Aug 19, 2014 04:49
Планшет не дает мне исправлять опечатки! Вредина!
О, сколько людей умерло во мне! Артист, безусловно! Великолепный режиссер (стою грущу о потере). Художник. Скульптор. Поэт немножко умер (не умер немножко, а поэт немножко). Писатель тоже, может быть, умер (не умер может быть, а может быть писатель, в смысле, я не уверена, что он вообще был). Психолог, может быть. Критик. Танцор, наверное, тоже. Повар ничего так вышел бы тоже. Вот певца во мне и не рождалось, да. Певец во мне не умер.
То есть я могла написать сценарий. Подготовить декорации. Поставить. Сыграть. Станцевать тоже. Перед этим и танец поставить. Написать рецензию. И приготовить закуску на банкет по случаю премьеры. Ну и программу развлекательную (организатор праздников тоже во мне умер).
Вот лежат они там во мне и иногда дают о себе знать. Приятно... Жаль, что их всех победила училка...
Ну и про ленточки. У меня давно лежала георгиевская ленточка дома. Года два назад дали где-то. Тогда она еще была про солдат и про партизан и летчиков, про смуглянку-молдованку, про А зори здесь тихие. Про дедушек и бабушек. Потом этой весной, увидев ленточку на одной из машин, я вдруг почувствовала, что теперь эти ленточки про другое. Отодвинув дедушку в каске с сединой в волосах и прищуренными голубыми глазами, с вертикальной морщиной между бровей, вперед вышли бритые крепкие парни в черных коротких куртках и берцах, уверенные в своей правоте и страшныех в своей ненависти ко всему непохожему на них. И вместо медных благородных отблесков вдруг вышли на первый план черные полосы. Фигура и фон поменялись местами. Мне стало жутко и страшно от этих ленточек. Я в ужасе видела их везде: от зеркал автобусов до сумочек и рюкзаков, и отовсюду с черных полос на меня смотрели бритые парни в закатанных штанах и коротких куртках. Потом я увидела ленточки на портфеле девочек, пришедших в шкоду. И они? И они посадили себе на плечи, как попугайчиков, эти бритые крепкие головы, один из обладателей которых бил по голове бутылкой, а другие держали, пока не вырвался? Эти лица подмигивали мне с этих черных полос. Как? И девочки? Маленькие девочки? Не может быть! Они не это имеют в виду! Они все еще видят медный блеск касок и ручных старых гранат на фоне ночной земли между боями. Дл них ленточки все еще такие. Фух. Я выдохнула. Не все, кто с ленточками, носят черные полоски. Нет, я уже не привяжу эту ленточку к машине. А Мишка ее сегодня нашел на столе гже-то в коробке. Он пытался завязать ей себе глаза (концептуальная картинка получилась), потом попросил повязать себе на шею. И я повязала. И он так пошел и на улицу. Потом и на руку просил повязать, сняв наконец с шеи. Мы расколдовывали эту ленточку. Мы выгоняли из нее этих бритых в черных коротких куртках, злых. Я хотела, чтобы победили медные полосы. Мне нравилось, когда эту ленточку надевали рядом с ленточкой цветов Украинского флага. Я не буду признавать за этими бритыми и злыми право на эту ленточку. Не, тут нет пафоса. Не потому, что ленточка - это что-то сакральное, а потому что ленточка - это ленточка. Ее может захотеть повязать себе мой ребенок или скромная девочка-отличница из шестого класса. Мой ребенок, потому что воображает ее медалью, а девочка, потому что читала стихотворения Высоцкого о войне, а вовсе не потому, что считают одну нацию лучше другой. Поэтому я и выгоняю этих бритых с моих ленточек, с которыми играется мой ребенок и которые повязывают себе дети в память об умерших на войне и в память о том, что войны - это страшно и недопустимо, а не в знак того, что нужно начинать войну.