Собор (Cathedral)
Собор
Ожидание - это то, что тебя убивает.
Однажды о ней будут петь песни.
Не откровенные песни, не чистые и честные легенды о героизме, свете, сокровенном знании и той самой уверенности - о лучшем, что может дать человечество. Они будут петь о ее храбрости, не забывая, тем не менее, о ее гневе. Они будут называть ее непотопляемой - не забывая о том, что ненависть держала ее на плаву не меньше, чем уверенность. Песни, которые будут петь о ней, будут панихидами, балладами, где любовники умирают в конце, заклинаниями, отгоняющими зло, скрывающееся во тьме.
О ней будут петь песни однажды. Не сегодня. Не раньше, чем она умрет. Она сразит любого, кто осмелится, все они об этом знают.
Она скидывает броню и думает об Альянсе, размещающем оружейную в отсеке для шаттлов, думает о Цербере, располагающем арсенал около шлюза. Под ногтями засыхает кровь. Ее собственная, должно быть. Ни капли того алкаша-батарианца никоим образом не могло проникнуть через швы брони.
- … не буду включать это в отчет, - говорит Миранда. - Шепард? Все хорошо?
- Нормально, - отвечает она. - Убирай все, что, по твоему мнению, ему не следует знать.
- Хорошо, коммандер, - Миранда снимает наголенники. Рядом с ней переминается с ноги на ногу Вакариан, застывая иногда в той небрежной позе, которая заставляет его выглядеть высокомерным ублюдком. Уж он-то из своей брони никогда не вылезает.
- Скажи Джокеру, пусть берет курс на Цитадель, - добавляет Шепард. Вакариан был умницей сегодня. Делал свое дело, стрелял метко, не слишком много огрызался. После дозаправки они решат его мелкую проблему.
Пока ему не следует об этом знать.
Она молча устремляется к выходу. Перед тем, как закрывается дверь лифта, она слышит слова Миранды:
- В жизни коммандер… не совсем то, что я ожидала.
Вакариан фыркает:
- Безусловно, она тяжелый напарник, но ты ведь не станешь отрицать, что она добивается результатов.
- Нет, - говорит Миранда. - Нет, не стану.
Засыпая, она видит сны, поэтому спит она редко (спасибо имплантатам). Она видит привычные сны, ряд образов, увязавшихся за ней с шестнадцати лет, с двадцати, с двадцати девяти. Под закрытыми веками - с объемным звуком и в ошеломляющей четкости - она видит лицо своей матери, сдираемое батарианским ножом, наблюдает, как оседает от выстрела в живот ее отец, чувствует себя поглощаемой необъятным ужасом, обнаруживает себя извивающейся в космосе в поисках глотка воздуха только для того, чтобы понять, что дышать не нужно, что она была гетом, что она всегда была Жнецом…
Ей снятся сны в черно-красном, в бездонной черноте космоса и бледно-алом человеческих внутренностей; и она уже не задыхается, просыпаясь от этих снов, просто открывает глаза в безмолвном смирении. Проснувшись от красно-черных снов, она выскальзывает из постели и направляется в душ или к рабочему терминалу.
Но иногда ей снятся сны в синем…
Мать Шепард участвовала в войне Первого контакта. Эта женщина во всех отношениях формировала образ жизни своей дочери. Она обучила Шепард искусству стрельбы, обучила судовому протоколу, она обучила Шепард войне.
- Турианцы - крепкие ублюдки, - говаривала ее мать, - но, во всяком случае, они обычно честны с тобой, в отличие от синих цыпочек. Если вдруг тебе придется работать с ними, не позволяй этому помешать тебе, Дженни, никогда не забывай, что ты человек, а они - нет. Птицам и рыбам не суждено жить вместе.
Ну, они и правда крепкие ублюдки.
Шепард старается равномерно задействовать своих людей на боевых операциях, но обнаруживает, что ей сложно не полагаться на Вакариана. Он знает, как она ведет себя на поле боя, он был здесь… почти с самого начала и он хороший стрелок. Великолепный стрелок. Эти его орлиные глаза на что-то годятся.
Он забавный (это до сих пор сбивает ее с толку). Это его слабость, одна из многих, просто еще одна трещина в броне, которая, как она предполагала, окажется толще. Не должны ли турианцы быть суровыми?
Они трахаются на главной батарее…
Подождите. Она забегает вперед.
Смерть ничего не смогла у нее отнять. Она стала сильнее, быстрее - это все кибернетика - она упорнее, крепче, она может получить пулю и продолжать двигаться, она может стрелять точнее, может бежать дольше, может, имея на руках только две пешки и увечную королеву, захватить поле боя еще до того, как враг догадается о ее появлении. Она просыпается по утрам и думает: «Кого я буду ненавидеть сегодня?». Иногда это Сарен, который разжигает раскаленную добела звезду в ее груди, иногда это Жнецы, иногда это Совет, а иногда - Андерсон, иногда - Шаньси, а иногда - Торфан.
Иногда это работорговцы. Иногда - рабы.
Она вспоминает того крогана - Рекс, так его звали. Тот еще крепкий ублюдок, хитрый, как черт, и такой же опасный в перестрелке, как N7. Шепард застрелила его на Вермайре. Она ни секунды не колебалась: чистое, честное убийство, ему же на благо. Возможно, он даже оценил бы это, если б мог так же ясно видеть сквозь пелену ярости, как Шепард привыкла видеть сквозь свою.
Бывают дни, когда она просыпается слишком уставшей, чтобы злиться, и тогда она думает: «Кого я могу ненавидеть сегодня?» Она вспоминает крогана, глупо поплатившегося жизнью за то, что не смог принять судьбу своего народа, и тогда сверхновая в сердце снова разгорается, пожирает ее изнутри, выжигает плоть и мысли до тех пор, пока не остается ничего, кроме света. И цели. И ярости.
Они швартуются у районов Закера, и Шепард лениво спускает команду с поводка, отправляя в увольнительную. Церберовские субъекты липнут к кораблю, чувствуя себя неловко в разношерстной компании, Джек тут же оказывается дальше всех, заставляя Шепард думать, что рано или поздно биотик сядет на шаттл, идущий в какую-нибудь дыру на краю галактики, и никогда не вернется. Было бы неплохо. Было бы просто отлично. Один из них должен прожить достаточно, чтобы рассказать правду о Нормандии.
(Шепард почти никогда не влюблялась, но корабль… она любит этот корабль).
Вакариана она забирает с собой. Они останавливаются перекусить вначале. Его рана слишком серьезна, чтобы жевать, однако он все равно отламывает несколько кусков протеинового батончика. Шепард не спеша наслаждается всеми тремя переменами блюд: огуречный крем-суп особенно хорош, хотя она руку готова отдать на отсечение, что приготовлен он не из настоящих огурцов.
- Слушай сюда, - говорит она. - Я присоединяюсь к этой дурацкой затее, и мне нужно знать, что ты не слетишь с катушек и не угробишь меня. Ты держишь себя в руках. Если я отдаю приказы - ты выполняешь, и мне будет плевать, даже если ты пристрелишь Сидониса при свете дня, ясно?
Гаррус откидывается на стуле, впивается в нее оценивающим взглядом этих своих глубоко посаженных глаз. Шепард с внезапной ясностью ощущает, как ее взвешивают и находят очень легкой. Спустя мгновение он склоняет голову набок и говорит:
- Ясно, коммандер.
- Прекрасно. Идем, Бейли ждет, - она отодвигает табурет, роняет на стойку горсть кредитов. Достаточно за свой обед. Недостаточно за его.
Позже они будут трахаться в ангаре и Шепард отвернется.
Она встает между убийцей и его целью, беспечно, не раздумывая, просто ставит себя туда, где горизонталь встречается с вертикалью, точно в перекрестье прицела Вакариана. Не задумываясь. Не будет думать об этом, пока не вернется на корабль.
Шепард не колеблется, когда нужно встать с другого конца винтовки. Она - солдат (более того: морпех), и это ее работа - становиться между гражданским под угрозой и заряженным оружием. Исключая… любую ситуацию, когда нужно взять кого-нибудь на понт, или, допустим, любую ситуацию, где ее пытаются обвести вокруг пальца…
Все дело в том, что становиться в центре снайперского прицела - это чертовски глупая идея. Снайперы отличаются от остальных солдат. Для них все личное. Они смотрят на тебя с расстояния в полкилометра и видят зрачки твоих глаз, твои нервно дрожащие руки, могут пересчитать твои ресницы и все равно убить тебя. Шепард вошла в зону поражения и рассчитывала, что Вакариан не станет стрелять в нее, ни со злого умысла, ни из-за того, что она оказалась досадной помехой на пути к его цели, рассчитывала с такой уверенностью, что даже не задумалась об опасности.
Это заставляет ее злиться. Заставляет собраться.
В груди расплавленная звезда ее сердца вздрагивает, взрывается, пережигает водород ее ненависти в гелий, сплавляет его с литием ее ужаса, дробит под весом страданий до тех пор, пока не остается ничего, кроме железа.
- Грязная работа, - говорит Шепард. - Выстрел посреди Цитадели, на глазах у всех? Уверен, что тебя не засекли камеры?
- Я тебя прошу, Шепард, - отвечает Вакариан низким, тяжелым, уверенным голосом, без следа тех дрожащих нот удивления, которые она помнит по SR-1. - Район Закера едва справляется с очисткой воздуха. Если у СБЦ хватит денег на камеры, то они уж точно поставят их не в этих трущобах.
Он резко оборачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с ней, его глаза сверкают, из-за чертова визора кажется, что он смотрит на нее с расстояния в сотни световых лет.
- Никаких сомнений по поводу убийства, не так ли?
- Я не могу спасти всех, - говорит она. - Черт, я никого не могу спасти. Оставь это политикам.
- М-да… - говорит Вакариан. Шепард не может понять соглашается он, или сомневается. - В любом случае, спасибо! Это как… ну, это уже что-то, как минимум снять груз этой ответственности с плеч.
Они слишком близко. Она чувствует его дыхание на своих волосах. Нет никаких причин стоять так близко.
«Если я позволю тебе это, - думает Шепард, - кем тогда буду я?»
(грешницей предательницей солдатом влюбленной любовницей обманщицей вымогательницей предательницей предательницей предательницей…)
Извращенкой. Она будет извращенкой.
Она вытягивает шею, заглядывает ему в лицо, выдыхает. Ждет.
оригинал здесь. автор damalur - здесь. разрешение на перевод и публикацию не получено, но, поскольку я, в общем-то, не первый переводчик и одна из версий перевода уже опубликована на другом сайте, думаю, что тапками бить не будут.
пожалуй, это первая моя попытка перевода весьма неплохого литературного текста, и, честно говоря, я не ожидала, что это будет настолько трудно. не в плане понимания языка и способности передать то, что написано в оригинале, а, скорее, в плане передачи настроения оригинального текста, его языковых и оттеночных особенностей, мелких деталей подтекста, родной плавности и напевности (не совсем удалось, я считаю).
спасибо автору за прекрасный текст и Bioware (хотя они и редкостные твари) за прекрасную вселенную и персонажей.
отдельная огромная благодарность мужу за терпение, вычитку и подробный разбор текста :)
также буду благодарна любым людям, которые помогут дальше поправить ошибки/опечатки/неточности/стилистику и еще больше приблизить перевод к оригиналу.