Ругань в подворотне
Ведущий специалист по Холодной войне Д. Медведев проинформировал нас недавно, что «на данный момент состояние отношений между Российской Федерацией и западным миром, англосаксонской цивилизацией в широком смысле этого слова, возглавляемой Соединенными Штатами Америки, хуже, чем, наверное, в 1960-1970 годы, это вне всякого сомнения». [РБК]
То есть, наш специалист взял самый лучший, самый теплый, самый ламповый, самый ненапряженный период холодной войны (период преддетанта и детанта охватывает 1963-1979) и сравнил его с текущей горячей войной, где со стороны агрессора никаких «прокладок-прокси» уже нет. Нет даже «правительства Украины, которое само официально пригласило РФ на помощь», как это было в Афганистане, Сомали, Эфиопии, Анголе. На фоне благостных 60-70-х гг. любой косой взгляд американского дипломата на Лаврова будет выглядеть как «обострение международной напряженности». Эта попытка намекнуть на Карибский кризис корявая также по той причине, что тот кризисный период правильней было бы обозначать годами 1958-1962. Даже если бы Медведев сказал «в начале 60-х», то все бы его поняли без вопросов. Такое ощущение, что он записан в ту же библиотеку, что и наш эксперт по Б-29, где картотека хоть и маленькая, зато составлена из проверенных временем книг. В центрах принятия решений решения принимаются и такими вот специалистами, да.
Если искать объект для сравнения, то куда уместнее заглядывать в начало рейгановских 80-х или, вот, в начало корейских 50-х. Во время Корейской войны отношения между США и СССР хоть и сохранялись, но были очень натянутыми и ограниченными. Когда Кеннан приехал в Советский Союз в 1952 в качестве посла, то он предвкушал радостную встречу со старым знакомым - с русской культурой, почти родной Москвой и Россией, но вместо этого он прибыл в чужой неприветливый город с улицами, завешенными антивоенными плакатами, с которых на дипломата смотрели звериные рожи американских солдат, устраивающих кровавую бучу корейским детям. Слишком эмоциональному и поэтому мнительному Кеннану на мгновение пришло в голову, что это Сталин устроил такой отвратительный прием специально, чтобы ранить посла в отместку за «Длинную телеграмму» последнего. Разумеется, Сталин до такого микроменеджмента не опускался: с начала 1951 года Институт марксизма-ленинизма проводил пропагандистскую кампанию «Ненависти к Америке» [Hate America campaign]. Ничего личного. Кеннану было неуютно в Москве. Сталин на встречи его к себе ни разу не позвал. В пустующем Спасо-Хаусе было одиноко и мрачно. Никаких встреч, демонстраций или приглашений. Никого кроме советской охраны по внешнему периметру и советского шпионящего персонала внутри особняка, из-за которого нельзя было даже вести дневник, ибо крали сразу же [предыдущий посол Алан Кирк погорел как раз на этом]. Один раз только покой Кеннана был потревожен, когда в июле 1952 МГБ подослало ему провокатора, представившегося сыном Абакумова. Этот министр МГБ был снят с должности и арестован в августе 1951 году, но в советской прессе замалчивали не только факт ареста, но и увольнения [CIA, Caesar]. И вот почти год спустя некий молодой человек без проблем прошел через кордон милиции у посольского особняка и попытался раскрутить Кеннана на поддержку, сказав, что он типа как в оппозиции. Кеннан был достаточно мнительным человеком, чтобы сразу почуять развод. Спасибо, что хоть ничего не подкинули.
Или вот самолетные примеры из сверххолодных 50-х. В апреле 1950 советский Ла-11 сбил американский PB4Y-2 Privateer над Балтикой. В начале сентября 1950 года американцы сбили двухмоторный советский самолет над корейскими водами. Малик тогда вернулся в СБ ООН. Вышинский хотел вручить ноту протест послу Кирку. Трумэн посоветовал Кирку сказать Вышинскому, чтобы тот обратился со своей жалобой в ООН. Вышинский протестовал яростно, но американцы так и не приняли ноту. Советское посольство в США затем отправило копию госсеку, но тот отправил ее обратно нераспечатанной [Truman, 94]. Сейчас хотя бы то самолеты не сбивают и ноты читают. В октябре 1950 ВВС США по ошибке отбомбились по советскому аэродрому рядом с Владивостоком. СССР подал жалобу в ООН, в целом та реакция (как и реагирование на бомбардировку Расона в 20 километрах от советской границы) была слабой. 13 июня 1952 советские Миг-15 сбили американский разведывательный RB-29 над Японским морем рядом с Хоккайдо (12 погибших).
Стоит упомянуть мысли о превентивном ядерном ударе по СССР, что посещали некоторых среднеранговых американских чиновников дважды, в январе-феврале 1950 года и в начале 1951 [355,376], но Ачесон своевременно задушил те поползновения примитивного мышления [Simplistic thinking] и поиски легких решений. Например, СНБ-68 с его упором на обычные вооружения был разработан в том числе для того, чтобы унять ту озабоченность и уйти от «упрощенного взгляда на гарантии безопасности». Этот факт неприятия высшим руководством США превентивного удара идет в копилку того спора, где форумчане десятилетиями всё никак не могут объяснить друг другу, почему если США планировали разбомбить 20, 50, 120 советских городов (вот, коварные SIOP рассекречены, смотрите), то так и не сделали этого. Сталин и Берия со своим ракетно-ядерным шитом на три часа опередили агрессивный блок НАТО!
Холодное презрение тех лет хорошо характеризуется поведением Эйзенхауэра в 1955 году, которому его советники внушали не дай Бог тому улыбнуться на встрече с советским представителем. На всех фото президент должен был сохранять каменное выражение лица. Айку было не трудно следовать тем советам, так как он находился еще под влиянием недавних корейских событий и высказывался очень нелицеприятно о Советском Союзе. СССР - это уличная падшая девка, говорил президент, даже если на нее напялить новое платье, или подлатать ее старое платье, то всё равно под этим одеянием скрывается всё та же шлюха». [Russia … was a woman of the streets and whether her dress was new, or just the old one patched, there was the same whore underneath; MillerCenter]. Президент Байден сейчас более осторожен в выражениях, и мясниками [Bucha’s butcher] обзывает только отдельных российских политиков, а не всю страну.
Что пишут об этом в биографии государственного секретаря Дина Ачесона?
Убежденность Ачесона в том, что он был на правильном пути, помогает объяснить его безразличную невозмутимость, когда летом и осенью 1951 между Чарльзом Боленом и Полом Нитце развернулась словесная баталия за новую версию СНБ-68. Заручившись заочной поддержкой Кеннана, Болен вновь принялся утверждать, что советские лидеры накручивали всю свою внешнюю политику вокруг центрального стержня - своего желания сохранить свою личную власть - и что Вашингтону нужно было идти на кое-какие уступки в те моменты, когда Москва демонстрировала свою сдержанность. Ачесон никогда не верил, что кто-либо со стороны был способен погрузиться в сталинские мысли и разгадать кремлевские мотивы, поэтому он склонялся к позиции Нитце, который предполагал, что Сталин методично следует своему долгосрочному враждебному генеральному плану, но фундамент допущений под этим предположением Нитце был столь же шатким, как у Болена. Ачесону было всё равно, что именно войдет в новую редакцию документа. Главное, чтобы тезис об угрозе со стороны СССР был заново подтвержден и усилен. Он и Нитце оба соглашались, что у США по-прежнему было слишком мало «позиций силы». Без всякого сомнения, Советы наращивают свои силы сейчас, объяснял Ачесон Трумэну в середине января 1952, поэтому Штатам требуется сохранять стойкость и решимость. Когда старый лев Уинстон Черчилль сказал Ачесону, что «Советы боятся нашей дружбы больше нашей враждебности», Ачесон быстро парировал ему, что растущая западная мощь «развернет эти чувства таким образом, что теперь Советы будут бояться нашей враждебности сильнее нашей дружбы и поэтому отныне будут вынуждены искать дружбы с нами, что нам как раз и надо».
Эти настроения вполне совпадали по духу с климатом отношений между США и СССР того времени, которые портились день ото дня. Особенно страдал язык двустороннего диалога, неприлично огрубев. Как правило, Ачесону было плевать на коммунизм и чувства коммунистов, поэтому он, не стесняясь, при любой возможности ругал страну Советов за ее экспансию и плохое поведение. В августе 1951 он обозвал кремлевский режим «заговором, принявшим обличье страны» [conspiracy that walks like a state]. Со своей стороны Москва с удвоенным рвением продолжила изводить дипломатов США, превращая их повседневную жизнь в ад. Чехословакия арестовала американского репортера Уильяма Оатиса, прогнала его через показательный суд и влепила ему два года тюремного заключения. Не ограничившись публичными гневными проклятиями на этот произвол, Вашингтон лишил Чехословакию режима наибольшего благоприятствования в торговле и наложил на эту страну ряд других ограничений в торговле и трансграничном перемещении. Момент комедии настал тогда, когда Округу Колумбии пришлось провести черту и отказать Государственному департаменту, предложившему заваливать на водительском экзамене всех советских представителей, что пытались получить водительские права в столице США.
Изредка Ачесон пытался снизить накал страстей, утихомиривая в первую очередь не себя, а президента, который ни в чем тому не уступал. Государственный секретарь пробовал убедить Трумэна смягчать язык его выступлений, под завязку заполненных пронзительными и взрывными тирадами в адрес Советского Союза. В целом эти усилия пропали втуне, так как не Трумэн, а всё же Ачесон находился на передовой напряженных советско-американских взаимодействий, принимавших тогда неприятную гротескную форму. Ухудшение отношений положило конец ритуальным банкетам и приемам, на которых враги могли бы отложить свои дела в сторону и обменяться любезностями за выпивкой. Публичные оскорбления в лицо стали ежедневной нормой, как это было в случае ядовитого нападения министра иностранных дел Вышинского на Трумэна на встрече Генеральной Ассамблеи ООН в Париже. На ужине, устроенном Венсаном Ориолем [президент Франции] в честь делегатов, генеральный секретарь ООН Трюгве Ли умолял Ачесона поговорить с Вышинским. Когда государственный секретарь приблизился к министру иностранных дел СССР, то между ними вдруг возник советский представитель в ООН Якоб Малик, с ходу обвинивший Ачесона в клеветнических ремарках про «рабские лагеря Москвы» [slave camps]. У Ачесона не было ни малейшего желания общаться с Маликом, поэтому он проигнорировал того и обратился напрямую к министру, чтобы также сразу, с ходу, отчитать того за его отвратительные манеры. Когда Малик вновь встрял между ними и принялся объяснять, что на русском языке слово «мир» [world] означало тоже самое, что и «мир» [peace], Ачесон рявкнул на него, что его не интересует это «яблочное варенье из слов» [applesauce of words], и, повернувшись вновь к Вышинскому, призвал того «перестать валять дурака, перестать ковыряться в мусорных кучах с этими помоечными голубями, подняться выше всей этой приземленной грязи и присесть рядом с Ачесоном на ветку [get on a twig], чтобы попробовать разрешить нашу проблему». На это Вышинский ответил, что он был бы рад сидеть с секретарем на одной ветке, если бы Ачесон сам оторвался от земли. Это необъяснимо, но почему-то Ачесон был так горд тем, как прошел тот бессмысленный обмен репликами, что хвастался им позднее, цитируя самого себя, рассказывая о том, как он взял быка за рога и надавал Вышинскому тумаков. Через две недели депрессивный Гарольд Икес [бывший секретарь по делам недропользования; сторонник Нового курса и ФДР; уволился сам из кабинета Трумэна в 1946 со скандалом] ввел в вашингтонский оборот новый термин «ачинский» [achinsky; смесь двух фамилий, Ачесон и Вышинский] со следующим определением: «Проявление неадекватности при ведении переговоров между государствами; несоответствие дипломата своей должности; закрикивание второй стороны во время переговоров; отсутствие такта и изобретательности в дипломатии» [Beisner, 459].
Robert L. Beisner, Dead Acheson, 2006;
https://www.rbc.ru/politics/17/04/2022/625bff239a7947511e3ec662?from=from_main_1
Harry S Truman, Off the Record: The Private Papers of Harry S. Truman;
https://millercenter.org/president/eisenhower/foreign-affairs