"На всякого мудреца довольно простоты" Табакерка
Голова гудит и кружится, но не хочу оставлять текст на завтра для расширения. Опыт спектакля "Война и мир", о котором я так хотела, так хотела, но сначала поздно, тянет упасть мордой-лица на клавиатуру, потом давление ниже уровня моря, голова раскалывается, потом лапы и хвост отваливаются, а теперь поздно по утрате частичной свежести воспоминаний, велит выложить. Тем более, с глубоким вздохом констатирую, буковки что-то стали западать. Словом, что выросло, то, уж простите, и выросло.
Сороковая симфония Моцарта - популярная классическая музыка, ту, которую стыдно не узнать кое-как-образованному-более-менее-интеллигентному-среднестатистическому зрителю. И а’ля натюрель и в виде аккомпанемента для вальсочка. Крылатая и окрыляющая сороковая. Тугой парус (попутного ветрааа, Егор Дмитриевич Глумов, семь футов под килем), рекламный плакат, взвивающийся флагом. Тшшш, сейчас прислышится шум волны, разбивающейся о борт коробля («а волны и стонут и плачут, и бьются о борт корабля», пардон, не из той «оперы»). А нехай себе бьются! Нехай даже кингстон откроется мстительными ручонками. Как открыли, так и закроют, а потом и помпами поработают. Такие универсальные красавцы не тонут! «А корабль идет». О чем это я? О спектакле я, о мудреце, на которого довольно простоты.
Какой же Глумов у Безрукова?
Мальчик вырос. Талантливый молодой человек, грешивший /исключительно по юношеской ершистой фрондистости/ ядовито - усмешливым отношением к окружающим, демонстрацией своих умственных преимуществ (хотя опять не удержится, увлечется, сразит дядюшку трескучим французским, это глупенький-то племянничек так бегло шпарит), решил оставить забавы потенциальным неудачникам, тем, которые всю жизнь будут с хлеба на квас перебиваться, потрясать кулаками, мол, мы-неоцененные, если бы нам дали развернуться, мы бы ого-го-го, поразили бы, потрясли бы, заткнули бы за пояс всех серостей высот достигших. Явление извечное, всем отлично знакомое. Вот они пусть и стонут, тыча в нос самому себе и близким свои высокие принципы, не позволяющие им прогнуться, пройти моральные «таски и выволочки», чтобы потом занять место подобающее, отвечающее хваткости, деловитости, уму и таланту. Глумов перерос период «фиг в кармане», когда её - родимую складываешь и так своей отвагой гордишьсяяя… Страсть! А дневник? Дань привычке. Невозможно ироничному человеку устоять, не записАть прелестнейшие беседы. Да и о скудном бюджете надо помнить при таких первичных тратах. (Первичные - траты в самом начале раскрутки. Вложение денег в себя, в карьеру.) Отсюда опять записи в дневнике.
Глумов отличный актер. Глумов отличный психолог. С каждым говорит на его языке, с подкупающей доверительностью интонаций. Вербальное соотносится с невербальным. И лишь изредка позволяет прорываться истинному чувству. Но так, чтобы, упаси, Господи, не засекли, не расшифровали.
Чем он еще мил Мамаеву, Крутицкому, Городулину? А тем, что он - человек, превосходящий их талантами и умом, кстати, они все люди далеко не глупые, что особенно приятно, обычно их любят превращать в полных маразматиков-самодуров-пустышек, так вот, он - человек, превосходящий их талантами и умом, но знающий свое место, умеющий быть разносторонне нужным, полезным, заслуживающий право взойти по служебной и социальной лестнице. Не «базаров» - вы, отстой, пережитки прошлого, не мешайтесь новому человеку под ногами. Такого и использовать не страшно, такому и протекцию оказать приятно. От всей души. (Сватали-то (рекламировали Турусиной) они его без всяческой для себя выгоды.)
Забавно то, что ни один персонаж (из основных) не воспринимается отрицательным. Они не ходульные - живые, а в «живых» людях столько всего намешано!
Забавно и то, что прощение Глумова (говорящая фамилия, говорящая) само собой разумеется. Им все пользовались, все в душе понимали его истинную цену, все принимали «условия игры», всем он НУЖЕН. НЕОБХОДИМ.
Забавно и то, что действия Глумова не вызывают отторжения, не вступают в конфликт с (моей, ИМХО) моралью. Действительность нас перемалывает?
В который раз отмечаю, насколько Островский сейчас злободневен и актуален. Я его пьесы в детстве читала «кругами». Раз по пять - шесть. Но никогда до конца не понимала, как выяснилось при смене общественно-исторической формации. Как, вспоминая Жванецкого, спорить о вкусе омаров, которых ты ни разу в жизни не пробовал.
Все актерские работы интересны.
Мамаев - Хомяков. Ах, как ему не хватает в его 1875 году крепостных! А так… Далеко не глупый, добрый человек. С легкой самодуринкой, так ведь - русский бааарин!
Крутицкий - Киндинов. А ведь тоже не дурак, не дуболом. И ретроград от возраста, от желания остановить время, чтобы мир был понятным, уютным и удобным. Узнаваемый образ, грустно признаваться, но узнаваемый.
Городулин - Егоров. Это ж перелесть, а не персонаж! Либерал! Без четкой приписки ко времени. Вне времен! Лучшая характеристика! Узнаваем с блеском в глазах и довольной ухмылочкой.
Клеопатра Львовна - Шульц. Знойная дамочка. Привыкшая к амурам и флирту. С широкой русской душой. Понравился молодой красавец, так мир перевернем, поклонников на уши поставим, сделаем ненаглядному карьеру и фортуну. Имел наглость протеже «насвинячить», за другой, за молоденькой (вот главная болевая точка) присвататься, мир перевернем, отомстим, чтобы потом к груди отринутого приложить, потетешкать. (Почему-то вспомнилась фраза из Достоевского. О широкой душе, которую надо бы сузить.:) )
Даже человек Мамаева (Киселев) так восхитительно «томился» во время беседы хозяина с Глумовым, что то и дело косилась, жалко было пропускать.
Сороковая симфония Моцарта - популярная классическая музыка, ту, которую стыдно не узнать кое-как-образованному-более-менее-интеллигентному-среднестатистическому зрителю. И а’ля натюрель и в виде аккомпанемента для вальсочка. Крылатая и окрыляющая сороковая. Тугой парус (попутного ветрааа, Егор Дмитриевич Глумов, семь футов под килем), рекламный плакат, взвивающийся флагом. Тшшш, сейчас прислышится шум волны, разбивающейся о борт коробля («а волны и стонут и плачут, и бьются о борт корабля», пардон, не из той «оперы»). А нехай себе бьются! Нехай даже кингстон откроется мстительными ручонками. Как открыли, так и закроют, а потом и помпами поработают. Такие универсальные красавцы не тонут! «А корабль идет». О чем это я? О спектакле я, о мудреце, на которого довольно простоты.
Какой же Глумов у Безрукова?
Мальчик вырос. Талантливый молодой человек, грешивший /исключительно по юношеской ершистой фрондистости/ ядовито - усмешливым отношением к окружающим, демонстрацией своих умственных преимуществ (хотя опять не удержится, увлечется, сразит дядюшку трескучим французским, это глупенький-то племянничек так бегло шпарит), решил оставить забавы потенциальным неудачникам, тем, которые всю жизнь будут с хлеба на квас перебиваться, потрясать кулаками, мол, мы-неоцененные, если бы нам дали развернуться, мы бы ого-го-го, поразили бы, потрясли бы, заткнули бы за пояс всех серостей высот достигших. Явление извечное, всем отлично знакомое. Вот они пусть и стонут, тыча в нос самому себе и близким свои высокие принципы, не позволяющие им прогнуться, пройти моральные «таски и выволочки», чтобы потом занять место подобающее, отвечающее хваткости, деловитости, уму и таланту. Глумов перерос период «фиг в кармане», когда её - родимую складываешь и так своей отвагой гордишьсяяя… Страсть! А дневник? Дань привычке. Невозможно ироничному человеку устоять, не записАть прелестнейшие беседы. Да и о скудном бюджете надо помнить при таких первичных тратах. (Первичные - траты в самом начале раскрутки. Вложение денег в себя, в карьеру.) Отсюда опять записи в дневнике.
Глумов отличный актер. Глумов отличный психолог. С каждым говорит на его языке, с подкупающей доверительностью интонаций. Вербальное соотносится с невербальным. И лишь изредка позволяет прорываться истинному чувству. Но так, чтобы, упаси, Господи, не засекли, не расшифровали.
Чем он еще мил Мамаеву, Крутицкому, Городулину? А тем, что он - человек, превосходящий их талантами и умом, кстати, они все люди далеко не глупые, что особенно приятно, обычно их любят превращать в полных маразматиков-самодуров-пустышек, так вот, он - человек, превосходящий их талантами и умом, но знающий свое место, умеющий быть разносторонне нужным, полезным, заслуживающий право взойти по служебной и социальной лестнице. Не «базаров» - вы, отстой, пережитки прошлого, не мешайтесь новому человеку под ногами. Такого и использовать не страшно, такому и протекцию оказать приятно. От всей души. (Сватали-то (рекламировали Турусиной) они его без всяческой для себя выгоды.)
Забавно то, что ни один персонаж (из основных) не воспринимается отрицательным. Они не ходульные - живые, а в «живых» людях столько всего намешано!
Забавно и то, что прощение Глумова (говорящая фамилия, говорящая) само собой разумеется. Им все пользовались, все в душе понимали его истинную цену, все принимали «условия игры», всем он НУЖЕН. НЕОБХОДИМ.
Забавно и то, что действия Глумова не вызывают отторжения, не вступают в конфликт с (моей, ИМХО) моралью. Действительность нас перемалывает?
В который раз отмечаю, насколько Островский сейчас злободневен и актуален. Я его пьесы в детстве читала «кругами». Раз по пять - шесть. Но никогда до конца не понимала, как выяснилось при смене общественно-исторической формации. Как, вспоминая Жванецкого, спорить о вкусе омаров, которых ты ни разу в жизни не пробовал.
Все актерские работы интересны.
Мамаев - Хомяков. Ах, как ему не хватает в его 1875 году крепостных! А так… Далеко не глупый, добрый человек. С легкой самодуринкой, так ведь - русский бааарин!
Крутицкий - Киндинов. А ведь тоже не дурак, не дуболом. И ретроград от возраста, от желания остановить время, чтобы мир был понятным, уютным и удобным. Узнаваемый образ, грустно признаваться, но узнаваемый.
Городулин - Егоров. Это ж перелесть, а не персонаж! Либерал! Без четкой приписки ко времени. Вне времен! Лучшая характеристика! Узнаваем с блеском в глазах и довольной ухмылочкой.
Клеопатра Львовна - Шульц. Знойная дамочка. Привыкшая к амурам и флирту. С широкой русской душой. Понравился молодой красавец, так мир перевернем, поклонников на уши поставим, сделаем ненаглядному карьеру и фортуну. Имел наглость протеже «насвинячить», за другой, за молоденькой (вот главная болевая точка) присвататься, мир перевернем, отомстим, чтобы потом к груди отринутого приложить, потетешкать. (Почему-то вспомнилась фраза из Достоевского. О широкой душе, которую надо бы сузить.:) )
Даже человек Мамаева (Киселев) так восхитительно «томился» во время беседы хозяина с Глумовым, что то и дело косилась, жалко было пропускать.