Саксонские записки или дрезденские приключения. Часть вторая
А в субботу они проснулись и отправились в Цвингер (правильное, но абсолютно не запоминаемое название Дрезденской галереи). Но не дошли. А дошли они в Цвингер, попутно обозванный Цугундером, в воскресенье ближе к обеду. Потому что долог и извилист оказался путь через Торговую милю. Зато, когда они поняли, что не видать им Цвингера как своих ушей и до заката солнца, начали они срывать цветы удовольствия где только могли. И решили они обойти все окрестные церкви, которые, между нами говоря, днем выглядят как слишком хорошо нарисованные декорации к мрачноватым готическим сказкам, зато в сумерках, а особенно в темноте, обрастают "мясом", начинают доминировать над соседними уютными и аккуратненькими домиками, такими гармоничными при свете солнца, превращая их в дешевенькие картинки из детских копеечных книжек. И начинаешь понимать, кто тут хозяин, кого на века возводили, кто право имеет. И сказка прорастает явью, и где что - не нам судить.
И первой подвернулась им Kreuzkirche (Кройцкирхе - церковь Святого Креста). Точнее, сначала они среагировали на забавный памятник какому-то господину, вокруг которого сгрудились бронзовые мальчики, по внешнему виду - хористы. А один мальчик, точь в точь живой ребенок, будто бы приготовился фотографироваться на долгую память. Господин оказался создателем церковного хора. А они, т.е. мы, надоело о себе в третьем лице, просто семейка Николая второго или какого-нибудь Фридриха или Августа, отправились в собор. И он нам очень понравился, хотя и был явно восстановлен из руин. Светлые фактурные стены, рельефный крест на потолке, плывущие линии хоров, белоснежный алтарь, капелька позолоты, свечи, орган. Достоинство, аскетизм, правильность (по внутреннему ощущению). Когда никто никем не притворяется, не пыжится, не пытается подавить. В одном из пределов выставка современного художника. Странный причудливый мир, смесь каприччос и Верещагина. Ужасы войны. Смерть как процесс перехода отсюда в неизвестно куда. Путешествие, от которого никто не сможет отказаться. Капелька шизофрении? Капелька гениального прозрения? Что помогло ему заглянуть в лица пассажиров лодки Харона? Не скажем, что самое приятное зрелище, самое душевно комфортное и умиротворяющее времяпровождение. Я, например, после концерта, о котором позже, постаралась пройти через предел не поднимая глаз от пола.
Не знаю, что нас сподвигло, почему потянуло на подвиги, что вштырило, отчего торкнуло, но мы полезли на колокольню. Нет, не подумайте, что мы взламывали вековые запоры, прорывались сквозь оцепление. Все было куда проще. Два еврика с носа и за последствия никто не отвечает. Первые два с половиной яруса дались легко. Мы разглядывали и даже щупали мордашки пухлых ангелочков (еще бы, тут такие порции), у некоторых носики уже явно напоминали пятачки. Мы строили ехидные предположения, зачем на этажах хористов появились раковины. Что, они такие чистюли? Каждые пять минут бегают ручки мыть? Но потом пошла винтовая лестница. И вот тут мы прокляли каждый лишний кусочек, слопанный за завтраком. О, где наша беззаботная юность? Где легкость стройных мускулистых ножек? Где плоские животики, сквозь которые врачи скорой помощи не могли прощупать аппендикс? Словом, где и доколе... Мы чахли. Мы гибли. Но красиво. Мы галантно пропускали туристов, следующих встречным курсом. Нет, нет! Не торопитесь! Вы же можете оступиться. Мы подождем. При этом, каждые пять минут я обещала, что это последний поворот и осталось совсем чуть чуть. Сначала мне верили. Потом перестали. А потом лестница кончилась. Ровнехонько тогда, когда мы были готовы скончаться вместе с остатками сил. Нам было стыдно. (Дети, кыш от ноута. Если вы меня попрекнете лишним кусочком - убью!) Но тут прямо на нас выполз молодой и красивый бугай спортивного телосложения, явно на последнем издыхании. И мы вздернули носики и почувствовали себя молодцами. Большими. Нас просто распирало от гордости или нехватки кислорода. Минут через пятнадцать, когда мы отдышались, огляделись, поняли, что можно выйти на открытую площадку, наступил момент полного триумфа. О, как жаль, что вас там не было!
Крыши. Красные черепичные крыши. Дворики. Улочки. Соборы. Колокольный звон. И под ногами и с соседних башен. Небо. Мансардные окна. Птичьи гнезда, оставленные хозяевами до новых птенцов. Мелкий дождик. Влюбленная парочка. Средневековье и социалистический реализм. Оно того стоило. Мы бродили и бродили по кругу. И вовсе не потому, что боялись пускаться в обратный путь, хотя и поэтому тоже. Нам было хорошо.
А вечером мы вернулись в эту церковь послушать орган и тот самый хор мальчиков.
Концерт оказался церковной службой, что не помешало нам чувствовать себя совершенно комфортно. Не чужеродным нежеланным вкраплением, а частью единого целого, захваченного небесной красотой мальчишеских голосов и мощью органа. Пусть мы и не могли полностью проникнуться спокойной доброжелательностью проповеди, и участвовать в общем песнопении тоже, хотя слова и ноты раздавались на входе. Такие своеобразные билеты.
...А в воскресенье они проснулись и опять отправились в Цвингер. И в этот раз дошли до него. Но об этом мы расскажем завтра. (Как и о пироженках размером с кулак молотобойца, и о многом другом)
Спокойной ночи, малыши.
И первой подвернулась им Kreuzkirche (Кройцкирхе - церковь Святого Креста). Точнее, сначала они среагировали на забавный памятник какому-то господину, вокруг которого сгрудились бронзовые мальчики, по внешнему виду - хористы. А один мальчик, точь в точь живой ребенок, будто бы приготовился фотографироваться на долгую память. Господин оказался создателем церковного хора. А они, т.е. мы, надоело о себе в третьем лице, просто семейка Николая второго или какого-нибудь Фридриха или Августа, отправились в собор. И он нам очень понравился, хотя и был явно восстановлен из руин. Светлые фактурные стены, рельефный крест на потолке, плывущие линии хоров, белоснежный алтарь, капелька позолоты, свечи, орган. Достоинство, аскетизм, правильность (по внутреннему ощущению). Когда никто никем не притворяется, не пыжится, не пытается подавить. В одном из пределов выставка современного художника. Странный причудливый мир, смесь каприччос и Верещагина. Ужасы войны. Смерть как процесс перехода отсюда в неизвестно куда. Путешествие, от которого никто не сможет отказаться. Капелька шизофрении? Капелька гениального прозрения? Что помогло ему заглянуть в лица пассажиров лодки Харона? Не скажем, что самое приятное зрелище, самое душевно комфортное и умиротворяющее времяпровождение. Я, например, после концерта, о котором позже, постаралась пройти через предел не поднимая глаз от пола.
Не знаю, что нас сподвигло, почему потянуло на подвиги, что вштырило, отчего торкнуло, но мы полезли на колокольню. Нет, не подумайте, что мы взламывали вековые запоры, прорывались сквозь оцепление. Все было куда проще. Два еврика с носа и за последствия никто не отвечает. Первые два с половиной яруса дались легко. Мы разглядывали и даже щупали мордашки пухлых ангелочков (еще бы, тут такие порции), у некоторых носики уже явно напоминали пятачки. Мы строили ехидные предположения, зачем на этажах хористов появились раковины. Что, они такие чистюли? Каждые пять минут бегают ручки мыть? Но потом пошла винтовая лестница. И вот тут мы прокляли каждый лишний кусочек, слопанный за завтраком. О, где наша беззаботная юность? Где легкость стройных мускулистых ножек? Где плоские животики, сквозь которые врачи скорой помощи не могли прощупать аппендикс? Словом, где и доколе... Мы чахли. Мы гибли. Но красиво. Мы галантно пропускали туристов, следующих встречным курсом. Нет, нет! Не торопитесь! Вы же можете оступиться. Мы подождем. При этом, каждые пять минут я обещала, что это последний поворот и осталось совсем чуть чуть. Сначала мне верили. Потом перестали. А потом лестница кончилась. Ровнехонько тогда, когда мы были готовы скончаться вместе с остатками сил. Нам было стыдно. (Дети, кыш от ноута. Если вы меня попрекнете лишним кусочком - убью!) Но тут прямо на нас выполз молодой и красивый бугай спортивного телосложения, явно на последнем издыхании. И мы вздернули носики и почувствовали себя молодцами. Большими. Нас просто распирало от гордости или нехватки кислорода. Минут через пятнадцать, когда мы отдышались, огляделись, поняли, что можно выйти на открытую площадку, наступил момент полного триумфа. О, как жаль, что вас там не было!
Крыши. Красные черепичные крыши. Дворики. Улочки. Соборы. Колокольный звон. И под ногами и с соседних башен. Небо. Мансардные окна. Птичьи гнезда, оставленные хозяевами до новых птенцов. Мелкий дождик. Влюбленная парочка. Средневековье и социалистический реализм. Оно того стоило. Мы бродили и бродили по кругу. И вовсе не потому, что боялись пускаться в обратный путь, хотя и поэтому тоже. Нам было хорошо.
А вечером мы вернулись в эту церковь послушать орган и тот самый хор мальчиков.
Концерт оказался церковной службой, что не помешало нам чувствовать себя совершенно комфортно. Не чужеродным нежеланным вкраплением, а частью единого целого, захваченного небесной красотой мальчишеских голосов и мощью органа. Пусть мы и не могли полностью проникнуться спокойной доброжелательностью проповеди, и участвовать в общем песнопении тоже, хотя слова и ноты раздавались на входе. Такие своеобразные билеты.
...А в воскресенье они проснулись и опять отправились в Цвингер. И в этот раз дошли до него. Но об этом мы расскажем завтра. (Как и о пироженках размером с кулак молотобойца, и о многом другом)
Спокойной ночи, малыши.