Записки из больницы
Как-то по жизни у меня особых проблем со здоровьем не было, и в больнице я последний раз лежала лет 20 назад, когда беременная была. На сохранении, понятно.
А тут вот, раз и случилось, дикая головная боль, левый глаз ни фига не видит, скорая, хождение по кабинетам, госпитализация в больницу им. Ерошевского.
Первые дни, пока всякие обследования шли и врачи честно пытались снизить внутриглазное давление всякими терапевтическими и лазерными средствами, мне не каких-то особых наблюдений было. Но впечатления копились и теперь требуют выхода. Так что, отчитываюсь.
3-е отделение, глаукомное, где я оказалась, больше всего напоминает нечто среднее межу вокзалом во время одновременного прибытия парочки поездов с популярных направлений и прифронтовым госпиталем. Медсестры работают как какие-нибудь укладчицы на конвейере.
Утро. Пробежаться по палатам, отправить на анализы, закапать, уколоть, померить давление, оглянуться... На диванчике в коридоре уже сидит группа людей в трениках и халатах, с сумками и пакетами. Так, зарегистрировать, рассовать по палатам. Снова закапать всех. Выслушать тех, у кого что-то, как им кажется, не так пошло. Уколоть или закапать. Снова закапать всех. Оформить бумажки, разобрать медикаменты. Снова закапать всех. Померить давление. Уколоть. Упасть и вырубиться.
Попадая в этот конвейер, сначала теряешься от того, что не понимаешь логику происходящего. Вот тут меня позвали персонально на какие-то процедуры, а вот тут позвал всех, кроме меня. Это значит, что мне не надо или просто не успели внести в список? Потом понимаешь,(а сотрудники отделения, в общем-то, это не скрывают): о себе каждый должен заботиться самостоятельно. То есть лучше подойти, спросить и напомнить, чем ждать, когда позовут. Позвать могут в первый день, пока еще не поставлен на поток, потом - все, каждый сам должен знать, что ему положено.
Операция по замене хрусталика для больницы Ерошевского - типовая, рядовая и совсем не интересная. На нее затрачивается минут 20 и таких операций за день может быть несколько десятков. Обычно ее делают пациентам с катарактой в плановом порядке, но иногда встречаются и такие экземпляры как я. То есть катаракты у меня нет, но снять приступ глаукомы иначе не получается.А давление внутриглазное высоченное. И в таком состоянии делать операцию намного сложнее. Так что вокруг меня посуетились, побегали, напугали до смерти, заодно студентам показали как интересную обезьянку удачный экспонат.
Временами ощущения были просто эпичными. Ну представьте себе: голова взрывается, состояние хреновое, что с тобой делать будут не понятно, глаз не видит уже несколько дней. В палату влетает врач (Маркова Татьяна Александровна - низкий поклон) говорит: "Идем, я тебя хирургу, который будет оперировать, покажу". Ну понятно, на слегка подгибающихся ногах идешь в смотровую, садишься за приборчик. И вот вы через этот бинокль с врачами друг на друга смотрите. Они при этом общаются: "Так, тут надрез, там раскрываем. А с этим что делать будем? Деранем?" Я слегка подпрыгиваю и дрожащим голосом: "Может не надо "деранем"? Может, как-нибудь поаккуратнее?". Они вспоминают, что напротив сидит существо одушевленное, даже извиняются и успокаивают. Хотя и припугнуть не забывают, дескать операция дело тонкое, как пойдет фиг его знает, но вариантов у вас, дамочка, все равно больше никаких нет.
НА следующий день голодовка с утра и ожидание вестника судьбы - мальчика в зеленой униформе, который сверится со списком и отведет это страшное место - операционную. Ведут нас туда целой партией человек в пять. Заводят в предбанник, сажают на лавочку. Ждем. Кто-то входит, кого-то вывозят на кресле-каталке. Нам приказывают разуться (в смысле тапочки под лавку засунуть). Сидим. Ждем. Минуты как столетия. Ко мне подходит медсестра, держит в руках две синие сморщенные тряпочки, молча протягивает мне одну. Мягонькая. Синенькая. Надеваю на ногу, протягиваю руку за второй. Медсестра, грустно глядя на меня, вздыхает: "ну, что вы делаете? Это же шапочка..." Упс... Второй экземпляр надеваю туда, куда надо. Бахилы здесь другие: белые полотняные полусапожки на завязочках.
Ведут в операционную, кладут на стол, привязывают, начинается экзекуция. Обезболивание местное, поэтому сознание, увы, не отключается. Видишь перед собой яркий свет лампы, слышишь голос "смотри прямо, смотри вверх"(хирург Крайнов -имя, увы, не запомнила - низкий поклон. Великолепный врач, уже сейчас понимаю, что он сделал все как-то уникально, бесшовно и вообще здорово. Огромная благодарность). Пытаешься выполнять. Обезболивание, к сожалению, не полное, и ощущения достаточно неприятные, но терпимые. Слышу как голос кому-то командует: "Хрусталик" и через некоторое время: "Операция прошла отлично, осложнений никаких". И меня вывозят из операционной, пересаживают на каталку и у же на ней привозят в палату. Еще два часа лежания пластом на кровати, и жизнь возвращается. Первое, что осознаешь, это отсутствие головной боли. Нет тяжесть и слабость присутствуют, но кошмар кончился. Глаз залеплен повязкой, и счастье меня поджидало ближе к вечеру, пардон, в туалете. :) Именно там до меня вдруг дошло, что в просвет между носом и повязкой и ВИЖУ! кусок белой пластиковой трубы, которая там проложена. Зрение вернулось, с легким туманом, но вернулось.
Дальше пошло по конвейеру: меряем, капаем, колем и капаем, капаем, капаем.
Кстати, большинство пациентов, которым делают такую операцию, выписывают на следующий день. Это меня продержали неделю, потому что ситуация экстренная была.
И вот тут я начала оценивать жизнь в больнице. Из развлечений там главное - это поесть. Ничего другого там не остается. Читать нельзя, телевизоры, наверное, запрещены уставом больницы, ибо нефиг. Поэтому подхватиться пять раз в день и слопать кашку, апельсин, салатик, супчик, гречку с куриной грудкой, стакан сока, ну, и что там на ужин - это святое. Кормили замечательно. Все звонки родственникам у соседок по палате обязательно начинались: "Ничего привозить не надо! Я не съем. Здесь хорошо кормят!"
А после ужина начинается общение и прогулки по местному Бродвею. Планировка больницы, наверное, типична. Длинный коридор, в центре которого холл-столовая, процедурные кабинеты и ординаторская, а соответственно, левое и правое крыло - палаты. В одном конце - мужские, в другом - женские. Средний возраст пациентов - от 60 - 80 лет. Я там со своим полтинником за плечами воспринималась как девочка-подросток, к которой нужно относиться как к ребенку: воспитывать и контролировать, и называть исключительно уменьшительно-ласкательными именами. :)
Так вот. После ужина и закапываний народ начинал вылезать в коридор на диванчики. Особо интеллектуальные выздоравливающие собирались за столиком и резались в "дурака".
Остальные общались и ... флиртовали. :) Ей-богу! Это так забавно выглядит, когда бодренькие старички начинают подкатывать к старушкам: "Ну, вот, скажи, ты из какого района приехала?" "Не скажу!" "Да, ладно тебе, скажи, где ты живешь?" "Не скажу! А то вдруг приедешь, а ты мне не нрависся!" :)))
Иногда народ пробивало на песни. Когда на коридорных диванчиках подбирались люди с хорошими голосами, то можно было заслушаться. Старые песни, которые пели еще моя мама и бабушка. "Вот кто-то с горочки спустился..." или "На побывку едет молодой моряк". Как будто в детство перенеслась...
И разговоры соседок по палате странно слушать было. Люди войну вспоминали. Как они детьми подкарауливали машины со свеклой или еще чем-то съестным, под какие-то бугры на дороге специально еще камней подтаскивали, чтобы машину тряхнуло и пара свеколок из кузова упала. Ибо жрать сильно хотелось. Голодно было. Но рассказывалось все весело, как детские забавы.
Дай бог им и всем нам здоровья!
А тут вот, раз и случилось, дикая головная боль, левый глаз ни фига не видит, скорая, хождение по кабинетам, госпитализация в больницу им. Ерошевского.
Первые дни, пока всякие обследования шли и врачи честно пытались снизить внутриглазное давление всякими терапевтическими и лазерными средствами, мне не каких-то особых наблюдений было. Но впечатления копились и теперь требуют выхода. Так что, отчитываюсь.
3-е отделение, глаукомное, где я оказалась, больше всего напоминает нечто среднее межу вокзалом во время одновременного прибытия парочки поездов с популярных направлений и прифронтовым госпиталем. Медсестры работают как какие-нибудь укладчицы на конвейере.
Утро. Пробежаться по палатам, отправить на анализы, закапать, уколоть, померить давление, оглянуться... На диванчике в коридоре уже сидит группа людей в трениках и халатах, с сумками и пакетами. Так, зарегистрировать, рассовать по палатам. Снова закапать всех. Выслушать тех, у кого что-то, как им кажется, не так пошло. Уколоть или закапать. Снова закапать всех. Оформить бумажки, разобрать медикаменты. Снова закапать всех. Померить давление. Уколоть. Упасть и вырубиться.
Попадая в этот конвейер, сначала теряешься от того, что не понимаешь логику происходящего. Вот тут меня позвали персонально на какие-то процедуры, а вот тут позвал всех, кроме меня. Это значит, что мне не надо или просто не успели внести в список? Потом понимаешь,(а сотрудники отделения, в общем-то, это не скрывают): о себе каждый должен заботиться самостоятельно. То есть лучше подойти, спросить и напомнить, чем ждать, когда позовут. Позвать могут в первый день, пока еще не поставлен на поток, потом - все, каждый сам должен знать, что ему положено.
Операция по замене хрусталика для больницы Ерошевского - типовая, рядовая и совсем не интересная. На нее затрачивается минут 20 и таких операций за день может быть несколько десятков. Обычно ее делают пациентам с катарактой в плановом порядке, но иногда встречаются и такие экземпляры как я. То есть катаракты у меня нет, но снять приступ глаукомы иначе не получается.А давление внутриглазное высоченное. И в таком состоянии делать операцию намного сложнее. Так что вокруг меня посуетились, побегали, напугали до смерти, заодно студентам показали как интересную обезьянку удачный экспонат.
Временами ощущения были просто эпичными. Ну представьте себе: голова взрывается, состояние хреновое, что с тобой делать будут не понятно, глаз не видит уже несколько дней. В палату влетает врач (Маркова Татьяна Александровна - низкий поклон) говорит: "Идем, я тебя хирургу, который будет оперировать, покажу". Ну понятно, на слегка подгибающихся ногах идешь в смотровую, садишься за приборчик. И вот вы через этот бинокль с врачами друг на друга смотрите. Они при этом общаются: "Так, тут надрез, там раскрываем. А с этим что делать будем? Деранем?" Я слегка подпрыгиваю и дрожащим голосом: "Может не надо "деранем"? Может, как-нибудь поаккуратнее?". Они вспоминают, что напротив сидит существо одушевленное, даже извиняются и успокаивают. Хотя и припугнуть не забывают, дескать операция дело тонкое, как пойдет фиг его знает, но вариантов у вас, дамочка, все равно больше никаких нет.
НА следующий день голодовка с утра и ожидание вестника судьбы - мальчика в зеленой униформе, который сверится со списком и отведет это страшное место - операционную. Ведут нас туда целой партией человек в пять. Заводят в предбанник, сажают на лавочку. Ждем. Кто-то входит, кого-то вывозят на кресле-каталке. Нам приказывают разуться (в смысле тапочки под лавку засунуть). Сидим. Ждем. Минуты как столетия. Ко мне подходит медсестра, держит в руках две синие сморщенные тряпочки, молча протягивает мне одну. Мягонькая. Синенькая. Надеваю на ногу, протягиваю руку за второй. Медсестра, грустно глядя на меня, вздыхает: "ну, что вы делаете? Это же шапочка..." Упс... Второй экземпляр надеваю туда, куда надо. Бахилы здесь другие: белые полотняные полусапожки на завязочках.
Ведут в операционную, кладут на стол, привязывают, начинается экзекуция. Обезболивание местное, поэтому сознание, увы, не отключается. Видишь перед собой яркий свет лампы, слышишь голос "смотри прямо, смотри вверх"(хирург Крайнов -имя, увы, не запомнила - низкий поклон. Великолепный врач, уже сейчас понимаю, что он сделал все как-то уникально, бесшовно и вообще здорово. Огромная благодарность). Пытаешься выполнять. Обезболивание, к сожалению, не полное, и ощущения достаточно неприятные, но терпимые. Слышу как голос кому-то командует: "Хрусталик" и через некоторое время: "Операция прошла отлично, осложнений никаких". И меня вывозят из операционной, пересаживают на каталку и у же на ней привозят в палату. Еще два часа лежания пластом на кровати, и жизнь возвращается. Первое, что осознаешь, это отсутствие головной боли. Нет тяжесть и слабость присутствуют, но кошмар кончился. Глаз залеплен повязкой, и счастье меня поджидало ближе к вечеру, пардон, в туалете. :) Именно там до меня вдруг дошло, что в просвет между носом и повязкой и ВИЖУ! кусок белой пластиковой трубы, которая там проложена. Зрение вернулось, с легким туманом, но вернулось.
Дальше пошло по конвейеру: меряем, капаем, колем и капаем, капаем, капаем.
Кстати, большинство пациентов, которым делают такую операцию, выписывают на следующий день. Это меня продержали неделю, потому что ситуация экстренная была.
И вот тут я начала оценивать жизнь в больнице. Из развлечений там главное - это поесть. Ничего другого там не остается. Читать нельзя, телевизоры, наверное, запрещены уставом больницы, ибо нефиг. Поэтому подхватиться пять раз в день и слопать кашку, апельсин, салатик, супчик, гречку с куриной грудкой, стакан сока, ну, и что там на ужин - это святое. Кормили замечательно. Все звонки родственникам у соседок по палате обязательно начинались: "Ничего привозить не надо! Я не съем. Здесь хорошо кормят!"
А после ужина начинается общение и прогулки по местному Бродвею. Планировка больницы, наверное, типична. Длинный коридор, в центре которого холл-столовая, процедурные кабинеты и ординаторская, а соответственно, левое и правое крыло - палаты. В одном конце - мужские, в другом - женские. Средний возраст пациентов - от 60 - 80 лет. Я там со своим полтинником за плечами воспринималась как девочка-подросток, к которой нужно относиться как к ребенку: воспитывать и контролировать, и называть исключительно уменьшительно-ласкательными именами. :)
Так вот. После ужина и закапываний народ начинал вылезать в коридор на диванчики. Особо интеллектуальные выздоравливающие собирались за столиком и резались в "дурака".
Остальные общались и ... флиртовали. :) Ей-богу! Это так забавно выглядит, когда бодренькие старички начинают подкатывать к старушкам: "Ну, вот, скажи, ты из какого района приехала?" "Не скажу!" "Да, ладно тебе, скажи, где ты живешь?" "Не скажу! А то вдруг приедешь, а ты мне не нрависся!" :)))
Иногда народ пробивало на песни. Когда на коридорных диванчиках подбирались люди с хорошими голосами, то можно было заслушаться. Старые песни, которые пели еще моя мама и бабушка. "Вот кто-то с горочки спустился..." или "На побывку едет молодой моряк". Как будто в детство перенеслась...
И разговоры соседок по палате странно слушать было. Люди войну вспоминали. Как они детьми подкарауливали машины со свеклой или еще чем-то съестным, под какие-то бугры на дороге специально еще камней подтаскивали, чтобы машину тряхнуло и пара свеколок из кузова упала. Ибо жрать сильно хотелось. Голодно было. Но рассказывалось все весело, как детские забавы.
Дай бог им и всем нам здоровья!