Одновременность
Мне понравилось отслеживать в себе векторы поведения. Продуктивно.
Мишка перед сном (я сижу рядом, жду, пока заснёт, читаю книжку):
- Мама, мне страшно.
Я чувствую, как потихоньку закипаю. Замечаю в себе своё раздражение, выслушиваю его. Оно, как всегда, рекомендует рявкнуть "Хватит бояться, надоел уже" или буркнуть "Отстань" (ну, стандартно, насилие (контроль) или пофигизм, других вариантов мне раздражение не предлагает). Я выслушиваю раздражение, говорю ему спасибо за его предложения и решаю выслушать теперь Мишку, его очередь потому что (мне, кстати, очень понравилось выслушивать всех по очереди, и путаницы меньше и продуктивность растёт).
"Чего, - говорю, - боишься?"
Мишка показывает на икеевскую пластмассовую табуреточку такую в виде коробочки белой, стоящую в углу комнаты и повёрнутую к нам стороной с двумя дырками для пальцев: "Я боюсь, что сейчас эти дырки замигают..." (Ага, думаю я, мультик про фей с крысами на корабле позавчерашний (тут раздражение снова предлагает мне рявкнуть, что мультфильмов больше я не покажу, на что я резонно раздражению возражаю, что лучше я сделаю этот вывод для себя, а не буду превращать в наказание ребёнка за его страх).Ещё раз выслушав раздражение, я говорю: "Ты можешь пойти и принести эту табуретку сюда или продолжать бояться, как тебе больше нравится" - "Зачем приносить табуретку?" - "Страх нам нужен, чтобы сообщать о возможной опасности. Если тебе страшно, значит это сигнал: нужно посмотреть на то, на что указывает страх. И если тут и правда опасность - бежать, прятаться, или сражаться, а если опасности нет, то расслабиться. Сейчас страх тебе говорит, что опасность может быть в табуретке. Значит нам надо проверить. И если правда опасность, то визжать и убегать, а если нет опасности, то переставать бояться. Слишком много бояться вредно" - "Почему вредно?" - "Страх нам только сообщает. И мы должны проверить его сообщение, иначе это напряжение мешает нам радоваться, придумывать, играть, получать удовольствие от жизни. Иди, принеси сюда табуретку". Мишка идёт за ней. Пока он несёт, мне приходит в голову шикарная идея. "О! Мишка! А где твой мигающий снеговик?" Бедный Мишка вздрагивает от неожиданности и смеётся: "Ты меня напугала!" Мы вместе рассматриваем табуретку с другой стороны. Мишка говорит, что боится этих дырок, вдруг они начнут мигать? Он помогает мне найти своего мигающего снеговика, но у того нет батареек, и нам приходится обойтись икеевской же электрической свечкой: "Смотри, что можно сделать!" Я кладу свечку на пол, сверху кладу табуретку, мы выключаем весь свет, и табуретка и правда светит на нас двумя своими дырочками.Мишка говорит, что это отпугивательное пугало. Потом мы надеваем эту табуретку на голову и по очереди пугаем друг друга. Мишка последний пугает. Потом свечку выключаем, Мишка несёт табуретку на место, предусмотрительно поставив её другой стороной, чтобы она не зияла своими чёрными дырками, и возвращается в кровать. Но он ещё напряжён немного: "Мама, а вот маленькие дети, которым не жалко умирать, они смелые, не боятся". Я говорю, что маленькие дети не боятся, потому что они ещё не умеют фантазировать, у них нет пока воображения. Мишка тогда говорит, что взрослые, которым не жалко умирать, ничего не боятся. Я говорю, что очень мало таких, которым не жалко умирать (не знаю, есть ли такие вообще). Умирать всегда жалко. Никто не хочет умирать. Жить же так хорошо. И интересно и радостно. Мишка улыбается. Всем нравится жить. И жалко умирать всем. И, кстати, своими страхами мы отнимаем у себя радость жизни иногда. Миша сообщает, что существо (а он у нас существо) живёт дольше обычных людей и долго не умирает. Я говорю, здорово, значит мы будем долго жить и нам это будет нравиться. И всегда будем вместе. Тут Мишка спрашивает почему-то "Даже если я умру, мы всё равно будем вместе?" Меня это удивляет. Значит он своей смерти боится, а не нашей (я не помню, "пока" это или "уже": страх чьей смерти приходит сначала? Родителей или собственной?) Я отвечаю "Да". Мы обсуждаем, что если не мешает страх (если он только сигнал, который проверяешь и выключаешь), то можно делать множество интересных вещей: изобретать, придумывать, сочинять, играть, рисовать и т.п. Мишка, улыбаясь радостям жизни и ощущению, что жизнь - это драгоценность и всем-всем её жалко, и тем она ценнее, ложится, берёт меня за руку, целует несколько раз и засыпает.
Мне нравится, что он хорошо и спокойно спит. Я себя этим утешаю.
А ещё мне нравится одновременно видеть в себе несколько порывов: контролировать, отказаться и повернуться к ребёнку лицом. И правда помогает. Хоть это и трудно и требует усилий, особенно когда поднимается волна раздражения и пытается заставить поступать так, как ей кажется верным.
Мишка перед сном (я сижу рядом, жду, пока заснёт, читаю книжку):
- Мама, мне страшно.
Я чувствую, как потихоньку закипаю. Замечаю в себе своё раздражение, выслушиваю его. Оно, как всегда, рекомендует рявкнуть "Хватит бояться, надоел уже" или буркнуть "Отстань" (ну, стандартно, насилие (контроль) или пофигизм, других вариантов мне раздражение не предлагает). Я выслушиваю раздражение, говорю ему спасибо за его предложения и решаю выслушать теперь Мишку, его очередь потому что (мне, кстати, очень понравилось выслушивать всех по очереди, и путаницы меньше и продуктивность растёт).
"Чего, - говорю, - боишься?"
Мишка показывает на икеевскую пластмассовую табуреточку такую в виде коробочки белой, стоящую в углу комнаты и повёрнутую к нам стороной с двумя дырками для пальцев: "Я боюсь, что сейчас эти дырки замигают..." (Ага, думаю я, мультик про фей с крысами на корабле позавчерашний (тут раздражение снова предлагает мне рявкнуть, что мультфильмов больше я не покажу, на что я резонно раздражению возражаю, что лучше я сделаю этот вывод для себя, а не буду превращать в наказание ребёнка за его страх).Ещё раз выслушав раздражение, я говорю: "Ты можешь пойти и принести эту табуретку сюда или продолжать бояться, как тебе больше нравится" - "Зачем приносить табуретку?" - "Страх нам нужен, чтобы сообщать о возможной опасности. Если тебе страшно, значит это сигнал: нужно посмотреть на то, на что указывает страх. И если тут и правда опасность - бежать, прятаться, или сражаться, а если опасности нет, то расслабиться. Сейчас страх тебе говорит, что опасность может быть в табуретке. Значит нам надо проверить. И если правда опасность, то визжать и убегать, а если нет опасности, то переставать бояться. Слишком много бояться вредно" - "Почему вредно?" - "Страх нам только сообщает. И мы должны проверить его сообщение, иначе это напряжение мешает нам радоваться, придумывать, играть, получать удовольствие от жизни. Иди, принеси сюда табуретку". Мишка идёт за ней. Пока он несёт, мне приходит в голову шикарная идея. "О! Мишка! А где твой мигающий снеговик?" Бедный Мишка вздрагивает от неожиданности и смеётся: "Ты меня напугала!" Мы вместе рассматриваем табуретку с другой стороны. Мишка говорит, что боится этих дырок, вдруг они начнут мигать? Он помогает мне найти своего мигающего снеговика, но у того нет батареек, и нам приходится обойтись икеевской же электрической свечкой: "Смотри, что можно сделать!" Я кладу свечку на пол, сверху кладу табуретку, мы выключаем весь свет, и табуретка и правда светит на нас двумя своими дырочками.Мишка говорит, что это отпугивательное пугало. Потом мы надеваем эту табуретку на голову и по очереди пугаем друг друга. Мишка последний пугает. Потом свечку выключаем, Мишка несёт табуретку на место, предусмотрительно поставив её другой стороной, чтобы она не зияла своими чёрными дырками, и возвращается в кровать. Но он ещё напряжён немного: "Мама, а вот маленькие дети, которым не жалко умирать, они смелые, не боятся". Я говорю, что маленькие дети не боятся, потому что они ещё не умеют фантазировать, у них нет пока воображения. Мишка тогда говорит, что взрослые, которым не жалко умирать, ничего не боятся. Я говорю, что очень мало таких, которым не жалко умирать (не знаю, есть ли такие вообще). Умирать всегда жалко. Никто не хочет умирать. Жить же так хорошо. И интересно и радостно. Мишка улыбается. Всем нравится жить. И жалко умирать всем. И, кстати, своими страхами мы отнимаем у себя радость жизни иногда. Миша сообщает, что существо (а он у нас существо) живёт дольше обычных людей и долго не умирает. Я говорю, здорово, значит мы будем долго жить и нам это будет нравиться. И всегда будем вместе. Тут Мишка спрашивает почему-то "Даже если я умру, мы всё равно будем вместе?" Меня это удивляет. Значит он своей смерти боится, а не нашей (я не помню, "пока" это или "уже": страх чьей смерти приходит сначала? Родителей или собственной?) Я отвечаю "Да". Мы обсуждаем, что если не мешает страх (если он только сигнал, который проверяешь и выключаешь), то можно делать множество интересных вещей: изобретать, придумывать, сочинять, играть, рисовать и т.п. Мишка, улыбаясь радостям жизни и ощущению, что жизнь - это драгоценность и всем-всем её жалко, и тем она ценнее, ложится, берёт меня за руку, целует несколько раз и засыпает.
Мне нравится, что он хорошо и спокойно спит. Я себя этим утешаю.
А ещё мне нравится одновременно видеть в себе несколько порывов: контролировать, отказаться и повернуться к ребёнку лицом. И правда помогает. Хоть это и трудно и требует усилий, особенно когда поднимается волна раздражения и пытается заставить поступать так, как ей кажется верным.