Кругобайкальская железная дорога
Причал был пустынней чем в Листвянке. И мне это понравилось. Мы сняли жилеты, вылезли, отдали деньги и направились к конечной (или начальной) станции КБЖД. Вообще станция была довольна странная. То есть был перрон, были фонари на перроне, скамейки и, даже здание вокзала. Но совсем уж какое-то пустынное и заколоченное. Немногочисленные рабочие что-то копали на путях. На причале стояли корабли - ржавые и с деревьям на палу-бах. После станции начиналась свалка, и на ней же недостроенный блочный дом. Но глав-ное, были рельсы. По ним нам предстояло пройти около сорока километров.
Мы ступили на этот путь, пытались к нему приноровиться. Идти по шпалам - тяжело, сбоку по насыпи - тоже проблематично. Мы чередовались. Поначалу удивляли люди в ку-пальниках, которые встречались нам на путях и говорили: “Здравствуйте.” Мы даже переня-ли у них эту манеру и сами стали со всем здороваться, но вскоре они исчезли, и кроме тун-нелей ничто не смущало наш путь.
Миновав какие-то странные надписи, заброшенные станции, технический поезд, мы заночевали в удивительном месте. С одной стороны росли горы, с другой - обрыв и Байкал. Горы влекли меня больше чем обрыв и я решил взобраться на ту, что высилась над нами. Подъем занял часа полтора. Пару раз было ощущение загробной прелести жизни, но все обошлось. А на верху я увидел... Я помню, что я увидел. Но как это описать? Не знаю. Жизнь моя была другая, и будет другой, и то, что я вижу - это лишь картина чего-то иного, чем мне суждено восторгаться, сидя на горе.
Спуск был сложнее, чем подъем. Адреналиновый всплеск и блаженная усталость. А там палатка и дремлющий Ромыч.
На следующий день окружающий пейзаж, несмотря на свою живописность, стал нас доставать. Хотя, скорее всего доставали рельсы, по которым приходилось топать. Мы реши-ли застопить поезд или мотаню - так здесь называлась электричка. Но ничего не получилось, на поднятую руку поезда реагировали исключительно свистками и ползли дальше. Да и по-ездов было всего два - обычная дневная норма. Что ж, дойдем до ближайшей станции, узна-ем расписание и уедем.
На той станции, которая возникла на нашем пути, оказалось какое-то подобие турба-зы. Была даже отдельная изба с надписью “столовая”. Туда мы подсознательно и направи-лись. Я подошел, прокричал в открытую дверь: “Здравствуйте!”, - и слегка опешил от вида двух появившихся полуголых женщин. Они были в купальниках, но выглядели так, словно их не было. Долго пытался сформулировать в себе вопрос о расписании электричек, наконец произнес его, получил расплывчатый ответ и направление в соседнюю избу. Там нам навстречу выплыл косоватый чувак, испачканный рыбной чешуей. Я завел речь о расписа-нии. Он мутно спросил, какой сегодня день. Мы засуетились в поисках календаря, ничего не нашли, но мужик заверил нас, что поезд будет около двух ночи. Потом стал показывать удо-стоверение, говоря, что он главный инспектор прибайкальского национального парка. Я спросил насчет омуля. Он кому-то крикнул, из дальней избы показалась взъерошенная голо-ва. Инспектор наказал ей зацепить два хвоста, нам сказал больше пятидесяти рублей за хвост не давать и особо не расхаживать по территории турбазы, ибо стоянка в день - двадцать рублей. Мы распрощались и побрели разделывать рыбу на пеньки около здания станции.
До теоретического прибытия поезда было еще двенадцать часов. Поедание склизкого и соленого омуля заняло у нас от силы полчаса. Надо было что-то делать. Вдруг к станции подкатил состав из опрятных пассажирских вагонов с белыми непроницаемыми занавеска-ми. На перрон высыпала стайка нарядных проводниц. Мы попытались навязать им себя в качестве пассажиров или хотя бы получить более определенную информацию насчет мота-ни, но они отослали нас вперед состава к машинисту. Машинист стоял рядом с тепловозом и кидался в кабину шишками, видимо пытаясь попасть в открытую форточку. На наш вопрос, он оголтело замахал руками, пытаясь выяснить в каком направлении нам надо ехать, сказал, что поедет в другую сторону и подтвердил слова чешуйчатого инспектора о ночной мотане с расхождением в два часа. Два часа от двенадцати составляют незначительный процент, поэтому мы не сильно расстроились и подумали, что нет большой разницы ждать двена-дцать часов или четырнадцать. Главное - избавиться от однообразия шпальной ходьбы.
Мы отошли на километр от станции, разожгли костер и принялись неторопливо по-глощать провизию и задумчиво пить чай - кружку за кружкой. Когда вместительность орга-низма оказалась исчерпанной, Ромыч завалился спать. Наконец стало темнеть. Досидев кое-как до 00:30, мы двинулись к станции. Взгромоздились на ощупь на перрон и стали ждать. Из избы неподалеку доносились весьма характерные звуки: топот, песни, звон разбиваемой посуды и вопли: “Убью Мишу!” Видимо, инспектор остался инспектировать. Поскольку палатку на перроне мы ставить не стали и спальники решили тоже не доставать, ночная прохлада давала о себе знать, неотвратимо превращаясь в настоящий дубак. Мы бегали вдоль платформы, втягивая по-черепашьи все торчащие конечности в себя, и в каждом звуке нам мерещился гудок приближающегося поезда. Я поочередно прикладывался ухом ко всем рельсам, даже к отдельно лежащим, и везде что-то стучало, громыхало. Ромыч с тем же ре-зультатом прослушивал шпалы. А поезда все не было. Вдруг, сзади нас окликнул какой-то мальчик: “Вы присядьте пока на скамейку, электричка не скоро будет”.
- Как? Почему? Уже два часа!
- Красный горит на светофоре.
- А она точно сегодня будет?
- Будет точно, вы пока присядьте.
И судорожно засеменил в теплую турбазу. Видать отдыхающий. Поссать вышел.
Промежуток времени с двух до четырех мы провели в череде надежд и разочарова-ний. Я даже позволил себе увесистый глоток водки из стратегического запаса по случаю обморожения. После четырех мы, попеременно подбадривая друг друга, протянули на зло-счастной платформе еще пол часа, и надежды наши рухнули. Я включил фонарик, и мы по-брели ставить палатку. А в пять мимо нас промчалась электричка с пустыми освещенными вагонами. Мы даже не успели броситься под колеса. Решили, что завтра утопимся в Байкале.
Следующая крупная станция по КБЖД находилась в двенадцати километрах от нас. Имело смысл двинуться к ней, попутно выведывая у немногочисленных аборигенов сведе-ния о новой мотане. Через несколько часов, облаиваемый обезумевшей собакой, в поселке из трех домов, я узнал, что мотани в ближайшие дни не будет. В следующем населенном пунк-те была получена новая информация о неком экспрессе, который пойдет завтра. Эта благая весть сопровождалась пристальным наблюдением уже целой своры псов. Которые все-таки не сдержались, когда я стал уходить. Лай, горящие глаза, искры зубов, испуганный Ромыч у насыпи. Но, к счастью, все обошлось без жертв.
В нашей задержке на КБЖД была и своя положительная сторона - мы имели возмож-ность помыться и постирать грязные вещи. Следующей оказией в этом смысле была река Селенга, у берегов которой раскинулся Улан-Удэ. Но до Улан-Удэ от Слюдянки шесть часов на поезде, а прежде надо еще добраться до Слюдянки и взять билеты. После банно-постирочных операций подошло время располагаться на ночлег. На следующий день мы планировали с утра добраться до станции Половинная (наверное, половина КБЖД) и ждать там кругобайкальский экспресс.
На этот раз все сложилось как нельзя лучше. Каких-то три-четыре часа ожидания и из близлежащего туннеля выполз роскошный поезд из ослепительно белых вагонов. Остано-вился. Напротив нас открылась дверь, сияющая проводница спустила изящную лестницу с золотыми ступенями, объявила таксу - сто рублей с носа за проезд и растворилась в тамбуре, давая дорогу выходящим пассажирам. Мы с Ромычем, боясь упустить волшебный экспресс, кинулись в вагон, расталкивая недоумевающих людей, и чуть не своротили тяжестью своих рюкзаков хрупкую лесенку. Вагон оказался класса люкс - с креслами, как в современном авиалайнере, отдельными столиками и телевизором. Везде виднелись пластиковые коробоч-ки с едой в той или иной степени доеденности. Слышалась иноземная речь. Собственно по-русски изъяснялась только проводница и другой обслуживающий персонал вагона в составе наодеколоненного официанта и запасных машинистов. При дальнейшем обследовании по-езда выяснилось, что в нем были так же вагоны второго класса и третьего. Третий представ-лял собой обычную электричку. Там проезд стоил соответственно дешевле и иностранцев не было вовсе.
До Слюдянки мы ехали четыре часа, хотя расстояние составляло около сорока кило-метров. Поезд шел медленно, случались долгие остановки с миниэкскурсиями. На некото-рых станциях экспресс подвергался нападениям орд людей дачно-деревенского вида с об-ширной поклажей. Наблюдая пробегающие за окнами пейзажи, мы с Ромычем порадова-лись, что начали свой пеший путь именно от порта Байкал, а не от Слюдянки. Местность здесь была более обжитая и какая-то негармоничная.
Приехали в Слюдянку. Этот город, расположенный на южной оконечности Байкала, когда-то имел население в сорок тысяч человек. Сейчас осталось меньше половины. Здесь Кругобайкальская железная дорога соединяется с Транссибирской магистралью. На вокзале почему-то висело объявление: “Туалет закрыт. Обращайтесь к администрации.” Беспокоить администрацию мы не стали, а вместо этого решили прогуляться по местным задворкам и принюхаться к городу. Все вокруг отдавало запустением - некрасивые дома, полупустынные улицы, неряшливо одетые грязные люди. Мы вскоре вернулись на вокзал и занялись изуче-нием расписания поездов, так как хотели как можно быстрее ехать дальше - в столицу Буря-тии Улан-Удэ. Нам повезло, нужный поезд шел в районе часа ночи. Был уже вечер, ждать оставалось недолго. Смущала только двухминутная стоянка поезда и незнание платформы, на которую он приходит. Диспетчер, объявляющий прибытие, отдавался эхом во всех окрестных горах и разобрать было ничего нельзя. Правда, в кассе нам приблизительно со-общили номер пути. Туда мы и отправились в опустившейся тьме на встречу поезда Москва-Владивосток.
Да-да, это был именно он. Поезд, проходящий самый длинный маршрут в России! Пока ждали, на перроне к нам подошел мужик и спросил куда сейчас пойдет поезд - на запад или на восток. Я ответил. Он сказал: “Нет, мне в другую сторону”, - и ушел. Я как-то даже не сразу постиг смысл этого диалога. Вот мы стоим с билетами за которые заплатили по пятьсот рублей, на второй платформе, ждем поезд прибывающий в 00:15, чтобы приехать в Улан-Удэ в 5:01, пробыть там какое-то время, двинуться дальше и вернуться в Москву не позже определенной даты. Мы знаем свои места, у нас есть полки, и мы даже догадываемся кто будет спать на верхней, а кто на нижней. А он, он спрашивает КУДА пойдет поезд! На Восток, или на Запад! Его не интересуют билеты, вагоны, полки, время. Поезд нужен ему не для того чтобы приехать в Улан-Удэ или Иркутск, а чтобы достичь Востока ил Запада. От всех этих размышлений наши рюкзаки еще больше потяжелели. Мы закурили.
Как ни странно на платформе начало собираться приличное количество народа с по-клажей. Мы дивились, что так много людей хотят уехать. Городок небольшой, поезд про-ходной и наверняка уже изрядно населенный, а тут еще такая толпа. Успеть бы и нам про-лезть.
Но вот народ оживился. Ночь разрезает луч света и надвигающийся гудок. Все ломят-ся к дверям. Конечно, ведь стоянка две минуты! Но мы не отстаем. Бежим к своему вагону. Понимая, что он в другом конце поезда, решаем сесть в ближайший. Открывается дверь и там вместо проводницы вырастает пузатый мужик в майке. Окружающие нас личности су-дорожно распахивают свои баулы и начинают тыкать в мужика лепешками, рыбой, пивом и еще бог знает чем. Оказывается, кроме нас в поезд садится никто и не собирался.
Я расталкиваю эту толпу, лезу в вагон и кричу: “Где проводница?!”. Дядька удивлен-но отодвигается и зовет Люду. Появляется заспанная женщина в железнодорожной форме. Поезд начинает дергаться. Рюкзаки придают нам основательности в путешествии по составу к нашему вагону. Сметая все на пути, мы добираемся до своих мест. Устраиваемся на ниж-них полках. Ромыч почти сразу издает усталый храп, а меня оживляют слова: “Для тех кто не спит. Последний рейс альбатроса…”. По вагону плетется официантка с тележкой из ре-сторана и вяло повторяет свой клич. Все увиденное уже попахивает пелевинской «Желтой стрелой».
Поспать в эту ночь мне почти не удалось. Местный колорит мешал нормальному те-чению сна. Во-первых, вьетнамец (китаец, японец) спавший на боковом плацкарте напротив наших конечностей периодически бурно чихал, просыпался, и ложился головой в другой конец полки. Это ему мало помогало и, одурело покачиваясь, он вновь перекладывался. В соседнем плацкарте истошно вопил ребенок, маманя как могла успокаивала его, но, видно, нервы ее были уже на пределе и она время от времени начинала голосить сама, ругая неуго-монное дитё. Едва ли ребенок был столь капризен. Скорее всего заснуть ему мешала компа-ния, сидящая за стеной и отравляющая винными парами и словами его несформировавший-ся организм. Те пили, судя по всему давно, с самой Москвы. Обсуждали, кто на следующее утро будет проставляться, почему у одного из них сын наркоман, и куда они вообще едут. Позже выяснилось, что они также являются блюстителями нравственности вагоне. Узкогла-зый иноземец не смог пройти сквозь них в туалет, будучи уличен в пропаганде порногра-фии. Шорты и шлепанцы показались им недостаточным одеянием и вызвали поток брани. К счастью, незадачливый азиат ни бельмеса не понимал по-русски и, вернувшись назад, лишь смеясь недоумевал, какие странные эти люди.
Начало
Продолжение
Мы ступили на этот путь, пытались к нему приноровиться. Идти по шпалам - тяжело, сбоку по насыпи - тоже проблематично. Мы чередовались. Поначалу удивляли люди в ку-пальниках, которые встречались нам на путях и говорили: “Здравствуйте.” Мы даже переня-ли у них эту манеру и сами стали со всем здороваться, но вскоре они исчезли, и кроме тун-нелей ничто не смущало наш путь.
Миновав какие-то странные надписи, заброшенные станции, технический поезд, мы заночевали в удивительном месте. С одной стороны росли горы, с другой - обрыв и Байкал. Горы влекли меня больше чем обрыв и я решил взобраться на ту, что высилась над нами. Подъем занял часа полтора. Пару раз было ощущение загробной прелести жизни, но все обошлось. А на верху я увидел... Я помню, что я увидел. Но как это описать? Не знаю. Жизнь моя была другая, и будет другой, и то, что я вижу - это лишь картина чего-то иного, чем мне суждено восторгаться, сидя на горе.
Спуск был сложнее, чем подъем. Адреналиновый всплеск и блаженная усталость. А там палатка и дремлющий Ромыч.
На следующий день окружающий пейзаж, несмотря на свою живописность, стал нас доставать. Хотя, скорее всего доставали рельсы, по которым приходилось топать. Мы реши-ли застопить поезд или мотаню - так здесь называлась электричка. Но ничего не получилось, на поднятую руку поезда реагировали исключительно свистками и ползли дальше. Да и по-ездов было всего два - обычная дневная норма. Что ж, дойдем до ближайшей станции, узна-ем расписание и уедем.
На той станции, которая возникла на нашем пути, оказалось какое-то подобие турба-зы. Была даже отдельная изба с надписью “столовая”. Туда мы подсознательно и направи-лись. Я подошел, прокричал в открытую дверь: “Здравствуйте!”, - и слегка опешил от вида двух появившихся полуголых женщин. Они были в купальниках, но выглядели так, словно их не было. Долго пытался сформулировать в себе вопрос о расписании электричек, наконец произнес его, получил расплывчатый ответ и направление в соседнюю избу. Там нам навстречу выплыл косоватый чувак, испачканный рыбной чешуей. Я завел речь о расписа-нии. Он мутно спросил, какой сегодня день. Мы засуетились в поисках календаря, ничего не нашли, но мужик заверил нас, что поезд будет около двух ночи. Потом стал показывать удо-стоверение, говоря, что он главный инспектор прибайкальского национального парка. Я спросил насчет омуля. Он кому-то крикнул, из дальней избы показалась взъерошенная голо-ва. Инспектор наказал ей зацепить два хвоста, нам сказал больше пятидесяти рублей за хвост не давать и особо не расхаживать по территории турбазы, ибо стоянка в день - двадцать рублей. Мы распрощались и побрели разделывать рыбу на пеньки около здания станции.
До теоретического прибытия поезда было еще двенадцать часов. Поедание склизкого и соленого омуля заняло у нас от силы полчаса. Надо было что-то делать. Вдруг к станции подкатил состав из опрятных пассажирских вагонов с белыми непроницаемыми занавеска-ми. На перрон высыпала стайка нарядных проводниц. Мы попытались навязать им себя в качестве пассажиров или хотя бы получить более определенную информацию насчет мота-ни, но они отослали нас вперед состава к машинисту. Машинист стоял рядом с тепловозом и кидался в кабину шишками, видимо пытаясь попасть в открытую форточку. На наш вопрос, он оголтело замахал руками, пытаясь выяснить в каком направлении нам надо ехать, сказал, что поедет в другую сторону и подтвердил слова чешуйчатого инспектора о ночной мотане с расхождением в два часа. Два часа от двенадцати составляют незначительный процент, поэтому мы не сильно расстроились и подумали, что нет большой разницы ждать двена-дцать часов или четырнадцать. Главное - избавиться от однообразия шпальной ходьбы.
Мы отошли на километр от станции, разожгли костер и принялись неторопливо по-глощать провизию и задумчиво пить чай - кружку за кружкой. Когда вместительность орга-низма оказалась исчерпанной, Ромыч завалился спать. Наконец стало темнеть. Досидев кое-как до 00:30, мы двинулись к станции. Взгромоздились на ощупь на перрон и стали ждать. Из избы неподалеку доносились весьма характерные звуки: топот, песни, звон разбиваемой посуды и вопли: “Убью Мишу!” Видимо, инспектор остался инспектировать. Поскольку палатку на перроне мы ставить не стали и спальники решили тоже не доставать, ночная прохлада давала о себе знать, неотвратимо превращаясь в настоящий дубак. Мы бегали вдоль платформы, втягивая по-черепашьи все торчащие конечности в себя, и в каждом звуке нам мерещился гудок приближающегося поезда. Я поочередно прикладывался ухом ко всем рельсам, даже к отдельно лежащим, и везде что-то стучало, громыхало. Ромыч с тем же ре-зультатом прослушивал шпалы. А поезда все не было. Вдруг, сзади нас окликнул какой-то мальчик: “Вы присядьте пока на скамейку, электричка не скоро будет”.
- Как? Почему? Уже два часа!
- Красный горит на светофоре.
- А она точно сегодня будет?
- Будет точно, вы пока присядьте.
И судорожно засеменил в теплую турбазу. Видать отдыхающий. Поссать вышел.
Промежуток времени с двух до четырех мы провели в череде надежд и разочарова-ний. Я даже позволил себе увесистый глоток водки из стратегического запаса по случаю обморожения. После четырех мы, попеременно подбадривая друг друга, протянули на зло-счастной платформе еще пол часа, и надежды наши рухнули. Я включил фонарик, и мы по-брели ставить палатку. А в пять мимо нас промчалась электричка с пустыми освещенными вагонами. Мы даже не успели броситься под колеса. Решили, что завтра утопимся в Байкале.
Следующая крупная станция по КБЖД находилась в двенадцати километрах от нас. Имело смысл двинуться к ней, попутно выведывая у немногочисленных аборигенов сведе-ния о новой мотане. Через несколько часов, облаиваемый обезумевшей собакой, в поселке из трех домов, я узнал, что мотани в ближайшие дни не будет. В следующем населенном пунк-те была получена новая информация о неком экспрессе, который пойдет завтра. Эта благая весть сопровождалась пристальным наблюдением уже целой своры псов. Которые все-таки не сдержались, когда я стал уходить. Лай, горящие глаза, искры зубов, испуганный Ромыч у насыпи. Но, к счастью, все обошлось без жертв.
В нашей задержке на КБЖД была и своя положительная сторона - мы имели возмож-ность помыться и постирать грязные вещи. Следующей оказией в этом смысле была река Селенга, у берегов которой раскинулся Улан-Удэ. Но до Улан-Удэ от Слюдянки шесть часов на поезде, а прежде надо еще добраться до Слюдянки и взять билеты. После банно-постирочных операций подошло время располагаться на ночлег. На следующий день мы планировали с утра добраться до станции Половинная (наверное, половина КБЖД) и ждать там кругобайкальский экспресс.
На этот раз все сложилось как нельзя лучше. Каких-то три-четыре часа ожидания и из близлежащего туннеля выполз роскошный поезд из ослепительно белых вагонов. Остано-вился. Напротив нас открылась дверь, сияющая проводница спустила изящную лестницу с золотыми ступенями, объявила таксу - сто рублей с носа за проезд и растворилась в тамбуре, давая дорогу выходящим пассажирам. Мы с Ромычем, боясь упустить волшебный экспресс, кинулись в вагон, расталкивая недоумевающих людей, и чуть не своротили тяжестью своих рюкзаков хрупкую лесенку. Вагон оказался класса люкс - с креслами, как в современном авиалайнере, отдельными столиками и телевизором. Везде виднелись пластиковые коробоч-ки с едой в той или иной степени доеденности. Слышалась иноземная речь. Собственно по-русски изъяснялась только проводница и другой обслуживающий персонал вагона в составе наодеколоненного официанта и запасных машинистов. При дальнейшем обследовании по-езда выяснилось, что в нем были так же вагоны второго класса и третьего. Третий представ-лял собой обычную электричку. Там проезд стоил соответственно дешевле и иностранцев не было вовсе.
До Слюдянки мы ехали четыре часа, хотя расстояние составляло около сорока кило-метров. Поезд шел медленно, случались долгие остановки с миниэкскурсиями. На некото-рых станциях экспресс подвергался нападениям орд людей дачно-деревенского вида с об-ширной поклажей. Наблюдая пробегающие за окнами пейзажи, мы с Ромычем порадова-лись, что начали свой пеший путь именно от порта Байкал, а не от Слюдянки. Местность здесь была более обжитая и какая-то негармоничная.
Приехали в Слюдянку. Этот город, расположенный на южной оконечности Байкала, когда-то имел население в сорок тысяч человек. Сейчас осталось меньше половины. Здесь Кругобайкальская железная дорога соединяется с Транссибирской магистралью. На вокзале почему-то висело объявление: “Туалет закрыт. Обращайтесь к администрации.” Беспокоить администрацию мы не стали, а вместо этого решили прогуляться по местным задворкам и принюхаться к городу. Все вокруг отдавало запустением - некрасивые дома, полупустынные улицы, неряшливо одетые грязные люди. Мы вскоре вернулись на вокзал и занялись изуче-нием расписания поездов, так как хотели как можно быстрее ехать дальше - в столицу Буря-тии Улан-Удэ. Нам повезло, нужный поезд шел в районе часа ночи. Был уже вечер, ждать оставалось недолго. Смущала только двухминутная стоянка поезда и незнание платформы, на которую он приходит. Диспетчер, объявляющий прибытие, отдавался эхом во всех окрестных горах и разобрать было ничего нельзя. Правда, в кассе нам приблизительно со-общили номер пути. Туда мы и отправились в опустившейся тьме на встречу поезда Москва-Владивосток.
Да-да, это был именно он. Поезд, проходящий самый длинный маршрут в России! Пока ждали, на перроне к нам подошел мужик и спросил куда сейчас пойдет поезд - на запад или на восток. Я ответил. Он сказал: “Нет, мне в другую сторону”, - и ушел. Я как-то даже не сразу постиг смысл этого диалога. Вот мы стоим с билетами за которые заплатили по пятьсот рублей, на второй платформе, ждем поезд прибывающий в 00:15, чтобы приехать в Улан-Удэ в 5:01, пробыть там какое-то время, двинуться дальше и вернуться в Москву не позже определенной даты. Мы знаем свои места, у нас есть полки, и мы даже догадываемся кто будет спать на верхней, а кто на нижней. А он, он спрашивает КУДА пойдет поезд! На Восток, или на Запад! Его не интересуют билеты, вагоны, полки, время. Поезд нужен ему не для того чтобы приехать в Улан-Удэ или Иркутск, а чтобы достичь Востока ил Запада. От всех этих размышлений наши рюкзаки еще больше потяжелели. Мы закурили.
Как ни странно на платформе начало собираться приличное количество народа с по-клажей. Мы дивились, что так много людей хотят уехать. Городок небольшой, поезд про-ходной и наверняка уже изрядно населенный, а тут еще такая толпа. Успеть бы и нам про-лезть.
Но вот народ оживился. Ночь разрезает луч света и надвигающийся гудок. Все ломят-ся к дверям. Конечно, ведь стоянка две минуты! Но мы не отстаем. Бежим к своему вагону. Понимая, что он в другом конце поезда, решаем сесть в ближайший. Открывается дверь и там вместо проводницы вырастает пузатый мужик в майке. Окружающие нас личности су-дорожно распахивают свои баулы и начинают тыкать в мужика лепешками, рыбой, пивом и еще бог знает чем. Оказывается, кроме нас в поезд садится никто и не собирался.
Я расталкиваю эту толпу, лезу в вагон и кричу: “Где проводница?!”. Дядька удивлен-но отодвигается и зовет Люду. Появляется заспанная женщина в железнодорожной форме. Поезд начинает дергаться. Рюкзаки придают нам основательности в путешествии по составу к нашему вагону. Сметая все на пути, мы добираемся до своих мест. Устраиваемся на ниж-них полках. Ромыч почти сразу издает усталый храп, а меня оживляют слова: “Для тех кто не спит. Последний рейс альбатроса…”. По вагону плетется официантка с тележкой из ре-сторана и вяло повторяет свой клич. Все увиденное уже попахивает пелевинской «Желтой стрелой».
Поспать в эту ночь мне почти не удалось. Местный колорит мешал нормальному те-чению сна. Во-первых, вьетнамец (китаец, японец) спавший на боковом плацкарте напротив наших конечностей периодически бурно чихал, просыпался, и ложился головой в другой конец полки. Это ему мало помогало и, одурело покачиваясь, он вновь перекладывался. В соседнем плацкарте истошно вопил ребенок, маманя как могла успокаивала его, но, видно, нервы ее были уже на пределе и она время от времени начинала голосить сама, ругая неуго-монное дитё. Едва ли ребенок был столь капризен. Скорее всего заснуть ему мешала компа-ния, сидящая за стеной и отравляющая винными парами и словами его несформировавший-ся организм. Те пили, судя по всему давно, с самой Москвы. Обсуждали, кто на следующее утро будет проставляться, почему у одного из них сын наркоман, и куда они вообще едут. Позже выяснилось, что они также являются блюстителями нравственности вагоне. Узкогла-зый иноземец не смог пройти сквозь них в туалет, будучи уличен в пропаганде порногра-фии. Шорты и шлепанцы показались им недостаточным одеянием и вызвали поток брани. К счастью, незадачливый азиат ни бельмеса не понимал по-русски и, вернувшись назад, лишь смеясь недоумевал, какие странные эти люди.
Начало
Продолжение