(no subject)
Рыжий поселился в моей жизни прочно и надолго, если не навсегда. Нет, конечно, загадывая желания на совпадающие циферки часов, ты ожидаешь, что желания эти однажды рано или поздно сбудутся, но не таким же образом!
Он пришел и поселился сам, по какой-то странной воле, где-то там, за правым плечом, под сводом черепа, отпечатком за дном сетчатки, весь, от кончиков посеченных, неровно постриженных рыжих волос, до носков разношенных ботинок.
Он заглядывает через плечо, когда я что-нибудь пишу, скептически хмыкает и щелкает зажигалкой. Он стоит за спиной у любого фотографа, клацающего фотоаппаратом в мою сторону, и корчит рожи, хитро подмигивая ярко-салатовым глазом. Он ехидно улыбается заглядывая через плечо в любую мою работу и курит-курит-курит...
А когда на балкон выхожу курить я - он уже там, сидит, опасно свесив ноги с облупившихся советских перил и прикуривает свой жуткий Lucky Strikе (где только он достает эту невозможную дрянь!).
- Ты ведь не боишься? - спрашивает Рыжий. - Ты ничего не боишься.
Нет, он не приглашает сорваться за ним туда, вниз, он прекрасно знает, что в отличие от него, для живых, для реальных, это опасно. Он просто констатирует факт. Ловит за хвост, дует в морду сигаретным дымом и констатирует.
Он не знает только одного - а я ведь на самом деле отчаянно боюсь. Боюсь того, что в какой-то момент это все закончится, и солнечное рыжее мое второе я исчезнет, не оставив после себя ничего, кроме сожалений.
- Зачем тебе это все? - спрашивает Рыжий, затягиваясь. Он не требует ответа, он и так все знает.
Потому что он - это я. Моя личная рыжая шизофрения.
Он пришел и поселился сам, по какой-то странной воле, где-то там, за правым плечом, под сводом черепа, отпечатком за дном сетчатки, весь, от кончиков посеченных, неровно постриженных рыжих волос, до носков разношенных ботинок.
Он заглядывает через плечо, когда я что-нибудь пишу, скептически хмыкает и щелкает зажигалкой. Он стоит за спиной у любого фотографа, клацающего фотоаппаратом в мою сторону, и корчит рожи, хитро подмигивая ярко-салатовым глазом. Он ехидно улыбается заглядывая через плечо в любую мою работу и курит-курит-курит...
А когда на балкон выхожу курить я - он уже там, сидит, опасно свесив ноги с облупившихся советских перил и прикуривает свой жуткий Lucky Strikе (где только он достает эту невозможную дрянь!).
- Ты ведь не боишься? - спрашивает Рыжий. - Ты ничего не боишься.
Нет, он не приглашает сорваться за ним туда, вниз, он прекрасно знает, что в отличие от него, для живых, для реальных, это опасно. Он просто констатирует факт. Ловит за хвост, дует в морду сигаретным дымом и констатирует.
Он не знает только одного - а я ведь на самом деле отчаянно боюсь. Боюсь того, что в какой-то момент это все закончится, и солнечное рыжее мое второе я исчезнет, не оставив после себя ничего, кроме сожалений.
- Зачем тебе это все? - спрашивает Рыжий, затягиваясь. Он не требует ответа, он и так все знает.
Потому что он - это я. Моя личная рыжая шизофрения.