Стихи ночью
Андрей Вознесенский
Шлема бы
В Москве, в Баден-Бадене, в вечных исканиях,
беспечный и нищий, как Насреддин,
я, вдруг, начал падать башкою о камни -
кругом наследил.
Мозг лезет из ран, столуются клетки.
По пояс высовываюсь, как валет.
Купить бы шлем мотоциклетный!
Падучий поэт!
Забыты Гулаги и Бухенвальды.
Но надо кому-нибудь тешить людей.
Я падаю и расшибаюсь буквально.
И кровью расплачиваюсь своей.
Здесь живший когда-то мессия и гений,
опять совпаденье! - позвав на порог,
твердил мои строчки о грехопаденьи,
и в этом, увы, оказался пророк.
Твои неотложки оплачены в «евро».
От божьих я падаю ниц.
Я нищий как дервиш, но кровь не удержишь,
мир ржёт катастрофно сквозь стены больниц.
Врачи говорят, не хватает баланса.
Мы - сироты времени своего.
В нём много балласта и даже болванства,
с балансировочкой - не того.
Тыща аспидов, бритые налысо,
нас мочили, макая в раны перста.
Душа игнорирует анализы:
на СПИД и на Христа.
Шлема бы
В Москве, в Баден-Бадене, в вечных исканиях,
беспечный и нищий, как Насреддин,
я, вдруг, начал падать башкою о камни -
кругом наследил.
Мозг лезет из ран, столуются клетки.
По пояс высовываюсь, как валет.
Купить бы шлем мотоциклетный!
Падучий поэт!
Забыты Гулаги и Бухенвальды.
Но надо кому-нибудь тешить людей.
Я падаю и расшибаюсь буквально.
И кровью расплачиваюсь своей.
Здесь живший когда-то мессия и гений,
опять совпаденье! - позвав на порог,
твердил мои строчки о грехопаденьи,
и в этом, увы, оказался пророк.
Твои неотложки оплачены в «евро».
От божьих я падаю ниц.
Я нищий как дервиш, но кровь не удержишь,
мир ржёт катастрофно сквозь стены больниц.
Врачи говорят, не хватает баланса.
Мы - сироты времени своего.
В нём много балласта и даже болванства,
с балансировочкой - не того.
Тыща аспидов, бритые налысо,
нас мочили, макая в раны перста.
Душа игнорирует анализы:
на СПИД и на Христа.