Художники
Оригинал взят у alexander_pavl в Художники
В Москве, в Музее Имени Пушкина, заканчивается выставка художников советской детской книги, оригиналы из частных собраний. Там представлены Конашевич, Илья Кабаков, Эрик Булатов с Олегом Васильевым и Виктор Пивоваров. На стенах, помимо собственно иллюстраций, развешаны тексты худоджников, написанные специально для выставки.
Это всё для меня важно, и не только потому что я время от времени работаю в книжной иллюстрации, в том числе для детей. Собственно, перечисленные авторы, плюс ещё ти-четыре имени, сформировали моё восприятие мира.
У моей младенческой кроватки стояли два Ангела Визуализации, светлый и тёмный, Конашевич и Траугот (собирательный образ братьев). Они первыми дали мне ключи к распознаванию гномов. Конечно, таинственные Трауготы были дефицитней и уже потому (в силу малой доступности) воздействовали сильнее, но Конашевичем было пропитано всё.
Мой первый Андерсен был с иллюстрациями Конашевича. Мой роскошный «Старик-Годовик» Даля был украшен Конашевичем. Чуковский, Маршак в моей памяти слиты с образами, порождёнными Конашевичем. Конечно, он был «мирискуссником». Конечно, он был под сильным влиянием Добужинского и позднего Нарбута, но это не так важно, как его метод «непрямого иллюстрирования». В детстве я не знал об этой концепции, но проникся ею интуитивно, поглощая графику Конашевича. Этот художник стремился иллюстрировать не прямо то, что описывает автор, а моменты «до» и «после» повествования. Графика как бы обволакивает текст, становясь маргинальным комментарием к излагаемой истории. Это приводит к тому, что книги, оформленные Конашевичем, как бы погружены в свою собственную вселенную, где предлагаемая читателю сказка - лишь частное проявление чего-то большего. Однако при всём при том миры, создаваемые Конашевичем, очень компактны, ограничены в пространстве и очень... уютны. Впрочем, русское слово «уют» не передаёт всех оттенков, присущих особому качеству конашевичевских вселенных. Тут больше подходит немецкое Gemütlichkeit.
Вот сейчас я это допишу и достану с полки «В гости» Л.Квитко, оформленную Конашевичем.
Я сам, с тех пор, как занялся иллюстрированием (то есть, примерно с десяти лет) стремился двигаться по отношению к литературе именно согласно метода Конашевича. Не всегда это удавалось, но «непрямое иллюстрирование» неизменно было моей прямой целью.
А потом, после Конашевича - конечно, Илья Кабаков, единственный российских художник, вошедший в мировую художественную элиту, который оказывается, иллюстрировал «Питера Пэна» Барри, легендарное издание конца 60-х, не поступившее в продажу и распространённое исключительно среди детей партаппаратчиков, виртуозный рисовальщик Эрик Булатов, чьи рисунки раскрашивал изысканный колорист Олег Васильев, и поразительный Виктор Пивоваров.
Кстати, со мной это случилось первый раз - разглядывая работы Пивоварова, я так и не понял, как он добивался эффектов. Обычно, имея дело с оригиналом живописи или графики, можно понять технику мастера, проследить ход работы. Но Пивоваров остался для меня восхитительно непроницаемым.
В Москве, в Музее Имени Пушкина, заканчивается выставка художников советской детской книги, оригиналы из частных собраний. Там представлены Конашевич, Илья Кабаков, Эрик Булатов с Олегом Васильевым и Виктор Пивоваров. На стенах, помимо собственно иллюстраций, развешаны тексты худоджников, написанные специально для выставки.
Это всё для меня важно, и не только потому что я время от времени работаю в книжной иллюстрации, в том числе для детей. Собственно, перечисленные авторы, плюс ещё ти-четыре имени, сформировали моё восприятие мира.
У моей младенческой кроватки стояли два Ангела Визуализации, светлый и тёмный, Конашевич и Траугот (собирательный образ братьев). Они первыми дали мне ключи к распознаванию гномов. Конечно, таинственные Трауготы были дефицитней и уже потому (в силу малой доступности) воздействовали сильнее, но Конашевичем было пропитано всё.
Мой первый Андерсен был с иллюстрациями Конашевича. Мой роскошный «Старик-Годовик» Даля был украшен Конашевичем. Чуковский, Маршак в моей памяти слиты с образами, порождёнными Конашевичем. Конечно, он был «мирискуссником». Конечно, он был под сильным влиянием Добужинского и позднего Нарбута, но это не так важно, как его метод «непрямого иллюстрирования». В детстве я не знал об этой концепции, но проникся ею интуитивно, поглощая графику Конашевича. Этот художник стремился иллюстрировать не прямо то, что описывает автор, а моменты «до» и «после» повествования. Графика как бы обволакивает текст, становясь маргинальным комментарием к излагаемой истории. Это приводит к тому, что книги, оформленные Конашевичем, как бы погружены в свою собственную вселенную, где предлагаемая читателю сказка - лишь частное проявление чего-то большего. Однако при всём при том миры, создаваемые Конашевичем, очень компактны, ограничены в пространстве и очень... уютны. Впрочем, русское слово «уют» не передаёт всех оттенков, присущих особому качеству конашевичевских вселенных. Тут больше подходит немецкое Gemütlichkeit.
Вот сейчас я это допишу и достану с полки «В гости» Л.Квитко, оформленную Конашевичем.
Я сам, с тех пор, как занялся иллюстрированием (то есть, примерно с десяти лет) стремился двигаться по отношению к литературе именно согласно метода Конашевича. Не всегда это удавалось, но «непрямое иллюстрирование» неизменно было моей прямой целью.
А потом, после Конашевича - конечно, Илья Кабаков, единственный российских художник, вошедший в мировую художественную элиту, который оказывается, иллюстрировал «Питера Пэна» Барри, легендарное издание конца 60-х, не поступившее в продажу и распространённое исключительно среди детей партаппаратчиков, виртуозный рисовальщик Эрик Булатов, чьи рисунки раскрашивал изысканный колорист Олег Васильев, и поразительный Виктор Пивоваров.
Кстати, со мной это случилось первый раз - разглядывая работы Пивоварова, я так и не понял, как он добивался эффектов. Обычно, имея дело с оригиналом живописи или графики, можно понять технику мастера, проследить ход работы. Но Пивоваров остался для меня восхитительно непроницаемым.