Легенда о прекрасной даме и верном паже... Байка... Из детского...:)
-На-та-ся-я-я… На-та-ся-я-я… На-та-ся-я-я…
Раннее летнее утро. Безликая комната семейного общежития для научных сотрудников некого института в неком городе. Минимализм. Металлические бирочки на мебели. Родители ушли на работу.
-На-та-ся-я-я…
Я сижу за столом, рисую и слушаю радио. Я вполне взрослая солидная особа. Мне четыре года. Меня привезли из Москвы на побывку. Мне доверены ключи от свободы. Сейчас они лежат рядом, маленькие ключики на длинной ленте. И это значит, что в любую минуту, я могу сбросить тапочки с вечно смятыми задниками, натянуть видавшие виды босоножки, прямо так, не расстегивая и, оглушительно хлопнув дверью, побежать вниз по лестнице. И ключи будут подпрыгивать в такт и смешно толкаться под платьем.
-На-та-ся-я-я…
Голос зовущего лишен интонаций. Тянет на одной ноте, делая коротенькие перерывы. Вдох - пауза, выдох: «На-та-ся-я-я…»
Это мой приятель, мой верный паж. Ему три с половиной. Он приходит каждое утро под балкон, садится на бровку и уныло заводит бесконечное:"На-та-ся-я-я..." При этом он никогда не смотрит вверх, только под ноги. Рисует камушком, чертит прутиком или расковыривает очередную поджившую болячку на коленке. По традиции я никогда не выхожу сразу. В моем сердце царит восьмилетний Сережа. Он высок, хлесток и необыкновенно хулиганист. Он катает меня на двухколесном велосипеде. Я сижу на раме, ветер бьёт в лицо, выжимая слезы и отбрасывая слова героической песни, которая сама собой распевается. Разве можно не петь, когда тебя катают на настоящем взрослом велосипеде? Это ведь не трехколесный уродец, заставляющий горбиться и задирать коленки к самым ушам. Мне сладко и жутковато. И я горланю что-то очень боевое и революционное, а мой отважный рыцарь отчаянно крутит педали.
-На-та-ся-я-я…
-Вот пристал, - говорю я сама себе, независимо поводя плечиком, но откладываю карандаш и спрыгиваю со стула.
-На-та-ся-я-я…
Я залезаю на нижнюю перекладину балконного ограждения и свешиваю голову. Не уверена, что в четыре года мне была известна история Ромео и Джульетты, но костюмные фильмы о прекрасных дамах и страстных и верных рыцарях - несомненно. И я чувствую себя всеми прекрасными и удивительными всех времен и народов. Белобрысая маковка моего верного пажа и его заунывный призыв тому подтверждение. Но в этот раз картину портит… мама кавалера. Подбоченившись, она застыла за спиной сына. К чести пажа, мама стоит на безопасном расстоянии, что доказывает его абсолютную непричастность. Взгляды двух женщин пересекаются. Я чувствую холодок под ложечкой…
-Как тебе не стыдно, - кричит она с вековой материнской горечью, - Мне говорили, что он каждое утро по часу надрывается, пока ты появишься, но я не верила… Вот возьму и все расскажу твоим родителям!
О, прозрение женщины, родившей сына, беззащитного перед чарами безжалостной кокетки.
Мой паж пугливо озирается и втягивает голову в плечи. Ему стыдно…
-Сейчас выхожу, - величественно киваю я… Мне тоже… стыдно…
О, беззаботное лето детства… О, магический ключик к свободе… О, забор по периметру территории, густо смазанный дегтем. Наивные взрослые верили, что деготь преградит нам путь к опасному переезду, к призывно гудящим поездам, проносящимся мимо, мимо, мимо… О, раскидистые деревья… О, роща и крутой обрыв… О, река… О, тишина и прохлада главного институтского корпуса с помпезной лестницей, которую приходилось штурмовать, как горную вершину…
О, гордые рыцари и пажи моего «командировочного» детства…
Раннее летнее утро. Безликая комната семейного общежития для научных сотрудников некого института в неком городе. Минимализм. Металлические бирочки на мебели. Родители ушли на работу.
-На-та-ся-я-я…
Я сижу за столом, рисую и слушаю радио. Я вполне взрослая солидная особа. Мне четыре года. Меня привезли из Москвы на побывку. Мне доверены ключи от свободы. Сейчас они лежат рядом, маленькие ключики на длинной ленте. И это значит, что в любую минуту, я могу сбросить тапочки с вечно смятыми задниками, натянуть видавшие виды босоножки, прямо так, не расстегивая и, оглушительно хлопнув дверью, побежать вниз по лестнице. И ключи будут подпрыгивать в такт и смешно толкаться под платьем.
-На-та-ся-я-я…
Голос зовущего лишен интонаций. Тянет на одной ноте, делая коротенькие перерывы. Вдох - пауза, выдох: «На-та-ся-я-я…»
Это мой приятель, мой верный паж. Ему три с половиной. Он приходит каждое утро под балкон, садится на бровку и уныло заводит бесконечное:"На-та-ся-я-я..." При этом он никогда не смотрит вверх, только под ноги. Рисует камушком, чертит прутиком или расковыривает очередную поджившую болячку на коленке. По традиции я никогда не выхожу сразу. В моем сердце царит восьмилетний Сережа. Он высок, хлесток и необыкновенно хулиганист. Он катает меня на двухколесном велосипеде. Я сижу на раме, ветер бьёт в лицо, выжимая слезы и отбрасывая слова героической песни, которая сама собой распевается. Разве можно не петь, когда тебя катают на настоящем взрослом велосипеде? Это ведь не трехколесный уродец, заставляющий горбиться и задирать коленки к самым ушам. Мне сладко и жутковато. И я горланю что-то очень боевое и революционное, а мой отважный рыцарь отчаянно крутит педали.
-На-та-ся-я-я…
-Вот пристал, - говорю я сама себе, независимо поводя плечиком, но откладываю карандаш и спрыгиваю со стула.
-На-та-ся-я-я…
Я залезаю на нижнюю перекладину балконного ограждения и свешиваю голову. Не уверена, что в четыре года мне была известна история Ромео и Джульетты, но костюмные фильмы о прекрасных дамах и страстных и верных рыцарях - несомненно. И я чувствую себя всеми прекрасными и удивительными всех времен и народов. Белобрысая маковка моего верного пажа и его заунывный призыв тому подтверждение. Но в этот раз картину портит… мама кавалера. Подбоченившись, она застыла за спиной сына. К чести пажа, мама стоит на безопасном расстоянии, что доказывает его абсолютную непричастность. Взгляды двух женщин пересекаются. Я чувствую холодок под ложечкой…
-Как тебе не стыдно, - кричит она с вековой материнской горечью, - Мне говорили, что он каждое утро по часу надрывается, пока ты появишься, но я не верила… Вот возьму и все расскажу твоим родителям!
О, прозрение женщины, родившей сына, беззащитного перед чарами безжалостной кокетки.
Мой паж пугливо озирается и втягивает голову в плечи. Ему стыдно…
-Сейчас выхожу, - величественно киваю я… Мне тоже… стыдно…
О, беззаботное лето детства… О, магический ключик к свободе… О, забор по периметру территории, густо смазанный дегтем. Наивные взрослые верили, что деготь преградит нам путь к опасному переезду, к призывно гудящим поездам, проносящимся мимо, мимо, мимо… О, раскидистые деревья… О, роща и крутой обрыв… О, река… О, тишина и прохлада главного институтского корпуса с помпезной лестницей, которую приходилось штурмовать, как горную вершину…
О, гордые рыцари и пажи моего «командировочного» детства…