Пенальти для агрессора
[Киссинджер, Дипломатия, 1994: из главы о Корейской войне]
Как только корейская проблема была определена как благородная задача по защите универсального принципа, как нечто более возвышенное, чем приземленные дрязги между державами с их эгоистичными национальными интересами, так сразу возникла трудность с обозначением практических целей войны. В полномасштабной войне, этом краеугольным камне стратегической доктрины США, финальной точкой была полная победа и безоговорочная капитуляция противника, как это случилось во Второй мировой войне. Но какова политическая цель у ограниченной войны? Наипростейшим и наиболее понятным намерением было бы буквальное выполнение резолюций Совета Безопасности ООН - выдавить вооруженные силы Северной Кореи к их исходным позициям на 38-й параллели. Но если нет наказания за агрессию, то как можно предупредить новые попытки напасть в будущем? Как отговорить нарушителя от повторного искушения своей судьбы? Если потенциальные агрессоры поймут, что их не ждет ничего хуже возврата к status quo ante, тогда сдерживание их может привести к бесконечной череде ограниченных войн, которые истощат силы Америки - об этом предостерегал Липпман.
С другой стороны, какое наказание соразмерно ограниченной войне? В самой логике стратегии ведения ограниченных войн, в которые вовлечены великие державы (напрямую или косвенно), заложена идея того, что любая из сторон обладает физической возможностью повышать свои ставки. Эта уникальная возможность как раз и делает их супердержавами. Следовательно, требуется добиваться баланса. Получает преимущество та сторона, которая сумеет убедить противную сторону в своей решимости принять на себя еще больший риск. В Европе Сталин, противореча любому рациональному анализу соотношения сил, сумел посредством блефа убедить западные демократии, что его готовность эквилибрировать на грани войны (и даже заходить чуть дальше) превосходит их желание конфликтовать. В Азии коммунистическая сторона была усилена нависающей тенью Китая, где совсем недавно к власти пришли коммунисты, и теперь она была в состоянии повышать ставки без прямого вовлечения Советского Союза. Сложилась ситуация, в которой западные демократия боялись эскалации больше, чем их противники - по крайне мере демократии так полагали на тот момент.
Другим фактором, сдерживающим шаги американских политиков, были обязательства США, взятые перед Объединенными Нациями с их многосторонним подходом к проблеме. В начале Корейской войны США получили широкую поддержку от членов НАТО и ООН, некоторые из которых (как Британия и Турция) отправили на полуостров значительные контингенты. Хотя эти государства были безразличны к судьбе Кореи, они всё же своим участием решили укрепить принцип коллективной защиты, чтобы когда-нибудь в будущем они сами могли воспользоваться им для своего собственного спасения. Как только поставленная задача была выполнена, большая часть Генеральной Ассамблеи Объединенных Наций растеряла свою первоначальную пылкость, не желая нести дополнительные риски, что проистекали из отмеривания наказания нарушителю. Так, США обнаружили себя втянутыми в ограниченную войну, без сопутствующей доктрины, на защите далекой страны, которая, как заявляли сами американцы незадолго до этого, не предоставляла для США никакого стратегического интереса. Оказавшись в таком двойственном положении, Штаты по-прежнему не видели, чтобы у них были свои собственные национальные стратегические интересы на Корейском полуострове. Из всех причин у них осталось одно единственное: стремление продемонстрировать всему миру, что наказание за агрессию обязательно наступает. Чтобы заставить Северную Корею заплатить за содеянное, но без провоцирования полноценной войны, Америке требовалось убедить другие страны, которые были способны проводить эскалацию (как то, Китай и СССР), что американские цели были действительно ограниченными.
[два параграфа пропущены]
Военная стратегия США усилила непонимание китайцами американских намерений. Как было указано выше, лидеры США традиционно рассматривали дипломатию и стратегию как две разные дисциплины. С обыденной точки зрения американских военных они сначала достигают результата на поле боя, и только лишь потом дипломаты подхватывают знамя; никто ни к кому не лезет со своими советами и не говорит, что и как делать. В ограниченной войне, если военные и дипломатические цели не синхронизированы с самого начала, всегда существует опасность недоделать или перегнуть палку. В последнем случае, когда вы позволяете своей армии действовать расковано, вы преступаете черту, ведущую к полномасштабной войне, и тем самым подталкиваете противника к повышению ставок. В первом же случае, когда вы даете противнику отдышаться и предлагаете своим дипломатам перехватить инициативу, вы рискуете растворить суть конфликта в болоте переговорных тактик, что может в конечном итоге склонить вас к идее о ничье.
В Корее Штаты попали в обе эти ловушки. На первых этапах войны американские экспедиционные силы были ограничены периметром вокруг портового города Пусан на юго-восточной оконечности Корейского полуострова. Их выживание на том клочке земли было главной целью; американские лидеры тогда не забивали себе головы мыслями о правильном соотношении между военными и дипломатами. Дуглас Макартур, самый талантливый генерал США своего столетия, выполнял роль командующего. В отличие от многих своих коллег, Макартур не был поклонником американской стратегии истощения. Во время Второй мировой войны европейский театр военных действий был в приоритете, но это не остановило Макартура. Он разработал стратегию «островных прыжков» [island hopping], которая подразумевала обход усиленных пунктов японской обороны и концентрирование усилий на атаке слабо защищенных островов, что позволило американским войскам переместиться из Австралии на Филиппины за два года.
Макартур теперь применял ту же стратегию в Корее. Отмахнувшись от советов своих осторожных начальников в Вашингтоне, он высадил американские войска в Инчхоне, в 200 километрах в тылу противника, перерезав северокорейские линии снабжения от Пхеньяна. Армия Северной Кореи сложилась как карточный домик, и дорога на север отказалась открытой.
Эта головокружительная победа привела, возможно, к самому судьбоносному решению всей Корейской войны. Если США когда-либо собирались переподчинить свои военные цели своим политическим соображениям, то этот самый момент как раз настал. У Трумэна было три варианта. Он мог приказать затормозить на 38-й параллели и восстановить status quo ante. Он мог приказать пройти немного на север, чтобы наказать агрессора. И он мог наделить Макартура полномочиями объединить Корею вплоть до маньчжурской и советских границ - другими словами разрешить военным диктовать итоги войны согласно их собственным стратегическим соображениям. Самым лучшим решением было пройти до узкого перешейка [neck] Корейского полуострова, что находится в 100 милях от китайской границы [имеется в виду река Чхончхонган на западе в 65 милях от Ялу; она идет параллельно реке Ялу; крайняя точка на востоке этой «шеи» - порт Хынна́м]. Эту новую разграничительную линию было бы легко оборонять. Она бы оставила Южной Корее 90 процентов всего населения полуострова, а также столицу КНДР - Пхеньян. Эта же линия привела бы к крупному политическому успеху без угрожающего вызова китайцам.
Хотя Макартур был талантливым стратегом, он был менее проницательным как политический аналитик. Игнорируя историческую память китайцев о японском вторжении в Маньчжурию через Корею, Макартур погнал свои армии к границе КНР на реке Ялу. Ослепленный неожиданной победой своего командующего в Инчхоне, Трумэн одобрил тот новый рывок. Вычеркнув средний вариант между status quo ante и тотальной победой, Трумэн выбросил в корзину географические и демографические выгоды, что сулила остановка на узкой шее Корейского полуострова. Он выменял 100-мильную оборонительную линию, находящуюся на почтительном расстоянии от китайской границы, на необходимость защищать 400-мильный фронт непосредственно под носом концентрирующихся китайских коммунистический армий. … Одним из способов повлиять на китайское решение об интервенции была бы остановка американской армии в узкой части Корейского полуострова и предложение демилитаризировать оставшуюся часть под какой-либо формой международного контроля.
[477-481]