Стихи днем
Елена Шварц
ВОЛОСОВЕДЕНИЕ
(Vision)
С близка глядя на животное,
Вдруг чувствую восторг
(Будто кончился срок) -
Грива искрящейся кошки
Похожа на Нью-Йорк.
Буйные космы юного Маяковского
Стекают по уступам черепа,
Как индонезийские джунгли,
Слегка влажные, -
Где прилипли к земле,
Где лианы таинственной (или змеи) шнур,
В кипенье сплетенных зарослей -
Каменной формулой мира
В голове его - Боробудур.
В далеком простом Нью-Йорке
(Он как порожденье земли, как скалы - прост),
Где не имеет значенья
Даже гиганта рост,
Где Маяковский был мал, как я,
Глазом кося больным
На Эмпайр-Стейт-билдинг.
Потом я вижу его в океане,
Лишенным огня и пищи,
Потерпевшим крушенье,
Распростертым на лодочном днище.
Когда на тебя, Нью-Йорк, я смотрела
С ости стальной, в облаках -
Ты валялся вздыбленной волчьего шкурой,
С которой сдувая прах,
Ветер на длинных крылах
Несет через океан
Тех, кто умер всего на мгновенье.
Там он их бросит в долину,
Длинную узкую пропасть -
Тоскливее волчьего воя
Долина Иосафата.
Чем ближе к страшному часу,
Тем меньше помним о нем.
Когда небо толчком
Завертится волчком,
Ты примешь себя
За сестру или брата.
И в ожиданье приговора
Или пронзающего взора -
Кукареку, и писк, и хлопья разговора,
Подземного моря гуденье...
Сено волос упругое попирать -
Или это океан под ногами?
Ожерельями прошлых жизней своих играть,
Как Шива бусами и черепами.
Будто Ариадны нить,
Долгий змеящийся волос,
То в Новый свет, то на Страшный Суд
Ведет ветвящийся голос.
И тут понимаю внезапно: я -
Одна из труб органа,
Которые воют, поют, ревут,
Не зная - поздно ли, рано.
Пшеничное поле - так много нас,
Растем ужасным хоралом,
Сребристой изнанкою труб, тьмой лесов,
Заволосевшим астралом.
Космос ворсистый колышется весь
Проросшим ежом голосов.
Хоть взлетай подстреленным голосом вверх,
Хоть прядай в ядро земли срезанным колосом,
Всюду - задушенный нитью шелковый червь,
Ухо, заклепанное горячим волосом.
Разве прорежет свету путь
Сквозь мира колтун тесный
Молчания острый луч -
Нож бестелесный.
ВОЛОСОВЕДЕНИЕ
(Vision)
С близка глядя на животное,
Вдруг чувствую восторг
(Будто кончился срок) -
Грива искрящейся кошки
Похожа на Нью-Йорк.
Буйные космы юного Маяковского
Стекают по уступам черепа,
Как индонезийские джунгли,
Слегка влажные, -
Где прилипли к земле,
Где лианы таинственной (или змеи) шнур,
В кипенье сплетенных зарослей -
Каменной формулой мира
В голове его - Боробудур.
В далеком простом Нью-Йорке
(Он как порожденье земли, как скалы - прост),
Где не имеет значенья
Даже гиганта рост,
Где Маяковский был мал, как я,
Глазом кося больным
На Эмпайр-Стейт-билдинг.
Потом я вижу его в океане,
Лишенным огня и пищи,
Потерпевшим крушенье,
Распростертым на лодочном днище.
Когда на тебя, Нью-Йорк, я смотрела
С ости стальной, в облаках -
Ты валялся вздыбленной волчьего шкурой,
С которой сдувая прах,
Ветер на длинных крылах
Несет через океан
Тех, кто умер всего на мгновенье.
Там он их бросит в долину,
Длинную узкую пропасть -
Тоскливее волчьего воя
Долина Иосафата.
Чем ближе к страшному часу,
Тем меньше помним о нем.
Когда небо толчком
Завертится волчком,
Ты примешь себя
За сестру или брата.
И в ожиданье приговора
Или пронзающего взора -
Кукареку, и писк, и хлопья разговора,
Подземного моря гуденье...
Сено волос упругое попирать -
Или это океан под ногами?
Ожерельями прошлых жизней своих играть,
Как Шива бусами и черепами.
Будто Ариадны нить,
Долгий змеящийся волос,
То в Новый свет, то на Страшный Суд
Ведет ветвящийся голос.
И тут понимаю внезапно: я -
Одна из труб органа,
Которые воют, поют, ревут,
Не зная - поздно ли, рано.
Пшеничное поле - так много нас,
Растем ужасным хоралом,
Сребристой изнанкою труб, тьмой лесов,
Заволосевшим астралом.
Космос ворсистый колышется весь
Проросшим ежом голосов.
Хоть взлетай подстреленным голосом вверх,
Хоть прядай в ядро земли срезанным колосом,
Всюду - задушенный нитью шелковый червь,
Ухо, заклепанное горячим волосом.
Разве прорежет свету путь
Сквозь мира колтун тесный
Молчания острый луч -
Нож бестелесный.