Русское покаяние по немецкому рецепту. 2 часть
Русское покаяние по немецкому рецепту
В проекте «ГУЛАГ в российской памяти» главными объектами «исследования» русско-немецкой группы стали:
Юлия Пермякова, студентка исторического факультета ПГНИУ о музее «Пермь-36»: «Тысячи людей ежегодно посещают мемориальный музей политических репрессий «Пермь-36»... После посещения музея в голове возникает ясная картина: политические заключенные были героями и настоящими гражданами страны, а их надзиратели были преступниками».
Мы в этом нисколько не сомневались. Действительно, посетители музея, не осведомленные относительно состава заключенных колонии ВС-389/36, выносят из него именно такие впечатления. Это ли не пропаганда, основанная на искажении фактов? Почему-то работники музея очень не любят говорить о том, что основным контингентом осужденных после 1972 г. здесь были каратели, пособники, националисты и другие «предатели Родины».
Что же касается музея Владимира Кирилловича Кургузова в ИТК-35, то здесь волонтеры нашей немецко-русской летней школы высказывают другое мнение.
Мануэла Путц: «После посещения общественного музея исправительной колонии № 35 почти все участники нашей летней школы были шокированы. Показанное в выставке изложение истории показалось им гротескным, её содержание неприемлемым и несовместимым с их личными ценностными представлениями».
Реплика интригует по двум причинам. Первая: в книге отзывов Общественного музея ИТК-35 немецкий историк оставила весьма позитивную и доброжелательную запись. Кто бы мог подумать, что по приезду домой её мнение так изменится.
Вторая причина: мы посетили этот музей и удостоверились в том, что вся его экспозиция составлена на основе реальных предметов былого быта, войны, документов. Более того, в отличие от той же «Перми-36», музей Владимира Кирилловича Кургузова лишен оформления в виде пропагандистских плакатов. Что же так шокировало наших «историков»? Где именно они увидели «гротескное» и «неприемлемое»?
Мачей Вонс, студент, ассистент на кафедре истории Восточной Европы Европейского университета «Виадрина» поясняет: «В брошюре об общественном музее исправительной колонии № 35 я прочитал, что музей считает своей первоочередной задачей «воспитание любви к Отечеству, уважение к истории и культуре своего народа».
«Задуманная им выставка ведёт нас по различным эпохам российской/советской истории… темы «служба с оружием» или «война» занимают главенствующее место».
«…я понял, что сформулированная основателем музея Владимиром Кирилловичем Кургузовым педагогическая цель ориентирована не на широкие массы, а на кадровый состав и подрастающую смену уголовно-исполнительной системы».
Итак, становится ясным, что участников молодежной школы чрезвычайно напугала тематика «войны» и «оружия». Заметим, что молодой немец «денацифицированной» Германии имеет свое мнение о патриотизме. Воспитание на примере великих войн и героизма, оказывается, рассчитано на «подрастающую смену уголовно-исполнительной системы». Каково вам читать это?
Обсудив два первых «места памяти», иностранцы заключают, что:
«Показательными для российского ландшафта памяти, тем не менее, не являются ни мемориальный комплекс «Пермь-36», ни выставка Владимира Кургузова в общественном музее ИК-35. В обоих случаях речь идёт об единичных феноменах, которые возникли в результате личной ангажированности, личных убеждений и по собственной инициативе».
Конечно, похвально, что немецкие «друзья» распознают выраженную субъективность восприятия и подачи материала в том числе в музее «Пермь-36». Аналогичные по духу высказывания повторяются в сборнике неоднократно. Поэтому третий из объектов, попавших в фокус изучения волонтеров русско-немецкой летней школы, - бывший лагерь Створ - вызвал наибольшее число положительных отзывов.
Пару слов о самом Створе. Роберт Латыпов:
«В 1946 году отдельный лагерный пункт Створ приобрёл статус лагеря для принудительных каторжных работ, в котором опять же должны были отбывать политические заключённые… Створ был единственным каторжным лагерем в сталинское время, находившимся на территории Пермской (бывшей Молотовской) области».
Отметим: единственным каторжным лагерем, и открылся он в 1946-м году. А в 1948-м каторга была отменена, а каторжные лагеря заменили на «особые». Важно упомянуть ещё и то, что, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР № 39 от 19 апреля 1943 года «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев» на каторжные работы отправлялись именно фашисты, каратели и пособники фашистов. Однако у Роберта Рамилевича свой взгляд:
«Он [Створ] отличался от остальных исправительных лагерей особенно жёсткими условиями содержания узников, которые, как мы сегодня знаем, были невиновными».
Были невиновными? Роберт Латыпов забыл, что даже по закону «О реабилитации жертв политических репрессий», принятому в 1991 г., каратели и пособники фашистов реабилитации не подлежат? Интересный расклад с учетом того, что «постигать советское прошлое» нам помогают немецкие коллеги, получившие опыт «денацификации»! «Мы помним, а вы!» - гласит надпись на стене одного из разрушенных зданий Створа. Какое тонкое издевательство не только над русским народом, но и над историками из Германии, которым предлагают «проникаться» атмосферой политических репрессий в заброшенной колонии. Заставляют соболезновать «бедным каторжникам», якобы политическим заключенным, а на самом деле наказанным фашистам.
Размышляя на тему «памяти», отраженной в каждом из трех объектов: музее «Пермь-36», музее ИТК-35 и Створе, участники немецко-русской летней школы, как водится, причитают по поводу «бесчисленных» жертв политических репрессий.
Валерия Яковлева, доцент кафедры культурологи ПНИПУ: «Понятие «ГУЛАГ» для меня лично является обозначением массового лишения людей свободы и права выбора, синонимом контроля над повседневной жизнью людей. ГУЛАГ - это огромная система тюрем и лагерей, в которые была превращена половина нашей страны».
Интересно, что подобные высказывания идут в одном строю с жалобами на «пропаганду» и «мифологизацию героев войны». Доцент не в курсе, что единовременный контингент ГУЛАГа никогда не превышал 3 млн. человек (вместе с уголовниками), а всего на 55-й год количество личных дел в архиве ГУЛАГа составляло 9,5 млн? Невежество или откровенная ложь?
Роберт Латыпов: «… в сегодняшней России в глаза бросается крайняя фрагментарность памяти о сталинских репрессиях… Все опрошенные нами люди знают о ГУЛАГе, о политических репрессиях…И все они без исключения имеют представление о масштабах проводившихся репрессий и приблизительном количестве их жертв, могут даже назвать наиболее известные имена тех, кто стоял за всей этой системой. И в то же время память о репрессиях очень ассоциативна и фрагментарна, наполнена большим количеством личных переживаний и субъективных образов».
Итак, большинство граждан нашей страны, по свидетельствам председателя «Мемориала», вполне осведомлены о масштабах политических репрессий и основных «фигурантах дела». При этом я сомневаюсь, что в нашей стране большинство разбирается в исторических деталях, например, Великой Отечественной войны. Но Роберт Рамилевич всё равно возмущается, что вот какой народ, с какой избирательной памятью, не может отчеканить ему на мах «всю правду о репрессиях». Интересно, сколько часов в школьном курсе истории потребуется Роберту Латыпову для того, чтобы избыть ненавистную «фрагментарность»? По-видимому, всего отведенного на обучение времени окажется мало. И всегда будут виноватые в том, что невежественные россияне не каются за свое прошлое.
Рассуждая об особенностях «памяти» наших соотечественников о репрессиях, участники летней школы в один голос начинают сетовать на российское государство, которое никак не хочет помочь им в «десоветизации» по образцу «денацификации»:
Мануэла Путц: «Наряду с широким спектром толкований истории пример пермских политлагерей показывает, что Российское государство из всех потенциально имеющихся заинтересованных сторон меньше всех заинтересовано в преодолении истории».
Вероятно, именно из-за «незаинтересованности государства» АНО «Мемориальный музей истории политических репрессий “Пермь-36”» получает активную финансовую и организационную поддержку краевых властей. Более того, на сегодняшний день обсуждается возможность обеспечения финансирования на федеральном уровне в размере до 70 млн. руб. В то время как, например, направленный на патриотическое воспитание молодежи музей В.К. Кургузова в бывшей ИТК-35 является полностью инициативным проектом.
Роберт Латыпов с энтузиазмом поддерживает эту мысль: «Вне всякого сомнения, причины пассивности памяти людей стоит искать в проводимой государством политике... Строительство музеев и мемориальных комплексов в память о жертвах сталинского террора не является одной из приоритетных задачей для государства».
Какой ужас, не является приоритетной задачей!
Мануэла Путц: «Тот, кто исходит из необходимости преодоления прошлого, вынужден снова и снова констатировать отсутствие государственной политики по переоценке прошлого и пассивность населения в отношении этого процесса. Для глубокого понимания истинного положения вещей следовало бы спросить о том, что вообще могло бы сподвигнуть российское государство сделать сегодня сталинский террор одной из центральных тем национального значения».
Гражданка Германии поучает в таком тоне страну-победительницу. Простите, фройляйн, но откуда эта заносчивость в разговоре с россиянами? Эта гражданка осуждает исправительные меры в отношении фашистов и делает рекомендации относительно нашей государственной политики. Четверть века «антисталинизма» и «антисоветизма» в СМИ. Четверть века Николая Сванидзе, Эдварда Радзинского, Владимира Познера, Пивоваровых (один из них еще и академик) и других выдающихся «историков» на центральных каналах телевидения - это, оказывается, отсутствие государственной политики в переоценке прошлого. Немецкие коллеги «Мемориала» продолжают ломать голову, как же ещё заставить российское государство в очередной раз зациклиться на «сталинском терроре». «Десталинизаций» 50-х, 80-х, 90-х не хватило. И в 2009 г. иностранные «друзья» начинают настойчиво рекомендовать нам провести очередной сеанс «антисоветской» терапии.
«Либеральные слои в России и их поддержка на Западе не должны строить иллюзий на этот счёт. Следует ожидать, что и в будущем Сталин (как видно из недавно допущенных и одобренных Министерством образования РФ школьных учебниках) будет представлен как «эффективный менеджер…»
Оказалось, что, несмотря на долгие годы пропаганды «сталинского террора», опросы населения стали демонстрировать, что около 30% населения России считает Сталина героем и наиболее грамотным русским правителем ([1], [2])? Но «либеральным слоям в России и их поддержке на Западе» рекомендовано не расслабляться и продолжать свою деятельность.
«… не только заботы государства… но и задача историков как следует изучить террор и чётко его представить. Конечно, эта перспектива совпадает с переработкой и переосмыслением национал-социалистического прошлого Германии, которые поддерживаются государством».
Разве еще нужны доказательства, что в «европейской истории» национал-социализм и советский строй уравнены в своем значении? Ещё есть желание спокойно воспринимать подобное положение дел? На территории России действует организация, которая представляет интересы Германии в вопросе об оценке НАШЕЙ истории и НАШИХ святынь. И особенно интенсивной атаке подвергается важнейшая святыня, последняя скрепа нашего общества - Великая Победа. В немецко-русском сборнике эта тенденция высвечивается очень ярко. Сперва - жалобы на население и государство за их «пассивность», затем на этом фоне проступает потрясающая ревность к памяти о Великой Отечественной войне.
Мануэла Путц: «Уже в советское время власти предприняли всё для того, чтобы соорудить миф победителей... Опасность мифов о победе кроется в сущности самой победы как крайне противоречивого и многозначного явления… Многие учёные придерживаются мнения, что насаждение мифов о победе является преградой на пути к признанию советского прошлого в России и, в первую очередь, мешает открыто говорить о таких вещах, как ГУЛАГ и политические репрессии».
В этой фразе шокирует всё: и пассажи из ряда «миф победителей», «мифы о победе», и то, что эти «мифы», оказывается, мешают танцорам из «Мемориала» говорить о репрессиях. Как будто нам о них не рассказывают взахлеб с конца восьмидесятых! Вот и проговорилась госпожа Путц: ей не важно, насколько широко внедрена память о репрессиях (читатель, много у Вас знакомых, которые не знают о репрессиях?), её заветное желание - выбить из русских самосознание победителей, демонтировать Победу.
Далее - еще интереснее:
Карстен Клеге, студент Бременского университета: «На сегодняшний день в России история чаще всего перекраивается в национально-патриотическом ключе, особенно когда дело касается памяти о советской эпохе».
Да вы что? Большая часть населения России очень удивится и попросит конкретики. И тогда, конечно же, Карстен уточняет:
«Проявлением этого является, например… увеличившаяся в последние годы патриотическая пропаганда событий Великой Отечественной войны… Примерами могут служить ежегодные и массовые акции «Георгиевская ленточка», проведение парадов 9 Мая, в День Победы, создание президентской комиссии по борьбе с фальсификациями истории и другие».
Как говорится, «без комментариев», а точнее - «facepalm».
Немецкий студент не унимается и продолжает возмущаться: «В Перми… рядом с мемориальными досками в честь выдающихся деятелей искусства и известных политических личностей, в том числе и большевиков, бросается в глаза большое количество памятников Великой Отечественной войне: танк на пьедестале, Вечный огонь как непременный атрибут… памятники героям военных лет приобретают в сегодняшней России новое, актуальное значение».
Памятники Великой Отечественной войне в городе?! Рядом с мемориальными досками в честь выдающихся деятелей?! Какой ужас! Заметьте, как нервничают немцы по поводу того, что память о войне вновь актуальна.
«В 1990-е годы на Егошихинском кладбище в Перми был построен мемориал в виде звонницы как знак памяти жертв сталинского режима… этот памятник стоит не в центре кладбища, а немного в стороне… мы… спросили депутата о причинах такого месторасположения памятника. Грибанов нам объяснил… тем, что якобы и в Германии в центре города не встретишь памятников и мемориальных плит, напоминающих о событиях холокоста… Из этого ясно, что для самого депутата важнее память о доблестном прошлом…»
Неприемлемое кощунство для европейского сознания: доблестное прошлое важнее! Эти русские не должны иметь доблестного прошлого!
Алеся Кананчук, студентка Бременского университета, в своих рассуждениях заходит ещё дальше: «В России фраза «Никто не забыт, ничто не забыто» употребляется только в отношении Великой Отечественной войны. Не только государственные органы власти, но и большая часть населения, похоже, разделяют точку зрения, что нужно помнить главным образом о тех, кто погиб в этой войне... А как же миллионы людей, ставших жертвами сталинских репрессий?.. Это весьма символично передаёт отношение к тем репрессиям, сложившееся в коллективной памяти сегодняшнего народа».
Молодежь, подвергнутая «коррекции» сознания, резвится на теме наших национальных святынь, а пропагандисты постарше поощряют: зер гут, фройляйн! Похожую мысль, пропитанную нескрываемой ревностью к Победе, неоднократно повторяет и Роберт Латыпов, хотя при этом остается в рамках приличий. Что же касается Алеси, она увлекается и выпаливает воистину прекрасную мысль:
«Смена парадигмы в немецкой идеологии, а именно переход от категорий «победитель» и «побежденный» к категориям «преступник» и «жертва», на что обратила внимание культуролог Алейда Ассманн (Aleida Assmann), не могла бы произойти в сегодняшней России. Здесь в отношении памяти о войне доминирует позиция страны-победителя, народа-победителя… Это, говоря словами Алейды Ассманн, священная, культовая память».
Ссылка на культуролога, конечно, придает рассуждениям Алеси большой вес - в ее собственных глазах. Прописан рецепт: если «священная культовая память» мешает сменить парадигму в идеологии с «победитель-побежденный» на «преступник-жертва», надо не пригодность сей парадигмы для русского народа пересмотреть, а эту «священную память» сломать. Аналогичным образом мыслил, например, Анатолий Ракитов, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ: мол, если русская культурная матрица не приемлет европейского пути развития, значит, надо ломать матрицу. Вспоминается анекдот: «Если водка мешает работе - бросьте вы эту работу!» Интересно, как к подобной «расстановке приоритетов» относятся сами жители России?
В очередной раз рефлексируя на тему «пассивности памяти русских людей», Роберт Рамилевич сетует:
«… русские искренне возмущаются, когда им говорят о противоречии: народ-победитель - с одной стороны, и непризнанные жертвы политических репрессий - с другой стороны. Мол, да что вы говорите, ведь было и хорошее, была же победа! «Моя страна - это моя страна. И я горжусь ею во что бы то ни стало!»
Остается только пожать плечами. У кого-то подобные описания вызовут гордость за русский народ. Однако у работников «Мемориала» возникает только негодование. И, кстати, противоречие есть только для Латыпова и его немецких друзей. «Русские» умеют мыслить исторически и понимают, что большая история трагически сложна.
Нападки на Великую Победу беспрецедентны. Однако характерно, что молодые немецкие и русские «историки» искренне считают, что они работают на благо общества. Поэтому для создания полной картины того, что творится у них в головах, я приведу пару комических ситуаций, описанных в сборнике без всякого стеснения и в подробностях.
Ульрике Хун, научный сотрудник кафедры истории Восточной Европы Берлинского университета: «Начало совместной работы немецких волонтёров из ASF и «Мемориала» ознаменовалось громкими спорами и даже некоторой растерянностью. Целью первого совместного летнего лагеря в 1998 году была помощь при реконструкции музея «Пермь-36». Руководил работой служащий музея Иван Кукушкин, который, как выяснилось уже во время работы, был раньше надзирателем в бывшем лагере ВС-389/36. Удивлению немецких участников не было границ: как бывший надзиратель посмел участвовать в работах по реконструкции лагеря, напоминающего о жертвах политических репрессий в России?.. это было представлено в репортаже по западногерманскому радио… немецкие участники летней школы… начали сомневаться в смысле своей работы. Для прояснения ситуации из Москвы были приглашены три бывших заключённых этого лагеря, бывшие диссиденты - Сергей Ковалёв, Алексей Огородников и Лев Тимофеев. Сергей Ковалёв, к удивлению немцев, полностью поддержал факт работы бывшего надзирателя лагеря Ивана Кукушкина и даже поставил под сомнение демократичность взглядов немцев на этот вопрос… уезжали немцы с массой вопросов и поводов для размышлений. Они осознали, сколь обманчивы были их ожидания от поездки и сколько же иллюзий они питали, приезжая на это место».
Описанная ситуация, этот фарс, позволяет сделать сразу несколько ценных выводов. Немецких и польских волонтеров, очевидно, очень долго обрабатывали в контексте того, что «Пермь-36» - это русский Аушвиц. И бывшие работники лагеря для них - это всё равно, что солдаты - СС-овцы. Когда они приехали и увидели, что бывшие работники лагеря - вполне обычные люди, которые в обычном порядке проживают и работают там же, где и прежде, у них случился когнитивный диссонанс. До волонтеров начала доходить мысль, что никакой это не Аушвиц. Возможно, под угрозу встала возможность получения иностранных грантов. Иначе как объяснить тот весьма интригующий факт, что на помощь из Москвы были срочно выписаны три диссидента? Последние, правда, подлили масла в огонь, продемонстрировав свое миролюбивое отношение к бывшим работникам «кровавого тоталитарного режима». Тем не менее, договор о сотрудничестве с Германией остался в силе.
Второй комичный случай куда более прозаичен, но подтверждает сделанные выводы:
«Некоторое недоумение было озвучено по возвращении домой: сувениром на память от музея «Пермь-36» стали банданы… с нарисованными на красном фоне черепами с серпом и молотом. Во время экспедиции мы все носили на головах эти платки... И лишь по возращении домой мы задались вопросом: а возможно ли себе представить, чтобы где-нибудь в музее Аушвица продавались в качестве сувенира платки с рисунком в виде свастики? И тут мы вновь возвращаемся к исходному вопросу: какие «лагеря» мы имеем в виду, насколько правильно вообще подобного рода сопоставление?»
Становится очевидным, что «сталинский террор» никогда не носил того ужасного характера, который ему хотят приписать сотрудники общества «Мемориал». Более того, защитники «жертв репрессий» и сами прекрасно это понимают. Поэтому довольно легкомысленно относятся и ГУЛАГу, и к «ужасам кровавого режима». Подобные догадки (о катастрофической несопоставимости преступлений двух режимов) возникают и у иностранных волонтеров, когда они непосредственно соприкасаются с этой темой.
Складывается довольно неприятная картина: европейские организации, желающие отнять у нашего народа статус «победителя», внаглую используют в своих целях молодых волонтеров. При этом сами волонтеры свято убеждены, что они творят добро, а СССР так же ужасен, как нацистская Германия. И это убеждение обеспечено настойчивой идеологической обработкой молодых умов. Периодически, при столкновении с реальностью, сложившаяся в их сознании картина дает трещины. Но общего баланса это не меняет.
Совершенно очевидно, что исследовательская ценность материалов школы крайне невелика, и подлинной задачей проекта стало формирование у молодежи определенной «культуры памяти». С образцами этой «культуры» и знакомит нас книжка «ГУЛАГ в российской памяти» - этот удивительный образец русско-немецкой покаянной лирики.
Лариса Магданова
В проекте «ГУЛАГ в российской памяти» главными объектами «исследования» русско-немецкой группы стали:
- Мемориальный музей истории политических репрессий «Пермь-36»;
- Общественный музей исправительной колонии № 35, организованный бывшим начальником службы контролеров ИТК-35, Владимиром Кирилловичем Кургузовым;
- Разрушенный исправительный лагерь Створ.
Юлия Пермякова, студентка исторического факультета ПГНИУ о музее «Пермь-36»: «Тысячи людей ежегодно посещают мемориальный музей политических репрессий «Пермь-36»... После посещения музея в голове возникает ясная картина: политические заключенные были героями и настоящими гражданами страны, а их надзиратели были преступниками».
Мы в этом нисколько не сомневались. Действительно, посетители музея, не осведомленные относительно состава заключенных колонии ВС-389/36, выносят из него именно такие впечатления. Это ли не пропаганда, основанная на искажении фактов? Почему-то работники музея очень не любят говорить о том, что основным контингентом осужденных после 1972 г. здесь были каратели, пособники, националисты и другие «предатели Родины».
Что же касается музея Владимира Кирилловича Кургузова в ИТК-35, то здесь волонтеры нашей немецко-русской летней школы высказывают другое мнение.
Мануэла Путц: «После посещения общественного музея исправительной колонии № 35 почти все участники нашей летней школы были шокированы. Показанное в выставке изложение истории показалось им гротескным, её содержание неприемлемым и несовместимым с их личными ценностными представлениями».
Реплика интригует по двум причинам. Первая: в книге отзывов Общественного музея ИТК-35 немецкий историк оставила весьма позитивную и доброжелательную запись. Кто бы мог подумать, что по приезду домой её мнение так изменится.
Вторая причина: мы посетили этот музей и удостоверились в том, что вся его экспозиция составлена на основе реальных предметов былого быта, войны, документов. Более того, в отличие от той же «Перми-36», музей Владимира Кирилловича Кургузова лишен оформления в виде пропагандистских плакатов. Что же так шокировало наших «историков»? Где именно они увидели «гротескное» и «неприемлемое»?
Мачей Вонс, студент, ассистент на кафедре истории Восточной Европы Европейского университета «Виадрина» поясняет: «В брошюре об общественном музее исправительной колонии № 35 я прочитал, что музей считает своей первоочередной задачей «воспитание любви к Отечеству, уважение к истории и культуре своего народа».
«Задуманная им выставка ведёт нас по различным эпохам российской/советской истории… темы «служба с оружием» или «война» занимают главенствующее место».
«…я понял, что сформулированная основателем музея Владимиром Кирилловичем Кургузовым педагогическая цель ориентирована не на широкие массы, а на кадровый состав и подрастающую смену уголовно-исполнительной системы».
Итак, становится ясным, что участников молодежной школы чрезвычайно напугала тематика «войны» и «оружия». Заметим, что молодой немец «денацифицированной» Германии имеет свое мнение о патриотизме. Воспитание на примере великих войн и героизма, оказывается, рассчитано на «подрастающую смену уголовно-исполнительной системы». Каково вам читать это?
Обсудив два первых «места памяти», иностранцы заключают, что:
«Показательными для российского ландшафта памяти, тем не менее, не являются ни мемориальный комплекс «Пермь-36», ни выставка Владимира Кургузова в общественном музее ИК-35. В обоих случаях речь идёт об единичных феноменах, которые возникли в результате личной ангажированности, личных убеждений и по собственной инициативе».
Конечно, похвально, что немецкие «друзья» распознают выраженную субъективность восприятия и подачи материала в том числе в музее «Пермь-36». Аналогичные по духу высказывания повторяются в сборнике неоднократно. Поэтому третий из объектов, попавших в фокус изучения волонтеров русско-немецкой летней школы, - бывший лагерь Створ - вызвал наибольшее число положительных отзывов.
Пару слов о самом Створе. Роберт Латыпов:
«В 1946 году отдельный лагерный пункт Створ приобрёл статус лагеря для принудительных каторжных работ, в котором опять же должны были отбывать политические заключённые… Створ был единственным каторжным лагерем в сталинское время, находившимся на территории Пермской (бывшей Молотовской) области».
Отметим: единственным каторжным лагерем, и открылся он в 1946-м году. А в 1948-м каторга была отменена, а каторжные лагеря заменили на «особые». Важно упомянуть ещё и то, что, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР № 39 от 19 апреля 1943 года «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев» на каторжные работы отправлялись именно фашисты, каратели и пособники фашистов. Однако у Роберта Рамилевича свой взгляд:
«Он [Створ] отличался от остальных исправительных лагерей особенно жёсткими условиями содержания узников, которые, как мы сегодня знаем, были невиновными».
Были невиновными? Роберт Латыпов забыл, что даже по закону «О реабилитации жертв политических репрессий», принятому в 1991 г., каратели и пособники фашистов реабилитации не подлежат? Интересный расклад с учетом того, что «постигать советское прошлое» нам помогают немецкие коллеги, получившие опыт «денацификации»! «Мы помним, а вы!» - гласит надпись на стене одного из разрушенных зданий Створа. Какое тонкое издевательство не только над русским народом, но и над историками из Германии, которым предлагают «проникаться» атмосферой политических репрессий в заброшенной колонии. Заставляют соболезновать «бедным каторжникам», якобы политическим заключенным, а на самом деле наказанным фашистам.
Размышляя на тему «памяти», отраженной в каждом из трех объектов: музее «Пермь-36», музее ИТК-35 и Створе, участники немецко-русской летней школы, как водится, причитают по поводу «бесчисленных» жертв политических репрессий.
Валерия Яковлева, доцент кафедры культурологи ПНИПУ: «Понятие «ГУЛАГ» для меня лично является обозначением массового лишения людей свободы и права выбора, синонимом контроля над повседневной жизнью людей. ГУЛАГ - это огромная система тюрем и лагерей, в которые была превращена половина нашей страны».
Интересно, что подобные высказывания идут в одном строю с жалобами на «пропаганду» и «мифологизацию героев войны». Доцент не в курсе, что единовременный контингент ГУЛАГа никогда не превышал 3 млн. человек (вместе с уголовниками), а всего на 55-й год количество личных дел в архиве ГУЛАГа составляло 9,5 млн? Невежество или откровенная ложь?
Роберт Латыпов: «… в сегодняшней России в глаза бросается крайняя фрагментарность памяти о сталинских репрессиях… Все опрошенные нами люди знают о ГУЛАГе, о политических репрессиях…И все они без исключения имеют представление о масштабах проводившихся репрессий и приблизительном количестве их жертв, могут даже назвать наиболее известные имена тех, кто стоял за всей этой системой. И в то же время память о репрессиях очень ассоциативна и фрагментарна, наполнена большим количеством личных переживаний и субъективных образов».
Итак, большинство граждан нашей страны, по свидетельствам председателя «Мемориала», вполне осведомлены о масштабах политических репрессий и основных «фигурантах дела». При этом я сомневаюсь, что в нашей стране большинство разбирается в исторических деталях, например, Великой Отечественной войны. Но Роберт Рамилевич всё равно возмущается, что вот какой народ, с какой избирательной памятью, не может отчеканить ему на мах «всю правду о репрессиях». Интересно, сколько часов в школьном курсе истории потребуется Роберту Латыпову для того, чтобы избыть ненавистную «фрагментарность»? По-видимому, всего отведенного на обучение времени окажется мало. И всегда будут виноватые в том, что невежественные россияне не каются за свое прошлое.
Рассуждая об особенностях «памяти» наших соотечественников о репрессиях, участники летней школы в один голос начинают сетовать на российское государство, которое никак не хочет помочь им в «десоветизации» по образцу «денацификации»:
Мануэла Путц: «Наряду с широким спектром толкований истории пример пермских политлагерей показывает, что Российское государство из всех потенциально имеющихся заинтересованных сторон меньше всех заинтересовано в преодолении истории».
Вероятно, именно из-за «незаинтересованности государства» АНО «Мемориальный музей истории политических репрессий “Пермь-36”» получает активную финансовую и организационную поддержку краевых властей. Более того, на сегодняшний день обсуждается возможность обеспечения финансирования на федеральном уровне в размере до 70 млн. руб. В то время как, например, направленный на патриотическое воспитание молодежи музей В.К. Кургузова в бывшей ИТК-35 является полностью инициативным проектом.
Роберт Латыпов с энтузиазмом поддерживает эту мысль: «Вне всякого сомнения, причины пассивности памяти людей стоит искать в проводимой государством политике... Строительство музеев и мемориальных комплексов в память о жертвах сталинского террора не является одной из приоритетных задачей для государства».
Какой ужас, не является приоритетной задачей!
Мануэла Путц: «Тот, кто исходит из необходимости преодоления прошлого, вынужден снова и снова констатировать отсутствие государственной политики по переоценке прошлого и пассивность населения в отношении этого процесса. Для глубокого понимания истинного положения вещей следовало бы спросить о том, что вообще могло бы сподвигнуть российское государство сделать сегодня сталинский террор одной из центральных тем национального значения».
Гражданка Германии поучает в таком тоне страну-победительницу. Простите, фройляйн, но откуда эта заносчивость в разговоре с россиянами? Эта гражданка осуждает исправительные меры в отношении фашистов и делает рекомендации относительно нашей государственной политики. Четверть века «антисталинизма» и «антисоветизма» в СМИ. Четверть века Николая Сванидзе, Эдварда Радзинского, Владимира Познера, Пивоваровых (один из них еще и академик) и других выдающихся «историков» на центральных каналах телевидения - это, оказывается, отсутствие государственной политики в переоценке прошлого. Немецкие коллеги «Мемориала» продолжают ломать голову, как же ещё заставить российское государство в очередной раз зациклиться на «сталинском терроре». «Десталинизаций» 50-х, 80-х, 90-х не хватило. И в 2009 г. иностранные «друзья» начинают настойчиво рекомендовать нам провести очередной сеанс «антисоветской» терапии.
«Либеральные слои в России и их поддержка на Западе не должны строить иллюзий на этот счёт. Следует ожидать, что и в будущем Сталин (как видно из недавно допущенных и одобренных Министерством образования РФ школьных учебниках) будет представлен как «эффективный менеджер…»
Оказалось, что, несмотря на долгие годы пропаганды «сталинского террора», опросы населения стали демонстрировать, что около 30% населения России считает Сталина героем и наиболее грамотным русским правителем ([1], [2])? Но «либеральным слоям в России и их поддержке на Западе» рекомендовано не расслабляться и продолжать свою деятельность.
«… не только заботы государства… но и задача историков как следует изучить террор и чётко его представить. Конечно, эта перспектива совпадает с переработкой и переосмыслением национал-социалистического прошлого Германии, которые поддерживаются государством».
Разве еще нужны доказательства, что в «европейской истории» национал-социализм и советский строй уравнены в своем значении? Ещё есть желание спокойно воспринимать подобное положение дел? На территории России действует организация, которая представляет интересы Германии в вопросе об оценке НАШЕЙ истории и НАШИХ святынь. И особенно интенсивной атаке подвергается важнейшая святыня, последняя скрепа нашего общества - Великая Победа. В немецко-русском сборнике эта тенденция высвечивается очень ярко. Сперва - жалобы на население и государство за их «пассивность», затем на этом фоне проступает потрясающая ревность к памяти о Великой Отечественной войне.
Мануэла Путц: «Уже в советское время власти предприняли всё для того, чтобы соорудить миф победителей... Опасность мифов о победе кроется в сущности самой победы как крайне противоречивого и многозначного явления… Многие учёные придерживаются мнения, что насаждение мифов о победе является преградой на пути к признанию советского прошлого в России и, в первую очередь, мешает открыто говорить о таких вещах, как ГУЛАГ и политические репрессии».
В этой фразе шокирует всё: и пассажи из ряда «миф победителей», «мифы о победе», и то, что эти «мифы», оказывается, мешают танцорам из «Мемориала» говорить о репрессиях. Как будто нам о них не рассказывают взахлеб с конца восьмидесятых! Вот и проговорилась госпожа Путц: ей не важно, насколько широко внедрена память о репрессиях (читатель, много у Вас знакомых, которые не знают о репрессиях?), её заветное желание - выбить из русских самосознание победителей, демонтировать Победу.
Далее - еще интереснее:
Карстен Клеге, студент Бременского университета: «На сегодняшний день в России история чаще всего перекраивается в национально-патриотическом ключе, особенно когда дело касается памяти о советской эпохе».
Да вы что? Большая часть населения России очень удивится и попросит конкретики. И тогда, конечно же, Карстен уточняет:
«Проявлением этого является, например… увеличившаяся в последние годы патриотическая пропаганда событий Великой Отечественной войны… Примерами могут служить ежегодные и массовые акции «Георгиевская ленточка», проведение парадов 9 Мая, в День Победы, создание президентской комиссии по борьбе с фальсификациями истории и другие».
Как говорится, «без комментариев», а точнее - «facepalm».
Немецкий студент не унимается и продолжает возмущаться: «В Перми… рядом с мемориальными досками в честь выдающихся деятелей искусства и известных политических личностей, в том числе и большевиков, бросается в глаза большое количество памятников Великой Отечественной войне: танк на пьедестале, Вечный огонь как непременный атрибут… памятники героям военных лет приобретают в сегодняшней России новое, актуальное значение».
Памятники Великой Отечественной войне в городе?! Рядом с мемориальными досками в честь выдающихся деятелей?! Какой ужас! Заметьте, как нервничают немцы по поводу того, что память о войне вновь актуальна.
«В 1990-е годы на Егошихинском кладбище в Перми был построен мемориал в виде звонницы как знак памяти жертв сталинского режима… этот памятник стоит не в центре кладбища, а немного в стороне… мы… спросили депутата о причинах такого месторасположения памятника. Грибанов нам объяснил… тем, что якобы и в Германии в центре города не встретишь памятников и мемориальных плит, напоминающих о событиях холокоста… Из этого ясно, что для самого депутата важнее память о доблестном прошлом…»
Неприемлемое кощунство для европейского сознания: доблестное прошлое важнее! Эти русские не должны иметь доблестного прошлого!
Алеся Кананчук, студентка Бременского университета, в своих рассуждениях заходит ещё дальше: «В России фраза «Никто не забыт, ничто не забыто» употребляется только в отношении Великой Отечественной войны. Не только государственные органы власти, но и большая часть населения, похоже, разделяют точку зрения, что нужно помнить главным образом о тех, кто погиб в этой войне... А как же миллионы людей, ставших жертвами сталинских репрессий?.. Это весьма символично передаёт отношение к тем репрессиям, сложившееся в коллективной памяти сегодняшнего народа».
Молодежь, подвергнутая «коррекции» сознания, резвится на теме наших национальных святынь, а пропагандисты постарше поощряют: зер гут, фройляйн! Похожую мысль, пропитанную нескрываемой ревностью к Победе, неоднократно повторяет и Роберт Латыпов, хотя при этом остается в рамках приличий. Что же касается Алеси, она увлекается и выпаливает воистину прекрасную мысль:
«Смена парадигмы в немецкой идеологии, а именно переход от категорий «победитель» и «побежденный» к категориям «преступник» и «жертва», на что обратила внимание культуролог Алейда Ассманн (Aleida Assmann), не могла бы произойти в сегодняшней России. Здесь в отношении памяти о войне доминирует позиция страны-победителя, народа-победителя… Это, говоря словами Алейды Ассманн, священная, культовая память».
Ссылка на культуролога, конечно, придает рассуждениям Алеси большой вес - в ее собственных глазах. Прописан рецепт: если «священная культовая память» мешает сменить парадигму в идеологии с «победитель-побежденный» на «преступник-жертва», надо не пригодность сей парадигмы для русского народа пересмотреть, а эту «священную память» сломать. Аналогичным образом мыслил, например, Анатолий Ракитов, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ: мол, если русская культурная матрица не приемлет европейского пути развития, значит, надо ломать матрицу. Вспоминается анекдот: «Если водка мешает работе - бросьте вы эту работу!» Интересно, как к подобной «расстановке приоритетов» относятся сами жители России?
В очередной раз рефлексируя на тему «пассивности памяти русских людей», Роберт Рамилевич сетует:
«… русские искренне возмущаются, когда им говорят о противоречии: народ-победитель - с одной стороны, и непризнанные жертвы политических репрессий - с другой стороны. Мол, да что вы говорите, ведь было и хорошее, была же победа! «Моя страна - это моя страна. И я горжусь ею во что бы то ни стало!»
Остается только пожать плечами. У кого-то подобные описания вызовут гордость за русский народ. Однако у работников «Мемориала» возникает только негодование. И, кстати, противоречие есть только для Латыпова и его немецких друзей. «Русские» умеют мыслить исторически и понимают, что большая история трагически сложна.
Нападки на Великую Победу беспрецедентны. Однако характерно, что молодые немецкие и русские «историки» искренне считают, что они работают на благо общества. Поэтому для создания полной картины того, что творится у них в головах, я приведу пару комических ситуаций, описанных в сборнике без всякого стеснения и в подробностях.
Ульрике Хун, научный сотрудник кафедры истории Восточной Европы Берлинского университета: «Начало совместной работы немецких волонтёров из ASF и «Мемориала» ознаменовалось громкими спорами и даже некоторой растерянностью. Целью первого совместного летнего лагеря в 1998 году была помощь при реконструкции музея «Пермь-36». Руководил работой служащий музея Иван Кукушкин, который, как выяснилось уже во время работы, был раньше надзирателем в бывшем лагере ВС-389/36. Удивлению немецких участников не было границ: как бывший надзиратель посмел участвовать в работах по реконструкции лагеря, напоминающего о жертвах политических репрессий в России?.. это было представлено в репортаже по западногерманскому радио… немецкие участники летней школы… начали сомневаться в смысле своей работы. Для прояснения ситуации из Москвы были приглашены три бывших заключённых этого лагеря, бывшие диссиденты - Сергей Ковалёв, Алексей Огородников и Лев Тимофеев. Сергей Ковалёв, к удивлению немцев, полностью поддержал факт работы бывшего надзирателя лагеря Ивана Кукушкина и даже поставил под сомнение демократичность взглядов немцев на этот вопрос… уезжали немцы с массой вопросов и поводов для размышлений. Они осознали, сколь обманчивы были их ожидания от поездки и сколько же иллюзий они питали, приезжая на это место».
Описанная ситуация, этот фарс, позволяет сделать сразу несколько ценных выводов. Немецких и польских волонтеров, очевидно, очень долго обрабатывали в контексте того, что «Пермь-36» - это русский Аушвиц. И бывшие работники лагеря для них - это всё равно, что солдаты - СС-овцы. Когда они приехали и увидели, что бывшие работники лагеря - вполне обычные люди, которые в обычном порядке проживают и работают там же, где и прежде, у них случился когнитивный диссонанс. До волонтеров начала доходить мысль, что никакой это не Аушвиц. Возможно, под угрозу встала возможность получения иностранных грантов. Иначе как объяснить тот весьма интригующий факт, что на помощь из Москвы были срочно выписаны три диссидента? Последние, правда, подлили масла в огонь, продемонстрировав свое миролюбивое отношение к бывшим работникам «кровавого тоталитарного режима». Тем не менее, договор о сотрудничестве с Германией остался в силе.
Второй комичный случай куда более прозаичен, но подтверждает сделанные выводы:
«Некоторое недоумение было озвучено по возвращении домой: сувениром на память от музея «Пермь-36» стали банданы… с нарисованными на красном фоне черепами с серпом и молотом. Во время экспедиции мы все носили на головах эти платки... И лишь по возращении домой мы задались вопросом: а возможно ли себе представить, чтобы где-нибудь в музее Аушвица продавались в качестве сувенира платки с рисунком в виде свастики? И тут мы вновь возвращаемся к исходному вопросу: какие «лагеря» мы имеем в виду, насколько правильно вообще подобного рода сопоставление?»
Становится очевидным, что «сталинский террор» никогда не носил того ужасного характера, который ему хотят приписать сотрудники общества «Мемориал». Более того, защитники «жертв репрессий» и сами прекрасно это понимают. Поэтому довольно легкомысленно относятся и ГУЛАГу, и к «ужасам кровавого режима». Подобные догадки (о катастрофической несопоставимости преступлений двух режимов) возникают и у иностранных волонтеров, когда они непосредственно соприкасаются с этой темой.
Складывается довольно неприятная картина: европейские организации, желающие отнять у нашего народа статус «победителя», внаглую используют в своих целях молодых волонтеров. При этом сами волонтеры свято убеждены, что они творят добро, а СССР так же ужасен, как нацистская Германия. И это убеждение обеспечено настойчивой идеологической обработкой молодых умов. Периодически, при столкновении с реальностью, сложившаяся в их сознании картина дает трещины. Но общего баланса это не меняет.
Совершенно очевидно, что исследовательская ценность материалов школы крайне невелика, и подлинной задачей проекта стало формирование у молодежи определенной «культуры памяти». С образцами этой «культуры» и знакомит нас книжка «ГУЛАГ в российской памяти» - этот удивительный образец русско-немецкой покаянной лирики.
Лариса Магданова