас пытается отнять у него последние остатки здравого смысла. Лишь вдвоём через какое-то время нам удалось доставить пациента в его комнату. Постепенно он успокоился и лёг, но мы так и не смогли переубедить его, что Томас не ставил себе целью окончательно сбить его с толку своими странными действиями.
Час спустя, когда Энни и мы с Томасом сидели в «общинах», слушая рассказ Элеанор о сегодняшнем завтраке, Томас встал и сказал, что пора сходить в офис для проверки графиков. Мы обязаны были это делать в ночную смену, иначе могла теряться связь с прогрессом или его отсутствием у спящих пациентов.
Он оставил на краю стола свою книгу, а как только вышел, Элеанор тут же подхватила её, открыла в случайном месте и начала читать вслух. Она читала с шестой главы, с того места, где Гурджиев просит своих студентов из питерской группы определить для себя, чего они хотят - то есть, что они надеялись приобрести, вступая в его работу. Успенский сказал, что он хочет знать будущее. Другой - что он хочет убедиться, что будет существовать и после смерти своего тела. Третий - что он хочет стать хозяином самого себя. Четвёртый хотел понять лучше учение Христа. Пятый сказал, что хочет помочь людям. И наконец, последний - что хочет знать как остановить войны. Далее Гурджиев объяснил, почему лучшей из этих целей является вопрос о том, чтобы быть хозяином самого себя, после чего подробно рассказал по поводу всех возможностей и невозможностей в отношении других пяти целей.
Когда Элеанор начала читать, моим первым импульсом было остановить её, просто забрать у неё эту книгу. Я легко мог это сделать. Не думаю, что могла плохо на это отреагировать. Уверен, что сам материал для неё ничего не значил. Все её разговоры и чтение вслух были просто выражением её гигантской энергии. Но я не стал забирать у неё книгу потому, что мне стало интересно, как Энни будет на неё реагировать...
К этому времени мы с Энни работали вместе уже больше года. И хоть мы и не были реально друзьями, но весьма неплохо узнали друг друга за это время. Я считал её разумной и восприимчивой женщиной. Она изучала психологию и неоднократно заявляла о своём интересе и желании помогать людям. И я предполагал, что этот материал должен, по крайней мере, привлечь её внимание.
Пока Элеанор читала нам, Энни сидела и листала журнал. Не думаю, что она реально в нём что-то читала. Эти пролистывания страниц казались лишь средством, подобно курению, чтобы занять её двигательный центр. Она поглядывала вниз в журнал время от времени, не упуская при этом из поля зрения Элеанор. Мне была любопытна её реакция на слова Гурджиева, потому что я считал, что они должны хотя бы привлечь её внимание, заставить остановиться и подумать: «Что?». Но я увидел вместо этого, что она восприняла его слова на том же уровне, как и то, что она видела и читала в журнале. Было очевидно, что разницы между ними для неё не было.
Увиденное ясно показало мне, что Энни не имеет магнетического центра. Она была неспособна различать B-влияния идей, представленных в книге Успенского, от A-влияний, представленных картинками и статьями из журнала.
Понятно, почему Гурджиев называл эту способность к различению ‘магнетической’. Именно так она чувствуется. Вы читаете или слышите о какой-то идее или встречаете кого-то, и вы немедленно чувствуете: «Да, это так. Это как раз то, что я искал». Вас влечёт к тому, что вы слышите или видите. Это чисто эмоциональный, не интеллектуальный, отклик.
В прошлом, всякий раз, когда я переезжал в новый город, в моём двигательном центре постепенно формировалась некая карта, связывающая те места, которые я посещал. В начале она была очень общей. Я связывал квартиру, в которой жил, с гастрономом и возможно библиотекой. Но чем больше я путешествовал по городу, особенно пешком или на машине - метро сильно замедляет этот процесс - тем более полной становилась эта карта. Я узнавал, где находятся книжные магазины, музеи, концертные залы, где живут мои друзья. И чем дольше я оставался в этом городе, тем яснее видел, как все эти места соединялись друг с другом. Эта наша способность формировать внутреннюю карту является даром, которым все мы обладаем в той или иной степени. В ком-то он выражен лучше, в ком-то хуже, но он есть у всех. Магнетический центр чем-то похож на него. Вы открываете для себя идеи, людей, состояния и начинаете соединять их. Вы аккумулируете не только информацию, но также переживания и реализации. В каком-то смысле, вы начинаете формировать карту того, как работает сознательная эволюция. Вы начинаете осознавать, что если хотите входить в высшие состояния (иметь связь с высшими центрами), то вам надо вывести определённые понимания и эмоции на передний план вашего сознания. И чем больше материала вами накоплено, тем легче становится вам распознавать идеи, людей и эмоции, питающие магнетический центр.
Частичная причина моего шока от отсутствия у Энни отклика на книгу Успенского заключалась в том, что чуть ли не впервые я осознал, что подавляющее большинство людей, включая многих моих друзей и семью, не испытывает никакого интереса к этой работе. Я не говорю даже о самих идеях, а о всей концепции сознательной эволюции, то есть, общей идеи того, что прикладывая наши усилия в нужном направлении мы можем не только изменить наше состояние, но также изменить сущностную природу нашей идентичности.
С поражающей ясностью я осознал, что фактически собирал B-влияния с самого детства. Вначале мой магнетический центр был настолько маленьким, что когда необычные состояния приходили ко мне, я никак не связывал их с идеей возможности создания этих состояний. Но я быстро начал видеть, что это высшее состояние являлось неким местом, куда я периодически возвращался. Другими словами, во мне было определённое место, возвращаясь куда, я вспоминал, что имел уже опыт этого состояния раньше.
В первые свои школьные годы у меня были иногда очень ясные моменты высших центров. Они просто случались. Однажды это произошло, когда я был в школьном кафетерии. Кажется, я был тогда во втором или третьем классе. Я стоял в очереди, чтобы купить молоко к обеду, который взял с собой. Я держал в руке свой ланч в коричневом бумажном пакете. За длинными столами сидели другие дети. Помещение было большое, наполненное шумными возгласами и детскими разговорами. Оно было залито ярким солнечным светом, исходящим от окон слева от меня. Окна были высоко вверху и комната как бы осела, подобно подвалу. Стоя в очереди, я внезапно осознал себя необычным, захватившим моё внимание образом. Это было осознание данного момента, в окружении всех этих детей, держащим свой обед в бумажном коричневом пакете и чувствующим тепло солнечного света, светящего сквозь окна. У меня не было никаких слов для этого состояния, которое было одновременно странным и очень знакомым. Я не мог понять, почему я не чувствую себя таким образом всегда. Я хотел знать, почему я не чувствую обычно также ход времени и странность простых событий. Но когда я стал пытаться исследовать эти ощущения, мальчишка сзади толкнул меня со словами: "Давай, двигайся вперёд!". И как только я сделал шаг вперёд, это состояние испарилось.
Но в тот же день оно случилось снова. В этот раз я сидел за своей партой. Учительница, похожая на пожилую монашку, стояла перед классом и объясняла какие-то основы арифметики. Вопрос касался того, что я уже освоил. Для меня он казался элементарным, поэтому я мечтал о том, что буду делать после школы. Но прямо по середине моих мечтаний это случилось опять. Внезапно я оказался повсюду в комнате и почувствовал физическое присутствие всех остальных детей, как если бы моя идентичность перестала быть ограниченной моим телом. Вновь я начал думать о том, что происходит со мной. Я спросил себя: Почему это так непохоже на то, что я обычно чувствую? Что это значит? Но пока я пытался как-то облечь это в слова, учительница попросила меня решить задачу, написанную ей на доске. Я слышал её, но боялся пошевелиться, потому что думал, что это состояние может исчезнуть, если я не буду оставаться полностью неподвижным. Но учительница не оставила меня в покое. Она подошла к моей парте и постучала своей деревянной указкой передо мной. Я поднял голову и посмотрел на неё. "И какой ответ?", - требовательно спросила она. Я взглянул на доску и сказал ей ответ.
С точки зрения формирования магнетического центра, в двух этих ранних переживаниях важно то, что я смог связать их. У каждого бывают высшие состояния, но некоторые люди способны собирать эти переживания и исследовать их. И что более важно, они ценят их. Не каждый из обнаруживающих себя в таком состоянии ищет способа повторения пережитого. Наоборот, некоторые находят эти состояния пугающими и сбивающими с толку. Далеко не все, но некоторые открывают постепенно для себя, что лишь с таким опытом высших центров жизнь их обретает смысл.
В тот день в госпитале, мне было немного грустно осознать, что Энни не способна различить, что знание, которое давал своим студентам Гурджиев в Санкт-Петербурге, имеет совсем другой источник происхождения, в сравнении с большинством тех идей, которые мы обсуждали и о которых спорили на совещаниях и в комнате отдыха клиники. Это заставило меня задаться вопросом того, почему некоторые люди, подобно Томасу, собирают B-влияния, а другие - нет. С этого момента я стал смотреть на всех знакомых мне людей совсем по другому.
~ • ~ • ~
~ Be Present First: "P. D. Ouspensky Among the Lunatics".
перевод: larkin_donkey
~ • ~ • ~
Работая в психиатрической клинике в пору своей юности, я убедил старшую медсестру нанять своего друга, которого буду звать здесь Томасом. Томас изучал в университете греческую философию, специализируясь на Платоне, но из-за отсутствия денег был вынужден оставить учёбу. Как и я, он интересовался также античными и современными работами по эзотерике и немейнстримовой духовной литературе. В то время я гораздо больше его был увлечён работой Успенского и Гурджиева. Он же начал своё знакомство с ней с книги, которую я тогда считал маргинальной в этом отношении - по моему, это был Беннетт - и она его совершенно не впечатлила. Я посоветовал ему воздержаться от суждений, пока он не прочтёт книгу П.Д.Успенского ’В поисках чудесного’.
С этим в мыслях, в следующий раз, когда мы встретились в книжном магазине, я нашёл для него там экземпляр книги Успенского. Это оказалась подержанная книга - одно из первых тяжёлых, серых американских изданий Harcourt&Brace, опубликованных в 1949 году. Она была в хорошем состоянии, но когда Томас стал её листать, он запротестовал: "Посмотри, тут страниц 10-12 идут с подчёркиваниями". Он был довольно щепетилен в отношении своих книг.
"Ну да", сказал я, "но цена-то хорошая, а подчёркивания сделаны карандашом. Если они тебя напрягают, ты легко их сотрёшь".
Вскоре после этого мы попали с ним в одну смену, что само по себе было редкостью. Мы были в одной должности лаборантов психиатрии, а поскольку старшая медсестра любила тасовать всех между тремя разными сменами, мы очень редко попадали с Томасом в одну смену. Эта смена была с полуночи до восьми, и надеявшийся на спокойную ночь Томас взял с собой копию "Поисков чудесного", надеясь стереть подчёркивания и начать её читать.
Ночь выдалась неспокойной. Когда мы прибыли, выяснилось, что в этот день поступила одна из наших прежних пациенток, Элеанор. Она была би-поляром - тогда это называлось маниакальной депрессией - и была как раз в своей маниакальной фазе. Элеанор была незамужней женщиной средних лет с вьющимися волосами и почти всегда красным лицом, как будто постоянно вспыхивающим от стыда. Этой ночью она говорила практически не умолкая, все восемь часов нашей смены. Её монологи были подробными отчётами её дней. Они произносились ясно, но с очень большой скоростью. Монологи эти содержали детальные описания одежд, подробные меню, все входы и выходы, живописные представления комнат... К сожалению, рассказчик из Элеанор был никакой, поэтому мы никогда не были уверены, в каком месте она сейчас была и куда следовала. Случайные ассоциации могли моментально перебрасывать её в совсем другие главы её жизни.
Большую часть времени Элеанор находилась в общей комнате, звавшейся 'общинами'. Она ходила взад-вперёд, иногда присаживалась, но говорила непрерывно. Персонал этой ночью состоял из нас с Томасом и Энни, сменной медсестры. Энни была психиатрической медсестрой, а значит, изучала психологию и делала карьеру в работе с психически больными. Она была маленькой, компактной женщиной со светло-клубничными волосами и привлекательным, веснушчатым лицом. Главной чертой её сущности было то, что она постоянно пребывала в движении. Даже когда просто сидела, она или курила, или листала журнал, или разговаривала, или скрещивала ноги, ритмично постукивая своей ногой. В палате она практически не бывала в покое.
Все мы втроём по очереди наблюдали за Элеанор. Были также и другие обязанности, но поскольку сегодня нас было трое, то оставалось время и для длительных перерывов (обычно на ночной смене оставались двое).
Через какое-то время Томас решил отдохнуть и отправился в кухню при палате со своей книгой "В поисках чудесного". Где-то через 20 минут я случайно проходил мимо кухни и застал его там за горячей дискуссией с пациентом, который, мучимый депрессией и паранойей, видимо, не мог заснуть и пришёл на кухню выпить воды. Это был молодой человек, немного тучный, стоявший со сложенными на груди руками перед Томасом.
Томас пытался объяснить ему: "Я вовсе не пудрю Вам мозги. Я не собираюсь стирать эти слова. Взгляните, кто-то подчеркивал для себя места в книге. Видите? Я стираю лишь подчёркивания, не сами слова."
Пациента это не убедило. Ему казалось, что Томас пытается отнять у него последние остатки здравого смысла. Лишь вдвоём через какое-то время нам удалось доставить пациента в его комнату. Постепенно он успокоился и лёг, но мы так и не смогли переубедить его, что Томас не ставил себе целью окончательно сбить его с толку своими странными действиями.
Час спустя, когда Энни и мы с Томасом сидели в «общинах», слушая рассказ Элеанор о сегодняшнем завтраке, Томас встал и сказал, что пора сходить в офис для проверки графиков. Мы обязаны были это делать в ночную смену, иначе могла теряться связь с прогрессом или его отсутствием у спящих пациентов.
Он оставил на краю стола свою книгу, а как только вышел, Элеанор тут же подхватила её, открыла в случайном месте и начала читать вслух. Она читала с шестой главы, с того места, где Гурджиев просит своих студентов из питерской группы определить для себя, чего они хотят - то есть, что они надеялись приобрести, вступая в его работу. Успенский сказал, что он хочет знать будущее. Другой - что он хочет убедиться, что будет существовать и после смерти своего тела. Третий - что он хочет стать хозяином самого себя. Четвёртый хотел понять лучше учение Христа. Пятый сказал, что хочет помочь людям. И наконец, последний - что хочет знать как остановить войны. Далее Гурджиев объяснил, почему лучшей из этих целей является вопрос о том, чтобы быть хозяином самого себя, после чего подробно рассказал по поводу всех возможностей и невозможностей в отношении других пяти целей.
Когда Элеанор начала читать, моим первым импульсом было остановить её, просто забрать у неё эту книгу. Я легко мог это сделать. Не думаю, что могла плохо на это отреагировать. Уверен, что сам материал для неё ничего не значил. Все её разговоры и чтение вслух были просто выражением её гигантской энергии. Но я не стал забирать у неё книгу потому, что мне стало интересно, как Энни будет на неё реагировать...
К этому времени мы с Энни работали вместе уже больше года. И хоть мы и не были реально друзьями, но весьма неплохо узнали друг друга за это время. Я считал её разумной и восприимчивой женщиной. Она изучала психологию и неоднократно заявляла о своём интересе и желании помогать людям. И я предполагал, что этот материал должен, по крайней мере, привлечь её внимание.
Пока Элеанор читала нам, Энни сидела и листала журнал. Не думаю, что она реально в нём что-то читала. Эти пролистывания страниц казались лишь средством, подобно курению, чтобы занять её двигательный центр. Она поглядывала вниз в журнал время от времени, не упуская при этом из поля зрения Элеанор. Мне была любопытна её реакция на слова Гурджиева, потому что я считал, что они должны хотя бы привлечь её внимание, заставить остановиться и подумать: «Что?». Но я увидел вместо этого, что она восприняла его слова на том же уровне, как и то, что она видела и читала в журнале. Было очевидно, что разницы между ними для неё не было.
Увиденное ясно показало мне, что Энни не имеет магнетического центра. Она была неспособна различать B-влияния идей, представленных в книге Успенского, от A-влияний, представленных картинками и статьями из журнала.
Понятно, почему Гурджиев называл эту способность к различению ‘магнетической’. Именно так она чувствуется. Вы читаете или слышите о какой-то идее или встречаете кого-то, и вы немедленно чувствуете: «Да, это так. Это как раз то, что я искал». Вас влечёт к тому, что вы слышите или видите. Это чисто эмоциональный, не интеллектуальный, отклик.
В прошлом, всякий раз, когда я переезжал в новый город, в моём двигательном центре постепенно формировалась некая карта, связывающая те места, которые я посещал. В начале она была очень общей. Я связывал квартиру, в которой жил, с гастрономом и возможно библиотекой. Но чем больше я путешествовал по городу, особенно пешком или на машине - метро сильно замедляет этот процесс - тем более полной становилась эта карта. Я узнавал, где находятся книжные магазины, музеи, концертные залы, где живут мои друзья. И чем дольше я оставался в этом городе, тем яснее видел, как все эти места соединялись друг с другом. Эта наша способность формировать внутреннюю карту является даром, которым все мы обладаем в той или иной степени. В ком-то он выражен лучше, в ком-то хуже, но он есть у всех. Магнетический центр чем-то похож на него. Вы открываете для себя идеи, людей, состояния и начинаете соединять их. Вы аккумулируете не только информацию, но также переживания и реализации. В каком-то смысле, вы начинаете формировать карту того, как работает сознательная эволюция. Вы начинаете осознавать, что если хотите входить в высшие состояния (иметь связь с высшими центрами), то вам надо вывести определённые понимания и эмоции на передний план вашего сознания. И чем больше материала вами накоплено, тем легче становится вам распознавать идеи, людей и эмоции, питающие магнетический центр.
Частичная причина моего шока от отсутствия у Энни отклика на книгу Успенского заключалась в том, что чуть ли не впервые я осознал, что подавляющее большинство людей, включая многих моих друзей и семью, не испытывает никакого интереса к этой работе. Я не говорю даже о самих идеях, а о всей концепции сознательной эволюции, то есть, общей идеи того, что прикладывая наши усилия в нужном направлении мы можем не только изменить наше состояние, но также изменить сущностную природу нашей идентичности.
С поражающей ясностью я осознал, что фактически собирал B-влияния с самого детства. Вначале мой магнетический центр был настолько маленьким, что когда необычные состояния приходили ко мне, я никак не связывал их с идеей возможности создания этих состояний. Но я быстро начал видеть, что это высшее состояние являлось неким местом, куда я периодически возвращался. Другими словами, во мне было определённое место, возвращаясь куда, я вспоминал, что имел уже опыт этого состояния раньше.
В первые свои школьные годы у меня были иногда очень ясные моменты высших центров. Они просто случались. Однажды это произошло, когда я был в школьном кафетерии. Кажется, я был тогда во втором или третьем классе. Я стоял в очереди, чтобы купить молоко к обеду, который взял с собой. Я держал в руке свой ланч в коричневом бумажном пакете. За длинными столами сидели другие дети. Помещение было большое, наполненное шумными возгласами и детскими разговорами. Оно было залито ярким солнечным светом, исходящим от окон слева от меня. Окна были высоко вверху и комната как бы осела, подобно подвалу. Стоя в очереди, я внезапно осознал себя необычным, захватившим моё внимание образом. Это было осознание данного момента, в окружении всех этих детей, держащим свой обед в бумажном коричневом пакете и чувствующим тепло солнечного света, светящего сквозь окна. У меня не было никаких слов для этого состояния, которое было одновременно странным и очень знакомым. Я не мог понять, почему я не чувствую себя таким образом всегда. Я хотел знать, почему я не чувствую обычно также ход времени и странность простых событий. Но когда я стал пытаться исследовать эти ощущения, мальчишка сзади толкнул меня со словами: "Давай, двигайся вперёд!". И как только я сделал шаг вперёд, это состояние испарилось.
Но в тот же день оно случилось снова. В этот раз я сидел за своей партой. Учительница, похожая на пожилую монашку, стояла перед классом и объясняла какие-то основы арифметики. Вопрос касался того, что я уже освоил. Для меня он казался элементарным, поэтому я мечтал о том, что буду делать после школы. Но прямо по середине моих мечтаний это случилось опять. Внезапно я оказался повсюду в комнате и почувствовал физическое присутствие всех остальных детей, как если бы моя идентичность перестала быть ограниченной моим телом. Вновь я начал думать о том, что происходит со мной. Я спросил себя: Почему это так непохоже на то, что я обычно чувствую? Что это значит? Но пока я пытался как-то облечь это в слова, учительница попросила меня решить задачу, написанную ей на доске. Я слышал её, но боялся пошевелиться, потому что думал, что это состояние может исчезнуть, если я не буду оставаться полностью неподвижным. Но учительница не оставила меня в покое. Она подошла к моей парте и постучала своей деревянной указкой передо мной. Я поднял голову и посмотрел на неё. "И какой ответ?", - требовательно спросила она. Я взглянул на доску и сказал ей ответ.
С точки зрения формирования магнетического центра, в двух этих ранних переживаниях важно то, что я смог связать их. У каждого бывают высшие состояния, но некоторые люди способны собирать эти переживания и исследовать их. И что более важно, они ценят их. Не каждый из обнаруживающих себя в таком состоянии ищет способа повторения пережитого. Наоборот, некоторые находят эти состояния пугающими и сбивающими с толку. Далеко не все, но некоторые открывают постепенно для себя, что лишь с таким опытом высших центров жизнь их обретает смысл.
В тот день в госпитале, мне было немного грустно осознать, что Энни не способна различить, что знание, которое давал своим студентам Гурджиев в Санкт-Петербурге, имеет совсем другой источник происхождения, в сравнении с большинством тех идей, которые мы обсуждали и о которых спорили на совещаниях и в комнате отдыха клиники. Это заставило меня задаться вопросом того, почему некоторые люди, подобно Томасу, собирают B-влияния, а другие - нет. С этого момента я стал смотреть на всех знакомых мне людей совсем по другому.
~ • ~ • ~
~ Be Present First: "P. D. Ouspensky Among the Lunatics".
перевод: larkin_donkey