"Свободы нет, но есть освобожденье".
Ни в каком серьезном сопротивлении т.н. "совку" моё поколение (точнее, конкретно мой возраст) практически не участвовало. Разве что успело повякать в защиту рок-музыки на классных часах о вреде рок-музыки, которые при Черненко было велено провести в школах. Я три года спустя даже целое "письмо школьника" в защиту рок-музыки от писателей Распутина, Белова и Астафьева в главной областной газете ("Восточно-Сибирская правда") опубликовал - точнее она мое письмо опубликовала. Я не шучу, старожилы подтвердят - от мракобесных гадов-писателей, включая святого для моих краев Валентина Распутина, бросился я, школьник, в 1987 году защищать рок-музыку, на которую они наехали в открытом письме трех писателей. Но это уже была перестройка, хотя это был последний, даже предпоследний год, когда такие поступки были еще как бы героическими. Потом, в декоративном противостоянии "совку" желающие из сверстников, конечно, успели принять участие ("бросались на амбразуру, зная, что там нет пулемета", как выразился И. Смирнов). Пара-тройка лет на то была отпущена, в конце концов, была возможность повоевать с танками ГКЧП в августе 1991 года. Я лично завязал со всем этим "пинанием мертвого льва" в конце 1988 года. Уж точно - к лету 1989 года никакая перестроечная "политизация" меня не интересовала, старые кенты (из тех, кто дожил) тоже подтвердят, ибо были такими же.
Тем не менее, на всю жизнь я вынес из тех времен (и из собственного практического опыта в 1990-е) однозначное представление о том, что то, что именуется красивым словом "свобода", предполагает не вальяжное пользование всяческими правами и свободами (без какого-либо представления о том, как это может быть без оных прав и свобод), а обязательно предполагает какое-то сопротивление, преодоление, взятие каких-то барьеров, кстати, некоторый риск или готовность рискнуть предполагает. Только так свобода переживается, как свобода, а не как хрен знает что. Даже в мелком хулиганстве мелкие хулиганы могут словить этот кайф свободы, ибо они тоже что-то там преодолевают и рискуют. Свободу постигает только "бунтующий человек". "Свободы нет, но есть освобожденье" (М. Волошин).
Все остальное, что мы называем "свободной жизнью" - не свобода, а "комфортное существование". Это другое.
Приготовьтесь, сейчас будет неожиданный поворот темы.
Люди, трактующие свободу именно таким образом, могут интересно спорить о ней, отталкиваясь от реалий нашего времени. Для одних пятикратный президент России Путин (уже не человек, а символ, если угодно, "принцип") будет тираном, душителем свобод, только в противостоянии режиму которого можно ощутить этот самый дух свободы, как тождественный практике сопротивления. А для других тот же самый Путин будет символом этой самой свободы - ибо он сопротивляется, рискует, преодолевает, он бросил вызов силам, которые многократно его сильнее, хотя имел все возможности для комфортного президентства с последующим заслуженным выходом на почетную и доходную пенсию в виде топ-менеджера Газпрома или главы Олимпийского комитета. В общем, главному на сегодняшний день бунтарю XXI веке (переплюнувшего в общем зачете, что Эдуарда Лимонова, что команданте Чавеса) надо хотя бы сочувствовать, уж точно не подыгрывать его противникам.
Гибридность всего этого заключается в том, что одно другому не мешает. Одно с другим, конечно, трудно укладывается в голове. В том числе и голове свободолюбцев.
Как когда-то сказал один мой приятель, "идеальный бунтарь" Че Гевара, когда отводил в кусты на расстрел пойманных сторонников Батисты (или собственного соратника, накосячившего в разведке (эпизод из мемуаров), был для для них не "апостолом свободы", а тираном и деспотом, душителем свобод - хуже всех Батист мира.
Тем не менее, на всю жизнь я вынес из тех времен (и из собственного практического опыта в 1990-е) однозначное представление о том, что то, что именуется красивым словом "свобода", предполагает не вальяжное пользование всяческими правами и свободами (без какого-либо представления о том, как это может быть без оных прав и свобод), а обязательно предполагает какое-то сопротивление, преодоление, взятие каких-то барьеров, кстати, некоторый риск или готовность рискнуть предполагает. Только так свобода переживается, как свобода, а не как хрен знает что. Даже в мелком хулиганстве мелкие хулиганы могут словить этот кайф свободы, ибо они тоже что-то там преодолевают и рискуют. Свободу постигает только "бунтующий человек". "Свободы нет, но есть освобожденье" (М. Волошин).
Все остальное, что мы называем "свободной жизнью" - не свобода, а "комфортное существование". Это другое.
Приготовьтесь, сейчас будет неожиданный поворот темы.
Люди, трактующие свободу именно таким образом, могут интересно спорить о ней, отталкиваясь от реалий нашего времени. Для одних пятикратный президент России Путин (уже не человек, а символ, если угодно, "принцип") будет тираном, душителем свобод, только в противостоянии режиму которого можно ощутить этот самый дух свободы, как тождественный практике сопротивления. А для других тот же самый Путин будет символом этой самой свободы - ибо он сопротивляется, рискует, преодолевает, он бросил вызов силам, которые многократно его сильнее, хотя имел все возможности для комфортного президентства с последующим заслуженным выходом на почетную и доходную пенсию в виде топ-менеджера Газпрома или главы Олимпийского комитета. В общем, главному на сегодняшний день бунтарю XXI веке (переплюнувшего в общем зачете, что Эдуарда Лимонова, что команданте Чавеса) надо хотя бы сочувствовать, уж точно не подыгрывать его противникам.
Гибридность всего этого заключается в том, что одно другому не мешает. Одно с другим, конечно, трудно укладывается в голове. В том числе и голове свободолюбцев.
Как когда-то сказал один мой приятель, "идеальный бунтарь" Че Гевара, когда отводил в кусты на расстрел пойманных сторонников Батисты (или собственного соратника, накосячившего в разведке (эпизод из мемуаров), был для для них не "апостолом свободы", а тираном и деспотом, душителем свобод - хуже всех Батист мира.