Баллада о балтийце.
От взрывов Балтика кипела,
Пылал как факел Моонзунд,
В проливе узеньком Соэла
Вода горела и мазут.
Там гарнизон морской сражался,
Да так, что помнить будет враг…..
И вот уже один остался
Моряк на весь архипелаг.
А «фрицы» прут за шхуной, шхуна,
Спешат, заказаны кресты………
А наших нет…
Маяк Тахкуна, и сорок метров высоты.
И на гигантском пьедестале
Стоит во весь могучий рост
Свинцом пронизанный и сталью
Весь окровавленный матрос…
И вдруг, над пропастью глубокой
Он руки-крылья распластал
Взлетел.. и рухнул гордый сокол
На лоно выщербленных скал.
Ласкает норд, еще пушистый,
Висок небритого лица,
И в страхе замерли фашисты
У тела нашего бойца.
И герр полковник, не из трусов,
Был потрясен у маяка
Вот это смерть. Вот это русский,
Вот это доблесть моряка.
Он приказал, чтоб трое суток
Бойца не смели убирать.
Учил эсэсовский ублюдок
Как надо с честью умирать.
Учил он мужеству арийцев,
Кровавых, хищных как акул….
И трое суток у балтийца
Стоял почетный караул.
В.Кутняков.
Пылал как факел Моонзунд,
В проливе узеньком Соэла
Вода горела и мазут.
Там гарнизон морской сражался,
Да так, что помнить будет враг…..
И вот уже один остался
Моряк на весь архипелаг.
А «фрицы» прут за шхуной, шхуна,
Спешат, заказаны кресты………
А наших нет…
Маяк Тахкуна, и сорок метров высоты.
И на гигантском пьедестале
Стоит во весь могучий рост
Свинцом пронизанный и сталью
Весь окровавленный матрос…
И вдруг, над пропастью глубокой
Он руки-крылья распластал
Взлетел.. и рухнул гордый сокол
На лоно выщербленных скал.
Ласкает норд, еще пушистый,
Висок небритого лица,
И в страхе замерли фашисты
У тела нашего бойца.
И герр полковник, не из трусов,
Был потрясен у маяка
Вот это смерть. Вот это русский,
Вот это доблесть моряка.
Он приказал, чтоб трое суток
Бойца не смели убирать.
Учил эсэсовский ублюдок
Как надо с честью умирать.
Учил он мужеству арийцев,
Кровавых, хищных как акул….
И трое суток у балтийца
Стоял почетный караул.
В.Кутняков.