Тухлое настроение диктует четверолапую тему...
В загашнике два спектакля: фоменковские «Волки и овцы», табакерковские «На всякого мудреца» (показывала детям, получила странный отзыв, мол, замечательные актерские работы, а сама пьеса… и вааааще), но голова из чугуния, лапы ломит, хвост отваливается, настроение соответствует общему состоянию, сил на высокое - вечное - прекрасное нет категорически. Как и на темы любовно-морковные. Хотя имеются у меня припасенные баечки о судьбе-индейке, которая к одним с поцелуйчиками и сюсюканьем, а к другим - исключительно филейной частью. И обширнейшей! Расскажу собакинские байки, тем более, что вдохновители и байко-создатели, намытые шампунЯми, чистые, душистые и пушистые, под столом сопят, привалившись друг к другу.
Во время утренней потасовки в прихожей (надо же занять чем-то приятным время ожидания, эта хозяйка пока причипурится, пока оденется, никакого собачьего терпения не хватит) мелкий заехал старшему лапой в глаз. Это я так думаю. Больше идей нет, потому что утром проснулись - никаких проблем, вышли на улицу, глядь, а вожак мини-стаи изображает фельдмаршала Кутузова, постиравшего черную повязку. Так и гулял, картинка еще та: скорбный мопс с зажмуренным глазом. И никакие друзья - приятели его не радовали.
Поляна. Разнопородная мелочь (и по возрасту, и по габаритам) радостно колобродит. И круги нарезает, и за уши - носы дружественно покусывает, и делает повалясики на гнилых яблоках, выковыренных из-под снега. Мало ли развлечений, пока хозяева языки чешут. СтаршОй мрачно сидит в сторонке, прижавшись спиной к моей ноге. Время от времени ему приходится оборонительно приподнимать лапу и отклоняться от летящего на него игруна. Отделавшись от очередного назойливого товарища, он поднимает голову и скорбно смотрит на меня одним глазом. Мол, может уже хватит, может пора восвояси.
Я (глядя на часы) - Ребята, пошли домой, курочку кушать.
Мопса словно подкинуло с земли. Секунда, он уже на задних лапах, передние пачкают синтепоновые штаны, ОБА глаза широко раскрыты. Взгляд с надеждой и верой. Повтори, повтори, я не ослышался, мы идем кушать?
Велика сила любви к наполненной миске! Перед ней меркнут физические и моральные страдания!
(Глаз стал нормально раскрывать только через день и после интенсивной терапии. До этого пес изображал одноглазого пирата.)
Утро. Пригорок. На самом краешке примостился пес, он собирается делать «важные собачьи делишки». Сгруппировался. Спина горбиком. Задние лапы пытаются наступить на передние. На морде уныло-задумчивое выражение. Рядом тусуется мелкий. Инспектирует. Вытягивает шейку, лезет проверять подхвостье. Старший тужится, тужится, сопит, потом, не меняя позы, начинает спускаться по склону. Мелкий ни на шаг не отстает. Оказавшись внизу, старший разворачивается и в исходном «верблюдообразном» состоянии карабкается вверх. Щен сопровождает, не отрывая взгляд от хвостика - закорючки. Физическое упражнение не помогает, результат плачевный. Приходится страдальцу вновь ковылять вниз, а потом штурмовать вершину. Что, Данила-мастер, не выходит твоя каменная чаша? Лишь с третьего раза, где-то ровнехонько на середине пути революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась… Потом долгое победное шарканье задними лапами, комья глины, барабанящие по морде малолетнего «смотрителя». Бодрый взлет на пригорок и по дорожке, по дорожке к парку, где ждут друзья - приятели. С чувством исполненного долга.
Во время утренней потасовки в прихожей (надо же занять чем-то приятным время ожидания, эта хозяйка пока причипурится, пока оденется, никакого собачьего терпения не хватит) мелкий заехал старшему лапой в глаз. Это я так думаю. Больше идей нет, потому что утром проснулись - никаких проблем, вышли на улицу, глядь, а вожак мини-стаи изображает фельдмаршала Кутузова, постиравшего черную повязку. Так и гулял, картинка еще та: скорбный мопс с зажмуренным глазом. И никакие друзья - приятели его не радовали.
Поляна. Разнопородная мелочь (и по возрасту, и по габаритам) радостно колобродит. И круги нарезает, и за уши - носы дружественно покусывает, и делает повалясики на гнилых яблоках, выковыренных из-под снега. Мало ли развлечений, пока хозяева языки чешут. СтаршОй мрачно сидит в сторонке, прижавшись спиной к моей ноге. Время от времени ему приходится оборонительно приподнимать лапу и отклоняться от летящего на него игруна. Отделавшись от очередного назойливого товарища, он поднимает голову и скорбно смотрит на меня одним глазом. Мол, может уже хватит, может пора восвояси.
Я (глядя на часы) - Ребята, пошли домой, курочку кушать.
Мопса словно подкинуло с земли. Секунда, он уже на задних лапах, передние пачкают синтепоновые штаны, ОБА глаза широко раскрыты. Взгляд с надеждой и верой. Повтори, повтори, я не ослышался, мы идем кушать?
Велика сила любви к наполненной миске! Перед ней меркнут физические и моральные страдания!
(Глаз стал нормально раскрывать только через день и после интенсивной терапии. До этого пес изображал одноглазого пирата.)
Утро. Пригорок. На самом краешке примостился пес, он собирается делать «важные собачьи делишки». Сгруппировался. Спина горбиком. Задние лапы пытаются наступить на передние. На морде уныло-задумчивое выражение. Рядом тусуется мелкий. Инспектирует. Вытягивает шейку, лезет проверять подхвостье. Старший тужится, тужится, сопит, потом, не меняя позы, начинает спускаться по склону. Мелкий ни на шаг не отстает. Оказавшись внизу, старший разворачивается и в исходном «верблюдообразном» состоянии карабкается вверх. Щен сопровождает, не отрывая взгляд от хвостика - закорючки. Физическое упражнение не помогает, результат плачевный. Приходится страдальцу вновь ковылять вниз, а потом штурмовать вершину. Что, Данила-мастер, не выходит твоя каменная чаша? Лишь с третьего раза, где-то ровнехонько на середине пути революция, о которой так долго говорили большевики, свершилась… Потом долгое победное шарканье задними лапами, комья глины, барабанящие по морде малолетнего «смотрителя». Бодрый взлет на пригорок и по дорожке, по дорожке к парку, где ждут друзья - приятели. С чувством исполненного долга.