В борьбе за умы и уши случайного читателя и слушателя СССР, США и Великобритания в 1946 наладили выпуск периодики и регулярных радиопередач на территории союзника. Выходили журналы «Америка» и «Британский союзник», передачи «Голос Америки» и «Говорит Москва». Первые ограничения американские журналисты ощутили на себе 8 октября 1946, когда иностранным радио-корреспондентам в Москве перекрыли доступ к советской сети коротковолнового вещания. На это жаловался
Ричард Хаттелет из CBS и еще пара журналистов. Власти объясняли такой отзыв радио-привилегий перегруженным зимним расписанием эфира, в котором не нашлось времени для зарубежных коллег. Каждый день иностранные корреспонденты съедали не более 30 минут эфирного времени, часто это было меньше 30 минут. Заявления о дефиците эфирных мощностей журналисты встретили с удивлением, так как СССР мог похвастаться мощной и разветвлённой коротковолновой сетью ретрансляционных станций, уступающей во всем мире только британской. Доступные мощности позволяли советским радио-студиям вести вещание (преимущественно на политические темы) на Северную Америку общей продолжительностью в 18 часов 40 минут в неделю, и дополнительно 8 часов 45 минут на Великобританию и Северную Америку в неделю. Эд Марроу [Murrow], вице-президент CBS, обратился письменно к самому Сталину с просьбой разобраться в запрете: «Мы хотим сообщать новости из Советской России по радио, но этот запрет делает нашу работу невозможной. Если вы не пересмотрите свое решение, то нам придется тогда отозвать своих радиокорреспондентов». [v.6, 803].
МИД СССР ответил Хаттелету и Марроу 19 ноября, сообщив, что доступ к коротковолновому вещанию возобновлен не будет, так как эта привилегия была временной мерой военного периода в связи с трудностями, что возникли тогда у других способов передачи информации. «Временная мера отменена. Отправляйте свои новости телеграфом, как прежде. Аккредитацию у вас мы не отзываем. Пишите письма. … Также наши ретрансляционные станции действительно перегружены» [813]. Откат к телеграфу не мог порадовать тех журналистов, что еще в 1945 жаловались Молотову на то, что тамошняя цензура произвольно влезает в тексты отсылаемых статей и коверкает их вплоть до искажения смысла. Расслабившийся и поэтому благосклонный Молотов тогда, в ноябре 1945, обещал цензурное послабление, но бдительный Сталин устроил ему за это первоклассную порку. Осенью 1946 посол Смит и советник Дюбрау шесть недель боролись за радиовещание в МИД СССР, встречаясь с Деканозовым и Царапкиным [Семен Константинович, заведующий Отделом США МИД СССР], но безуспешно. Аналогичных советских радио-вещателей в США не было, поэтому принцип взаимности был неприменим. Радиожурналисты вообще были редкостью тогда, и кроме троих американцев в Москве больше не было иностранных радиокомментаторов [датский пресс-атташе свернул свою радио-деятельность ранее], что усложняло защиту их интересов. Посол Смит не купился на объяснение о «перегруженных станциях»: «Голоса журналистов успешно избегали цензуры и конкурировали с «Радио Москва» [Говорит Москва] за внимание зарубежной аудитории». Госдепу пришлось отступить в этом безнадежном деле [814].
В январе 1946 госсек Бирнс не дал «Голосу Америки» (VOA) сгинуть от недофинансирования. Весь год шла подготовительная работа, и 6 декабря 1946 заместитель госсека Ачесон уже был готов начать радиовещание на русском языке из Нью-Йорка с ретрансляцией в Мюнхене [816]. Ждали только выделение частоты, для чего, возможно, понадобится решение четырехстороннего Совета в Берлине (СКС). Передачи на балканских языках должны были начаться 15 декабря, а на русском - 15 января 1947. Американцы решили не сообщать официально советским властям о своем решении вести такое вещание на территорию СССР, так как, во-первых, эта новость так и так дойдет до них через заседания Союзнического Контрольного Совета в Берлине и, во-вторых, советское правительство уже давно, много лет вело аналогичное вещание на английском языке под вывеской «Радио Коминтерна» [только недавно оно сменило название на «Радио Москва»].
«Голос Америки» на русском языке заработал не 15 января, как было запланировано, а 17 февраля [v.4, 532]. Музыкальные номера вперемешку с новостями о США и мировой обстановке передавались с 9 вечера до 10 вечера по московскому времени на двух частотах: 6170 килоциклов (48.6 метров) и 9540 килоциклов (31.5 метров). Смит посчитал запуск передачи удачным по времени, так как недавно (декабрь 1946) Сталин давал интервью сыну Рузвельта - Эллиоту - где генсек положительно высказывался на тему культурного и научного обмена между двумя странами. «Вот и прекрасно. Расширим, панимаешь, базу понимания и дружбы между народами Советского Союза и Соединенных Штатов», писал у себя посол. Советские газеты проигнорировали новость о запуске нового радио, хотя посольство США разослало им пресс-релиз.
Первые два месяца сотрудники посольства в Москве анализировали качество вещания, отправляя домой отчеты с критическими замечаниями каждый день. Акценты и лексика были на высоте. Женщины-дикторы справлялись на отлично, ничем не отличаясь от своих советских визави. Мужчины-дикторы, напротив, звучали натянуто и говорили слишком быстро. В целом говорили не хуже дикторов ББС [только американцы и британцы вещали на СССР, больше никто]. Выбранные темы были слишком мудрёными для неискушенного советского слушателя [атташе по сельскохозяйственным вопросам при посольстве США отметил, что у колхозников коротковолновые приемники отсутствовали как класс, поэтому аудитория «Голоса Америки» была ограничена горожанами]. Ну не нужна ему 15-минутная лекция о структуре американского правительства, так как политической кашей его дома до отвала кормят: он истосковался по развлекательным мелодиям и юморескам. Музыка Копленда из-за технических проблем превратилась в соло волынки, из-за чего слушать ее было неприятно. Только лишь к концу выпуска зазвучала приятная оркестровая мелодия [Night and Day]. Прием на первых порах был плохим и перебивался другими источниками на слабых приемниках. Смит использовал относительно мощный Халикрафтер (Hallicrafter), и даже там слышал помехи. Посол советовал убрать мрачные гобойные соло и длинные политические монологи из эфира, добавив вместо них короткие зарисовки из жизни обычных граждан с их обыденными проблемами.
В марте передача сигнала была улучшена [545]. Исследование показало, что антенна одного передатчика в Мюнхене была повреждена из-за акта саботажа, и только 25 марта эта проблема была устранена. Вещание расширили до трех получасовых выпусков: в 9 вечера (московское время), в 9:30 и в полночь [546]. На декабрь 1947 был запланирован запуск отдельного вещания на Приморье и Владивосток в 9 вечера. С мая 1947 число ошибок в работе «Голоса Америки» уменьшилось, и посольство перешло к составлению отчета об ошибках на еженедельной основе.
Иллюстрированный журнал «Америка» начал выходить в СССР летом (11 июля) 1946 года, когда
Кеннан еще работал в посольстве в Москве. МИД СССР дал на это согласие. В марте 1947 вышел восьмой выпуск. Тираж издания достиг 50,000 экземпляров, которые ввозились из заграницы. Печатался он Госдепом, точнее Управлением по международным и культурным делам (OIC). Региональные отделения Союзпечати организовывали распространение журнала в Горьком (400 копий), Баку (1000), Орджоникидзе (100), Тбилиси (600) и так далее. В регионах, в отличие от Москвы, журнал не поступал в свободную продажу, а распределялся через особые партийные каналы и ВОКС (Всесою́зное о́бщество культу́рной свя́зи с заграницей) среди партийно-хозяйственной номенклатуры. Это делалось не с целью навредить изданию, а упорядочить распределение остродефицитного товара. На черном рынке вырванная страница продавалась по цене целого журнала. Региональные столицы просили больше. Даже директор сталинского музея в Гори вынес торжественно на руках свой экземпляр, что презентовали ему 10 месяцев назад американские посетители. В Москве первые публичные продажи начались в конце февраля 1947 в 12 московских ларьках. Посол Смит писал, что текущий (мартовский) номер 8 и предыдущие смели быстро [549]. Покупатели образовывали очереди, сметая глянец словно горячие Nvidia RTX 3080 в день старта продаж. Хорошо известно, что при СССР никаких очередей на видеокарты и в помине не было! Но были за цветными картинками из самого центра буржуазного империализма. Посол мечтал о том, что они могли бы легко получить четверть миллиона подписчиков, если бы советское правительство разрешило им такое. Такая жалоба несколько странна, так как на схожий журнал «Британский союзник» в СССР существовала подписка. Также можно вспомнить о зеркальном фрагменте из биографии Кеннана, который по возвращению в Штаты подписался без проблем на «Правду». Конечно, ему пришлось заранее созвониться со своими корешами из ФБР, с которыми у него были хорошие отношения [он охотно отвечал на все их запросы в 40-е], предупредить их о своей подписке, объяснив, что «Правда» ему нужна в исследовательских целях. В противном случае ФБР через специальный настроенный фильтр в почтамте получило бы тревожное уведомление, что еще один потенциальный иностранный агент и антиамериканский активист проявился. Официальная расширенная подписка на «Америку» и «Британский союзник» облегчило бы уже МГБ его работу.
«Британский союзник» также имел тираж в 50,000 экземпляров, 10,300 которых через розничную сеть попадали в руки «случайных читателей». 35,700 размещались по подписке, в основном среди ответственных работников, 14,000 уходили в розницу, но доходили только до 10,300 читателей. 3,700 либо не продавались, либо «терялись» во время усушки. Загадка.
Агитпроп в лице Александрова, Жданова и Морозова М.А. дважды подымали руку на тираж этих журналов в период 1946-47, но так и не решились сделать что-то конкретное против этой вредительской макулатуры, а мы знаем на чьи доллары она издается. Тринадцатого ноября 1946 года они хотели ограничить распространение «Америки» и «Британского союзника» так, чтобы по 40,000 экземпляров оставалось нереализованными. В августе 1947 повторились схожие позывы, но пока обошлось. Видимо, подсчитали, что складирование тиража обернулось бы Союзпечати убытком в 5.248 миллиона рублей в год, за что министр финансов Зверев по головке бы их не погладил. В ноябре 1947 Агитпроп решил повременить с запретительными мерами и «в 1947-1948 гг. сохранялся принятый до этого порядок их распространения» [Яковлев].
Вместо скупки за свой счет большей части тиража Агитпроп ЦК двинулся в привычном для себя направлении: контрнаступление в подконтрольной ему печати. Один неравнодушный читатель написал в газету «Культура и жизнь». Подполковника Селезнева возмутило разлагающее влияние пропагандистского издания "Британский союзник" в СССР, и он попросил принять меры против некоторых вредных тенденций. Одиннадцатого января 1947 раздел «Письмо в редакцию» уважил ветерана одного компетентного ведомства, опубликовав его жалобу. Десятого августа 1947 пришла очередь «Америки». Та же «Культура и жизнь» предоставила слово Федору Васильевичу Константинову, писателю и лектору. Статья «Каталог шумной рекламы» обвинял журнал «Америку» в том, что его иллюстрации и статьи не отображали реальную американскую жизнь и не показывали обычных людей. Согласно официальной советской картинке США являлись разобщенной страной, где богатство было сконцентрировано в небольшом количестве рук, где рабочих угнетали, где бездомные «оки» [okies, экономические беженцы из Великих равнин во времена Депрессии 30-х] бродят неприкаянные, индейцев притесняют, а негров линчуют. «Америка», пишет Константинов, стыдливо драпирует неприглядный фасад приукрашенной опереточной фанерой. «Америка» - это типичный представитель буржуазной прессы, аморальной, пропитанной духом торгашества, руководствующейся принципом «не обманешь, не продашь». «А картины Джорджии О'кифф - это вообще ярый пример дегенеративного искусства». Посол Смит удовлетворительно отметил, что конкретных ошибок, уязвимых перед предметной критикой, в текстах журнала «Америка» Константинов отыскать не сумел, поэтому ограничился банальными обобщениями [584]. … Кстати, если опять обратиться к биографии Кеннана, то где-то в 1952 году у него в дневнике были собственные мысли созвучные с этим советским лектором. Нет, он не считал свою Родину аморальной или ужасной, но находил ее чересчур суетной, меркантильной и скучной в ее бесконечном беге за еще лучшим потреблением. Про «торгашеский дух» ему бы цитата зашла. Кеннан к 1952 году большую частью своей жизни прожил в Европе, поэтому ощущал себя тогда европейцем, а не американцем. Отсюда его временное культурное отчуждение от соотечественников и некое родство с обвинениями, доносящимися из уст советских пропагандистов.
Во время войны OWI (Управление военной пропаганды) вело психологическую войну против противника. С окончанием боевых действий нужда в OWI отпала. Тридцать первого декабря 1945 Госдеп создал IBD (Отдел международного вещания) внутри своего Управления OIC (по международным и культурным связям), чтобы перехватить бразды над «Голосом Америки», которое иначе бы кануло в лету вслед за OWI. Так на организационных остатках OWI Отдел международного вещания Госдепа готовился вести психологический мир [IV, 541].
Источник:
FRUS, 1946, VI
FRUS, 1947, IV.
Жданов, Александров и Агитпроп переписываются насчет вредных журналов:
https://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/69315