Один
Так уж получилось, что никогда никуда я не ездил один. Всю жизнь во всех поездках меня сопровождали люди. Это было здорово, они были мне близкими и хорошими товари-щами, друзьями, родителями, любовницами, знакомыми. Но аспект одиночного путеше-ствия всегда оставался не охвачен. А ведь это совсем другое кино. Многие меня называют вредным человеком, эгоистом, необщительным одиночкой. Я никогда не спорю и говорю в ответ, что каждый человек в глубине души всегда одинок. И это нормально. Быть может, все остальное - слабость. В силу этой слабости мы постоянно ищем компромиссов, постоянно что-то требуем от других людей. А в сущности, нам нужна поддержка и оправдание. А чего стоит человек в отдельности, вырванный из общества? И что это за человек? Кто он? Кто он перед самим собой?
В общем я был даже рад, что все так обернулось и у меня есть пять одиноких дней по-чти в Монголии. Первое, что мне предстояло - это переправиться через реку Кыра. В том месте, где мы ночевали прошлой ночью, она на первый взгляд имела вид неглубокий и пе-реходимый. При более детальном изучении выяснилось, что Кыры я еще не видел. То что мы приняли за реку, был всего лишь ее отрог. А вот сама река была в ширину метров пятна-дцать-двадцать и имела весьма быстрое течение. Впереди в ущелье торчало некое подобие моста, на вид довольно ненадежное. Начинался он откуда-то из скал и подступов в обозри-мом пространстве к нему не было. Я побрел вдоль берега, надеясь отыскать брод. Несколько раз брод находился, я шлепал по колено в воде и вновь оказывался перед широким бурля-щим водным потоком. Одна маленькая синяя полоска на пятикилометром атласе в реально-сти представляла собой целую кровеносную систему. Заморосил дождь. После очередной переправы и отступления с заболоченного острова я начал падать духом. Представилось по-зорное возвращение в Кыру и пять дней в леспромхозе.
Но вдруг, напротив меня на другом берегу зашевелились кусты, послышалось мыча-ние и возникла сначала одна корова, потом другая, и вот уже целое стадо цепочкой бредет наперерез течению. Я возликовал. Хотелось расцеловать эти неуклюжие создания. Взрослые ступали медленно и уверенно, телят чуть сносило. Я тут же записал координаты по компасу и зарисовал часть берега на случай обратного возвращения. Стадо прошло и я погрузился в воду. Это был первый раз в жизни, когда я был счастлив оттого, что у меня такой тяжелый рюкзак. Течение сносило немилосердно. Приподнятая для следующего шага нога тут же ока-зывалась в позиции для шпагата.
Промокнув по пояс, я вылез на противоположный берег. Дождь как-то уравнивал речку с окружающей средой и я через некоторое время был мокр равномерно. По коровьей тропе выбрался на опушку зарослей и обомлел. Впереди было поле, на нем одинокое дерево, навевающее воспоминания о фильмах Тарковского, и за ним горы. И никого. Дождь обвола-кивал все вокруг. Впервые в жизни я почувствовал чудовищную свободу и беспредельную радость. Это было настоящее. Ничего больше не нужно. Говорят, что в момент смерти, перед глазами человека проносится вся его жизнь. Здесь пронеслась вся моя жизнь.
Дойдя до дерева, мне захотелось согреться и я сделал несколько глотков водки. Вско-ре я подошел к горной гряде. Лес был редкий. Видимо, не так давно здесь прошел пожар. Много деревьев было с обуглившимися стволами. Взобравшись примерно на середину склона, я нашел ровную площадку, установил палатку и принялся сушить все что можно. Сразу же сжег единственные носки. Подошва ботинок тоже начинала пованивать пластмас-сой. Я поспешил свернуть все это хозяйство и лег спать.
На следующее утро я продолжил движение по склону. Попадалось все больше кам-ней. Впереди уже обозначился пик первой вершины. Чтобы одолеть каменные нагроможде-ния и справиться с отнюдь не парковой растительностью порой приходилось карабкаться на четвереньках. Пару раз недовольные змеи выскальзывали у меня из-под ног. Где-то ближе к вершине двое четвероногих существ, смахивающих на горных антилоп, пронеслись вниз по склону. Мне такая скорость передвижения не снилась даже на четвереньках. Все проклятый рюкзак! И на кой черт мне столько еды?! А вода? По карте тут где-то должны быть родники. Хотя водой пока не пахло.
Гора, на которую я взобрался, южным склоном примыкала к хребту повыше. За ним я ожидал увидеть Монголию. Стараясь не терять высоту, я двинулся дальше и через несколько часов достиг поляны, на которой понял, что с Монголией все не так просто. Впереди выри-совывались еще две горных гряды и никаких признаков Онон-Гола - реки на монгольской территории. Без воды путешествие туда мне представлялось весьма унылым. Пятикиломет-ровый атлас рисовал более обнадёживающую картину. Я покрутился еще немного по по-ляне, нашел остатки сгоревшего сруба, пластмассовую гильзу, набрал образцов горных по-род и начал спуск. Южный склон покрывала сухая травка. От вершины тянулся неглубокий разлом, похожий на высохшее русло. Надежды найти там ключ не оправдались.
Спустившись вниз, я обнаружил заросшую колею и пошел по ней. Периодически по-падались внушительные пятачки примятой травы - места отдыха местного зверья. Вскоре колея привела меня в полувысохшее болото. Сюда, судя по увеличившемуся диаметру пя-тачков, приходили на отдых целыми семьями, а может быть это были персоны посерьезнее и поувесистей. Я даже обрадовался, что русло сейчас сухое, и место не пользуется популярно-стью.
После болота идти стало легче, дорога расчистилась и я обнаружил, что на ней в изобилии копошатся жуки, похожие на скорпионов, страдающих ожирением. Время от вре-мени цепочки звериных следов тянулись в березовую рощу справа. Все говорило о необы-чайном богатстве местной фауны. Вскоре слева у склона замаячила какая-то постройка. По-дойдя ближе, я увидел, что это старый ржавый фургон. Стены были все в дырках, словно кто-то стрелял по нему дробью, внутри, около двух лежанок, валялись пустые консервные банки и груды костей непонятного происхождения. На стене над дверью был прибит чело-веческий череп. Ну впрочем, это я фантазирую. Черепа не было - болталась бутылка харак-терной вино-водочной формы.
Осмотрев все закоулки таинственного жилища, я решил, что на сегодня мои изыска-ния окончены и пора ставить палатку. Возникла мысль расположиться на ночлег в фургоне, но расчищать эту помойку не было никакого желания. Вместо этого я направился в березо-вую рощу по соседству и обосновался там. Но только я развел костер, нарождающийся су-мрак огласил адский лай. Горное эхо подхватило его и я ощутил себя в эпицентре питомни-ка для собак Баскервилей. Лай был столь громким и так походил на рев, что я не смог пред-ставить собаку его издающую. Вскоре он повторился уже ближе и с каким-то свистом. Я сжал посильнее топор и начал вглядываться в поблескивающие стволы берез. Пожалуй в фургоне было бы безопаснее. Хотя он весь дырявый и помятый. А вдруг как раз это ужасное существо тискало его в своих огромных лапах и оставило на нем отпечатки своих зубов?.. Вопль повторился. И тут я понял. Это была птица. Источник звука очень быстро менял свое местоположение и еще свист - его порождал взмах крыльев. Что ж, это уже лучше. Птиц-людоедов не существует. Если только это не птеродактиль. Но костер на ночь я решил все же не тушить.
Утром, обогнув березовую рощу, я вышел к покосам. Людей видно не было, но попа-дались навесы и шалаши. В один я заглянул, в надежде разузнать про воду, но кроме галош никого не нашел. Идти дальше через хребет на юг без воды совершенно не хотелось. Учиты-вая скорость передвижения в последние дни, до реки Онон-Гол я добрался бы через полтора-двое суток. Что при этом пить оставалось не ясным. Да и Онон-Гол был уже на монгольской территории, а там могли быть кордоны. Подумав, я направился на восток. Там, огибая Онон-Бальджинский хребет, протекала Кыра. И там же, минуя горы, можно было попытаться про-двинуться на юг.
Через несколько часов я увидел справа от дороги скопление техники и людей. Оказа-лось, что до реки несколько километров. Мой вопрос, чистая ли там вода, был ими явно не понят. “Да воода-то здесь везде чистая. Пьем, ничего”, - затягивая на холмогорский манер “о”, ответствовал мне один из работяг. Вскоре меня нагнал КРАЗ. Водитель - добродушный мужик в пидорке, подтвердил информацию насчет реки. Сказал также, что там мелко и пе-реправиться можно без проблем. Сам он искал двух потерявшихся кобыл и ехал в село Га-вань. Предложил подвезти до Кыры (реки), но я сказал, что не тороплюсь.
Дорога стала забирать на север, горный хребет на юге прерывался открытым про-странством. Виднелись полуразрушенные постройки, истлевшие стога и иные вторичные признаки цивилизации. Вдруг справа я заметил какое-то движение. Через поле, подлетая на пол аршина на каждой кочке, на меня неслась повозка с каким-то казаком в кепке, отчаянно нахлестывающим рыжую кобылу. Остановившись в метрах семи от меня, он издал нечлено-раздельный клич, видимо означавший приветствие, поднялся с козел и воззрился на меня сквозь злобный прищур. Я подошел. Поздоровался. Сразу же заметил на спине у лошади огромное клеймо в виде серпа и молота. Мужик же являл собой, говоря языком Керуака, четкого кошака. Правда несколько изъеденного алкогольными возлияниями. Но держался залихватски.
Диалог мне давался нелегко, ибо слова он выкрикивал, словно лаял на чужака. Разо-брать с первого раза все не удавалось. Представились - имя, фамилия. Он оказывается тоже Леонид. Астафьев. Далее я долго пытался объяснить, что меня сюда привело, но дядька по-пался подозрительный.
- Есть туристы, которые по своей воле, а есть и не по своей…
- Я по своей. Красиво тут у вас.
- Да хули тут красивого! Не понимаю, как один ты тут ходишь?
В конце концов гостеприимство берет верх и он предлагает подвезти меня то к реке, то к селу Кыра, то к пруду. Куда - ему не важно, главное подвезти. Дискуссия продолжается уже в повозке. Мы куда-то мчимся. Вдруг он осаживает лошадь и спрашивает: “Куда ж тебя везти?” Я говорю, что к пруду. Он вопит: “Н-н-н-о, рыжая блядь!”. Повозку мотает как ша-рик в пинболе. Рюкзак грозит выпрыгнуть каждую секунду. Мы резко тормозим и мужичок кидает мне поводья со словами: “Подожди-ка. Это начальник мой”. Что делать с поводьями я не знаю, но на всякий случай держу крепко.
Впереди ползет трактор с длинным прицепом. Астафьев на ходу запрыгивает в каби-ну и начинает что-то вещать водителю. Я, подозреваю, что обо мне: “Вот, мол, ходит тут один. Граница не далеко. Шпион может, иль беглый”. Тракторист флегматично крутит ба-ранку, изредка взглядывая в мою сторону, но эмоций не показывает. Вскоре мой возница выскакивает из трактора и несется к повозке. Мы продолжаем наш галоп. У пруда прощаем-ся. Астафьев сокрушается, что ему надо работать, а то он бы меня и до Кыры довез. Я скеп-тически думаю: ”Что ж у него здесь за работа?” Но благодарю и иду к пруду чистить зубы. Не чищены уже давно.
Зачем я выкинул на последней стоянке манку и вылил масло?! Этот вопрос взорвался у меня в голове, когда мой тезка сообщил, что в пруду полно рыбы. Я еще в Москве специ-ально купил снасть, потом в Иркутске масло и манку, таскался с этим две недели, но нигде не представлялось удобного случая порыбачить. А тут и время есть и место отличное, да приманки нет. Наверное, можно накопать червей. Но я не рыбак и никогда в жизни не ло-вил рыбу. Поэтому придется оставить пруд не опустошенным.
Усевшись на берегу, я задумался о том, куда двигаться дальше. Идти на юг к монголь-ской границе по течению реки Кыра мне не хотелось. Местность была относительно люд-ной, наверняка дальше имелись кордоны. Обойти все это хозяйство можно было только вер-нувшись назад, что уже совсем не интересно. Если же двинуться на север, то, не торопясь, можно оказаться в деревне к намеченному для воссоединения с Ромычем сроку. И я напра-вился на север, к переправе. Слева возвышалась живописная гора с редкими деревьями. Карта показывала высоту 1500 метров, и я подумал: “Почему бы не заночевать на вершине”. Восхождение заняло бы остаток дня, а форсировать реку можно и завтра.
Где-то на четверти подъема у меня заболела нога. Однако на вершине я забыл и про ногу и про все остальное, что отягощало мои мысли. Я носился по вытянутому пику как оглашенный, жадно втягивал в себя раскинувшиеся поднебесные дали и плакал от ветра и восторга. Иногда рядом невозмутимо пролетали птицы, обдавая меня вихрями теплого воз-духа. На юге дымчатые облака покоились на монгольских вершинах. Везде была вечность и отрешенность.
Вечером, когда звезды казались мне лампочками домашней люстры, ко мне на ужин прибыли две змеи. Одна ползла по моему ботинку к костру. Я взял ее на палку и отнес по-дальше. Другая извивалась около пустой банки. Двумя руками я поднял большой камень и несколько раз обрушил на нее, а затем возложил змею в пламя. Есть не стал. Пора было спать.
Утром, выйдя из палатки, я сразу же погрузился в белую дымку, которая потом оказа-лась просто облаком. Через некоторое время ветер снес его на соседнюю вершину и дальше. Открывшийся сверху мир был прекрасен. Сворачиваю палатку, пакую рюкзак и начинаю спуск.
Вскоре внизу заблестела река. Подойдя поближе, я увидел слева остатки какой-то ме-таллической конструкции. Водитель КРАЗАа говорил, что раньше здесь была паромная пе-реправа, но потом река обмелела. Меня интересовал вопрос насколько. Около берега дно было пологим и не предвещало погружения более чем на пол метра. Течение тоже казалось умеренным. Я даже вознамерился выйти сухим из воды - снял ботинки, засучил штаны. Од-нако, войдя в воду, чуть не упал. Ступать по камням было очень больно, а температура в реке мне показалась минусовой. Впрочем, холод действовал как обезболивающее, и вскоре я уже плелся не чувствуя ног. Глубина росла. Сухие штаны мне явно не светили. Я даже стал беспокоиться за рюкзак, но берег был уже близко. Выбрался и стал судорожно пританцовы-вать, пытаясь вернуть конечности к жизни.
Все это почему-то не искоренило во мне мысль о мытье головы и всего остального. Солнце обнадеживающе припекало. Я углубился в береговые заросли, нашел небольшую полянку. На противоположном берегу река омывала отвесную скалу. Скала покрывала те-нью бурлящий водный поток у своего основания и приковывала к себе взгляд таинственно-стью бесконечных трещин, уступов, камней и одиноких деревьев. После ледяной бани я до-пил остатки спиртного и погрузился в созерцание.
Однако, пора было выходить на финишную прямую к деревне. Я взвалил на себя рюкзак и поплелся по хорошо наезженной дороге, все больше припадая на больную ногу. Вообще ходьба по дорогам в путешествиях меня всегда утомляет больше, чем продирание сквозь бурелом или карабканье по скалам. Какой смысл тащиться за тридевять земель, чтобы вновь ощущать под ногами подобие асфальта? Любой пейзаж вокруг начинает терять крас-ки, когда стоишь на этой твердой и неестественно ровной поверхности. Ты оказываешься в рамках дороги - прямой, по которой должен идти, не сворачивая. Она определяет твой путь, уже исхоженный до тебя сотнями и тысячами людей. Не нужно думать куда идти, осматри-вать пространство для каждого шага, прислушиваться к каждому шороху, вбирая в себя окружающий мир. С обочины дороги всё - лишь картина.
А в моей картине уже начали появляться какие-то пацаны на мотоциклах с извечны-ми вопросами кто я, откуда и куда, пахари на рычащих тракторах, потные косари, томные лошади, пощипывающие траву и старые легковушки с тучами пыли позади.
К вечеру я доплелся до знакомой рощи в километре от села Кыра, где мы с Ромычем уже останавливались на ночлег. Неподалеку слышалось ржание лошадей, мат мужиков и плеск воды. Изредка одинокая кобыла забредала ко мне на поляну и ошалело шарахалась назад. Я поел и, не растягивая чаепитие до ежевечернего двухчасового водохлебства, поту-шил костер и лег спать.
Утром Кыра встретила меня дождливыми улицами и редкими удивленными лицами. Село большое, и я немного заплутал. Подошел спросить дорогу к ментовскому газику. Ми-лиционеры сразу же оживились. Посыпались вопросы, откуда, кем работаю, дорого ль обо-шлось путешествие. Поболтав о жизни, я двинулся к леспромхозу. И вскоре посреди пу-стынной улицы столкнулся с мужиком в знакомом плаще. Плащ принадлежал Ромычу, а мужик оказался Ромычем, направляющимся в библиотеку. Это был уже кыринский Ромыч, влившийся в ряды местной интеллигенции. За пять дней сельской жизни он исходил всю Кыру и окрестности, запечатлел на свой фотоаппарат местный автомобильный парк и стал единственным завсегдатаем библиотеки, где читал буддийскую литературу.
В честь воссоединения экспедиции мы устроили пир в промысловом хозяйстве, со-стоящий из удвоенного пайка «ролтонов», двух огромных луковиц, чипсов с пряниками и четырех литров сока. Я поведал Ромычу о своих похождениях, а он рассказал об интересном знакомстве с охотником Володей, который иногда заглядывал в леспромхоз. Володя провел в тайге почти всю свою шестидесятилетнюю жизнь, порой оставаясь там в одиночестве по полгода. Травил стрихнином волков, прокладывал просеки, собирал морошку, охотился и вообще был знатоком леса.
Поскольку Ромыч оплатил свое койко-место до следующего дня, я тоже решил впи-саться в эту охотничью гостиницу. Как оказалось не зря, потому что под вечер явился Воло-дя, и мы сразу разговорились. Он высоко оценил мою переправу через Кыру по коровьей тропе, сказав: “Круто”. Поведал нам об удивительных каменных столбах непонятного про-исхождения в Сохондинском заповеднике, растении остролист, по вкусу заменяющем сахар, зимней рыбалке, скрытых ключах в горах и о том, что по Ингоде, берущей начало в запо-веднике, доплыть можно аж до Байкала. Он говорил медленно, как человек не привыкший к общению, видимо подыскивая слова. После каждой фразы цеплялся взглядом нам в лица, словно вопрошая, поняли ли мы его. За его горящими глазами и острым, иссеченным мор-щинами лицом, скрывалась натура сурового романтика. Он жил здесь не потому, что волею случая родился в этих краях. Тайга была его настоящим домом.
Утром на автостанцию нас пришли провожать три местных собачонки. С некоторой грустью я смотрел из окна маршрутки на проносящиеся пейзажи и думал о том, что мне за-хочется сюда вернуться. Залезть на какую-нибудь гору, разжечь костер и смотреть на звез-ды…
Начало
Продолжение
В общем я был даже рад, что все так обернулось и у меня есть пять одиноких дней по-чти в Монголии. Первое, что мне предстояло - это переправиться через реку Кыра. В том месте, где мы ночевали прошлой ночью, она на первый взгляд имела вид неглубокий и пе-реходимый. При более детальном изучении выяснилось, что Кыры я еще не видел. То что мы приняли за реку, был всего лишь ее отрог. А вот сама река была в ширину метров пятна-дцать-двадцать и имела весьма быстрое течение. Впереди в ущелье торчало некое подобие моста, на вид довольно ненадежное. Начинался он откуда-то из скал и подступов в обозри-мом пространстве к нему не было. Я побрел вдоль берега, надеясь отыскать брод. Несколько раз брод находился, я шлепал по колено в воде и вновь оказывался перед широким бурля-щим водным потоком. Одна маленькая синяя полоска на пятикилометром атласе в реально-сти представляла собой целую кровеносную систему. Заморосил дождь. После очередной переправы и отступления с заболоченного острова я начал падать духом. Представилось по-зорное возвращение в Кыру и пять дней в леспромхозе.
Но вдруг, напротив меня на другом берегу зашевелились кусты, послышалось мыча-ние и возникла сначала одна корова, потом другая, и вот уже целое стадо цепочкой бредет наперерез течению. Я возликовал. Хотелось расцеловать эти неуклюжие создания. Взрослые ступали медленно и уверенно, телят чуть сносило. Я тут же записал координаты по компасу и зарисовал часть берега на случай обратного возвращения. Стадо прошло и я погрузился в воду. Это был первый раз в жизни, когда я был счастлив оттого, что у меня такой тяжелый рюкзак. Течение сносило немилосердно. Приподнятая для следующего шага нога тут же ока-зывалась в позиции для шпагата.
Промокнув по пояс, я вылез на противоположный берег. Дождь как-то уравнивал речку с окружающей средой и я через некоторое время был мокр равномерно. По коровьей тропе выбрался на опушку зарослей и обомлел. Впереди было поле, на нем одинокое дерево, навевающее воспоминания о фильмах Тарковского, и за ним горы. И никого. Дождь обвола-кивал все вокруг. Впервые в жизни я почувствовал чудовищную свободу и беспредельную радость. Это было настоящее. Ничего больше не нужно. Говорят, что в момент смерти, перед глазами человека проносится вся его жизнь. Здесь пронеслась вся моя жизнь.
Дойдя до дерева, мне захотелось согреться и я сделал несколько глотков водки. Вско-ре я подошел к горной гряде. Лес был редкий. Видимо, не так давно здесь прошел пожар. Много деревьев было с обуглившимися стволами. Взобравшись примерно на середину склона, я нашел ровную площадку, установил палатку и принялся сушить все что можно. Сразу же сжег единственные носки. Подошва ботинок тоже начинала пованивать пластмас-сой. Я поспешил свернуть все это хозяйство и лег спать.
На следующее утро я продолжил движение по склону. Попадалось все больше кам-ней. Впереди уже обозначился пик первой вершины. Чтобы одолеть каменные нагроможде-ния и справиться с отнюдь не парковой растительностью порой приходилось карабкаться на четвереньках. Пару раз недовольные змеи выскальзывали у меня из-под ног. Где-то ближе к вершине двое четвероногих существ, смахивающих на горных антилоп, пронеслись вниз по склону. Мне такая скорость передвижения не снилась даже на четвереньках. Все проклятый рюкзак! И на кой черт мне столько еды?! А вода? По карте тут где-то должны быть родники. Хотя водой пока не пахло.
Гора, на которую я взобрался, южным склоном примыкала к хребту повыше. За ним я ожидал увидеть Монголию. Стараясь не терять высоту, я двинулся дальше и через несколько часов достиг поляны, на которой понял, что с Монголией все не так просто. Впереди выри-совывались еще две горных гряды и никаких признаков Онон-Гола - реки на монгольской территории. Без воды путешествие туда мне представлялось весьма унылым. Пятикиломет-ровый атлас рисовал более обнадёживающую картину. Я покрутился еще немного по по-ляне, нашел остатки сгоревшего сруба, пластмассовую гильзу, набрал образцов горных по-род и начал спуск. Южный склон покрывала сухая травка. От вершины тянулся неглубокий разлом, похожий на высохшее русло. Надежды найти там ключ не оправдались.
Спустившись вниз, я обнаружил заросшую колею и пошел по ней. Периодически по-падались внушительные пятачки примятой травы - места отдыха местного зверья. Вскоре колея привела меня в полувысохшее болото. Сюда, судя по увеличившемуся диаметру пя-тачков, приходили на отдых целыми семьями, а может быть это были персоны посерьезнее и поувесистей. Я даже обрадовался, что русло сейчас сухое, и место не пользуется популярно-стью.
После болота идти стало легче, дорога расчистилась и я обнаружил, что на ней в изобилии копошатся жуки, похожие на скорпионов, страдающих ожирением. Время от вре-мени цепочки звериных следов тянулись в березовую рощу справа. Все говорило о необы-чайном богатстве местной фауны. Вскоре слева у склона замаячила какая-то постройка. По-дойдя ближе, я увидел, что это старый ржавый фургон. Стены были все в дырках, словно кто-то стрелял по нему дробью, внутри, около двух лежанок, валялись пустые консервные банки и груды костей непонятного происхождения. На стене над дверью был прибит чело-веческий череп. Ну впрочем, это я фантазирую. Черепа не было - болталась бутылка харак-терной вино-водочной формы.
Осмотрев все закоулки таинственного жилища, я решил, что на сегодня мои изыска-ния окончены и пора ставить палатку. Возникла мысль расположиться на ночлег в фургоне, но расчищать эту помойку не было никакого желания. Вместо этого я направился в березо-вую рощу по соседству и обосновался там. Но только я развел костер, нарождающийся су-мрак огласил адский лай. Горное эхо подхватило его и я ощутил себя в эпицентре питомни-ка для собак Баскервилей. Лай был столь громким и так походил на рев, что я не смог пред-ставить собаку его издающую. Вскоре он повторился уже ближе и с каким-то свистом. Я сжал посильнее топор и начал вглядываться в поблескивающие стволы берез. Пожалуй в фургоне было бы безопаснее. Хотя он весь дырявый и помятый. А вдруг как раз это ужасное существо тискало его в своих огромных лапах и оставило на нем отпечатки своих зубов?.. Вопль повторился. И тут я понял. Это была птица. Источник звука очень быстро менял свое местоположение и еще свист - его порождал взмах крыльев. Что ж, это уже лучше. Птиц-людоедов не существует. Если только это не птеродактиль. Но костер на ночь я решил все же не тушить.
Утром, обогнув березовую рощу, я вышел к покосам. Людей видно не было, но попа-дались навесы и шалаши. В один я заглянул, в надежде разузнать про воду, но кроме галош никого не нашел. Идти дальше через хребет на юг без воды совершенно не хотелось. Учиты-вая скорость передвижения в последние дни, до реки Онон-Гол я добрался бы через полтора-двое суток. Что при этом пить оставалось не ясным. Да и Онон-Гол был уже на монгольской территории, а там могли быть кордоны. Подумав, я направился на восток. Там, огибая Онон-Бальджинский хребет, протекала Кыра. И там же, минуя горы, можно было попытаться про-двинуться на юг.
Через несколько часов я увидел справа от дороги скопление техники и людей. Оказа-лось, что до реки несколько километров. Мой вопрос, чистая ли там вода, был ими явно не понят. “Да воода-то здесь везде чистая. Пьем, ничего”, - затягивая на холмогорский манер “о”, ответствовал мне один из работяг. Вскоре меня нагнал КРАЗ. Водитель - добродушный мужик в пидорке, подтвердил информацию насчет реки. Сказал также, что там мелко и пе-реправиться можно без проблем. Сам он искал двух потерявшихся кобыл и ехал в село Га-вань. Предложил подвезти до Кыры (реки), но я сказал, что не тороплюсь.
Дорога стала забирать на север, горный хребет на юге прерывался открытым про-странством. Виднелись полуразрушенные постройки, истлевшие стога и иные вторичные признаки цивилизации. Вдруг справа я заметил какое-то движение. Через поле, подлетая на пол аршина на каждой кочке, на меня неслась повозка с каким-то казаком в кепке, отчаянно нахлестывающим рыжую кобылу. Остановившись в метрах семи от меня, он издал нечлено-раздельный клич, видимо означавший приветствие, поднялся с козел и воззрился на меня сквозь злобный прищур. Я подошел. Поздоровался. Сразу же заметил на спине у лошади огромное клеймо в виде серпа и молота. Мужик же являл собой, говоря языком Керуака, четкого кошака. Правда несколько изъеденного алкогольными возлияниями. Но держался залихватски.
Диалог мне давался нелегко, ибо слова он выкрикивал, словно лаял на чужака. Разо-брать с первого раза все не удавалось. Представились - имя, фамилия. Он оказывается тоже Леонид. Астафьев. Далее я долго пытался объяснить, что меня сюда привело, но дядька по-пался подозрительный.
- Есть туристы, которые по своей воле, а есть и не по своей…
- Я по своей. Красиво тут у вас.
- Да хули тут красивого! Не понимаю, как один ты тут ходишь?
В конце концов гостеприимство берет верх и он предлагает подвезти меня то к реке, то к селу Кыра, то к пруду. Куда - ему не важно, главное подвезти. Дискуссия продолжается уже в повозке. Мы куда-то мчимся. Вдруг он осаживает лошадь и спрашивает: “Куда ж тебя везти?” Я говорю, что к пруду. Он вопит: “Н-н-н-о, рыжая блядь!”. Повозку мотает как ша-рик в пинболе. Рюкзак грозит выпрыгнуть каждую секунду. Мы резко тормозим и мужичок кидает мне поводья со словами: “Подожди-ка. Это начальник мой”. Что делать с поводьями я не знаю, но на всякий случай держу крепко.
Впереди ползет трактор с длинным прицепом. Астафьев на ходу запрыгивает в каби-ну и начинает что-то вещать водителю. Я, подозреваю, что обо мне: “Вот, мол, ходит тут один. Граница не далеко. Шпион может, иль беглый”. Тракторист флегматично крутит ба-ранку, изредка взглядывая в мою сторону, но эмоций не показывает. Вскоре мой возница выскакивает из трактора и несется к повозке. Мы продолжаем наш галоп. У пруда прощаем-ся. Астафьев сокрушается, что ему надо работать, а то он бы меня и до Кыры довез. Я скеп-тически думаю: ”Что ж у него здесь за работа?” Но благодарю и иду к пруду чистить зубы. Не чищены уже давно.
Зачем я выкинул на последней стоянке манку и вылил масло?! Этот вопрос взорвался у меня в голове, когда мой тезка сообщил, что в пруду полно рыбы. Я еще в Москве специ-ально купил снасть, потом в Иркутске масло и манку, таскался с этим две недели, но нигде не представлялось удобного случая порыбачить. А тут и время есть и место отличное, да приманки нет. Наверное, можно накопать червей. Но я не рыбак и никогда в жизни не ло-вил рыбу. Поэтому придется оставить пруд не опустошенным.
Усевшись на берегу, я задумался о том, куда двигаться дальше. Идти на юг к монголь-ской границе по течению реки Кыра мне не хотелось. Местность была относительно люд-ной, наверняка дальше имелись кордоны. Обойти все это хозяйство можно было только вер-нувшись назад, что уже совсем не интересно. Если же двинуться на север, то, не торопясь, можно оказаться в деревне к намеченному для воссоединения с Ромычем сроку. И я напра-вился на север, к переправе. Слева возвышалась живописная гора с редкими деревьями. Карта показывала высоту 1500 метров, и я подумал: “Почему бы не заночевать на вершине”. Восхождение заняло бы остаток дня, а форсировать реку можно и завтра.
Где-то на четверти подъема у меня заболела нога. Однако на вершине я забыл и про ногу и про все остальное, что отягощало мои мысли. Я носился по вытянутому пику как оглашенный, жадно втягивал в себя раскинувшиеся поднебесные дали и плакал от ветра и восторга. Иногда рядом невозмутимо пролетали птицы, обдавая меня вихрями теплого воз-духа. На юге дымчатые облака покоились на монгольских вершинах. Везде была вечность и отрешенность.
Вечером, когда звезды казались мне лампочками домашней люстры, ко мне на ужин прибыли две змеи. Одна ползла по моему ботинку к костру. Я взял ее на палку и отнес по-дальше. Другая извивалась около пустой банки. Двумя руками я поднял большой камень и несколько раз обрушил на нее, а затем возложил змею в пламя. Есть не стал. Пора было спать.
Утром, выйдя из палатки, я сразу же погрузился в белую дымку, которая потом оказа-лась просто облаком. Через некоторое время ветер снес его на соседнюю вершину и дальше. Открывшийся сверху мир был прекрасен. Сворачиваю палатку, пакую рюкзак и начинаю спуск.
Вскоре внизу заблестела река. Подойдя поближе, я увидел слева остатки какой-то ме-таллической конструкции. Водитель КРАЗАа говорил, что раньше здесь была паромная пе-реправа, но потом река обмелела. Меня интересовал вопрос насколько. Около берега дно было пологим и не предвещало погружения более чем на пол метра. Течение тоже казалось умеренным. Я даже вознамерился выйти сухим из воды - снял ботинки, засучил штаны. Од-нако, войдя в воду, чуть не упал. Ступать по камням было очень больно, а температура в реке мне показалась минусовой. Впрочем, холод действовал как обезболивающее, и вскоре я уже плелся не чувствуя ног. Глубина росла. Сухие штаны мне явно не светили. Я даже стал беспокоиться за рюкзак, но берег был уже близко. Выбрался и стал судорожно пританцовы-вать, пытаясь вернуть конечности к жизни.
Все это почему-то не искоренило во мне мысль о мытье головы и всего остального. Солнце обнадеживающе припекало. Я углубился в береговые заросли, нашел небольшую полянку. На противоположном берегу река омывала отвесную скалу. Скала покрывала те-нью бурлящий водный поток у своего основания и приковывала к себе взгляд таинственно-стью бесконечных трещин, уступов, камней и одиноких деревьев. После ледяной бани я до-пил остатки спиртного и погрузился в созерцание.
Однако, пора было выходить на финишную прямую к деревне. Я взвалил на себя рюкзак и поплелся по хорошо наезженной дороге, все больше припадая на больную ногу. Вообще ходьба по дорогам в путешествиях меня всегда утомляет больше, чем продирание сквозь бурелом или карабканье по скалам. Какой смысл тащиться за тридевять земель, чтобы вновь ощущать под ногами подобие асфальта? Любой пейзаж вокруг начинает терять крас-ки, когда стоишь на этой твердой и неестественно ровной поверхности. Ты оказываешься в рамках дороги - прямой, по которой должен идти, не сворачивая. Она определяет твой путь, уже исхоженный до тебя сотнями и тысячами людей. Не нужно думать куда идти, осматри-вать пространство для каждого шага, прислушиваться к каждому шороху, вбирая в себя окружающий мир. С обочины дороги всё - лишь картина.
А в моей картине уже начали появляться какие-то пацаны на мотоциклах с извечны-ми вопросами кто я, откуда и куда, пахари на рычащих тракторах, потные косари, томные лошади, пощипывающие траву и старые легковушки с тучами пыли позади.
К вечеру я доплелся до знакомой рощи в километре от села Кыра, где мы с Ромычем уже останавливались на ночлег. Неподалеку слышалось ржание лошадей, мат мужиков и плеск воды. Изредка одинокая кобыла забредала ко мне на поляну и ошалело шарахалась назад. Я поел и, не растягивая чаепитие до ежевечернего двухчасового водохлебства, поту-шил костер и лег спать.
Утром Кыра встретила меня дождливыми улицами и редкими удивленными лицами. Село большое, и я немного заплутал. Подошел спросить дорогу к ментовскому газику. Ми-лиционеры сразу же оживились. Посыпались вопросы, откуда, кем работаю, дорого ль обо-шлось путешествие. Поболтав о жизни, я двинулся к леспромхозу. И вскоре посреди пу-стынной улицы столкнулся с мужиком в знакомом плаще. Плащ принадлежал Ромычу, а мужик оказался Ромычем, направляющимся в библиотеку. Это был уже кыринский Ромыч, влившийся в ряды местной интеллигенции. За пять дней сельской жизни он исходил всю Кыру и окрестности, запечатлел на свой фотоаппарат местный автомобильный парк и стал единственным завсегдатаем библиотеки, где читал буддийскую литературу.
В честь воссоединения экспедиции мы устроили пир в промысловом хозяйстве, со-стоящий из удвоенного пайка «ролтонов», двух огромных луковиц, чипсов с пряниками и четырех литров сока. Я поведал Ромычу о своих похождениях, а он рассказал об интересном знакомстве с охотником Володей, который иногда заглядывал в леспромхоз. Володя провел в тайге почти всю свою шестидесятилетнюю жизнь, порой оставаясь там в одиночестве по полгода. Травил стрихнином волков, прокладывал просеки, собирал морошку, охотился и вообще был знатоком леса.
Поскольку Ромыч оплатил свое койко-место до следующего дня, я тоже решил впи-саться в эту охотничью гостиницу. Как оказалось не зря, потому что под вечер явился Воло-дя, и мы сразу разговорились. Он высоко оценил мою переправу через Кыру по коровьей тропе, сказав: “Круто”. Поведал нам об удивительных каменных столбах непонятного про-исхождения в Сохондинском заповеднике, растении остролист, по вкусу заменяющем сахар, зимней рыбалке, скрытых ключах в горах и о том, что по Ингоде, берущей начало в запо-веднике, доплыть можно аж до Байкала. Он говорил медленно, как человек не привыкший к общению, видимо подыскивая слова. После каждой фразы цеплялся взглядом нам в лица, словно вопрошая, поняли ли мы его. За его горящими глазами и острым, иссеченным мор-щинами лицом, скрывалась натура сурового романтика. Он жил здесь не потому, что волею случая родился в этих краях. Тайга была его настоящим домом.
Утром на автостанцию нас пришли провожать три местных собачонки. С некоторой грустью я смотрел из окна маршрутки на проносящиеся пейзажи и думал о том, что мне за-хочется сюда вернуться. Залезть на какую-нибудь гору, разжечь костер и смотреть на звез-ды…
Начало
Продолжение