С этого момента в сентябре 1978 года президентство Картера вступило на путь своего длительного упадка, подталкиваемое вниз внутренним расколом и внешними событиями, находящимися вне его контроля. Советско-американские отношения стали самой значительной жертвой возникшей сумятицы. Даже соглашение Кэмп-Дэвид сумело внести свою лепту в ухудшение отношений, так как в 1977 году Картер и Брежнев уже выступали с совместным заявлением по Ближнему Востоку. Советская сторона пошла на большие уступки взамен на уверения президента, что то они [СССР] смогут принять участие в миротворческом процессе на Ближнем Востоке. Египтяне, израильтяне и влиятельные произраильские лоббистские группы в Вашингтоне громогласно протестовали против приглашения тяжелого на руку Брежнева в регион. Находясь под сильным впечатлением от такой неожиданной реакции, Картер просто молча «отошел от Заявления», если использовать слова Бжезинского (*13). Разозленные советские лидеры в сердцах сразу же поставили больше вооружений свои друзьями в регионе, включая Сирию, заклятого врага Израиля.
Возможно, решающий поворот в отношениях между двумя сверхдержавами произошел в мае 1978 года, когда Бжезинский, игнорируя возражения Вэнса, слетал в Пекин и положил начало процессу, апогеем которого стало установление официальных дипломатических отношений с Китаем в Новый год в 1979. Бжезинский надеялся превратить эту «китайскую карту» в свой козырь, который поможет ему обыграть советскую внешнюю политику в Африке и на Ближнем Востоке, а также в вопросе по ограничению вооружений. В Пекине он, полный энтузиазма, погрузился с китайским руководством в игру под названием «кто из нас самый больший антисоветчик». Бжезинский пребывал «в таком восторге от китайцев» - расскажет позднее Картер - «Я ему так и сказал, что его соблазнили и обольстили» (*14). Однако, нельзя обольщением назвать то, когда ты сам едешь за полсвета, чтобы сделать предложение. Ухаживания Бжезинского незамедлительно привели к ощутимым результатам. Объем экспорта США в Китай удвоился в 1979 году; таким образом американцы вырвались вперед относительно своих японских соперников в игре, определяющей, кому предстоит развивать китайский рынок, о котором ходило столько легенд. Кока-кола (компания из штата Джорджия, имевшая тесные связи с Картером) позднее открыла свой собственный завод в Китае, и на торжественном приеме гости пили напиток «Ке Коу Ке Ле» (что в переводе означало «вкусное счастье») под звуки «Оды к радости» Бетховена (*15). Пепси-кола, чье руководство было близко к Никсону, ранее до этого заполучила монопольные права на советский рынок безалкогольных напитков.
В действительности же китайцы смогли разыграть упавшую в их руки «американскую карту» против русских куда более эффективно. Китайское руководство мастерски рассчитало время для своего заявления о формальных связях с США, чтобы оно отравило встречу между Вэнсом и советскими представителями, которые собрались обсуждать ОСВ-2. Таким образом процесс выработки условий ОСВ-2 был самым фатальным образом задержан. Вице-премьер Китая Дэн Сяопин, влиятельный китайский лидер тех лет, посетил Соединенные Штаты в начале 1979 года. После своего возвращения домой он начал вторжение в Вьетнам, который был союзником СССР в Юго-Восточной Азии. Подобной временной хронологией Дэн создал у всего мира впечатление, что Соединенные Штаты были негласным партнером в этом вторжении. Как минимум Москва должна была подумать о существовании тайного сговора между двумя ведущими врагами СССР. В Вашингтоне, однако, Картер не имел твердого понимания, куда весь этот процесс двигался. Старший советник президента Гамильтон Джордан как-то раз зашел в кабинет Бжезинского в середине 1978 года, уставший и потный после игры в теннис, и походя отметил, что новая жесткая линии, занятая Картером по отношению к русским, «была одной большой случайностью, и кто знает, не изменит ли свой курс президент завтра» (*16). В ретроспективе середина 1978 года отметила собой поворот в советско-американских отношениях. Влияние Бжезинского росло в то время, как влияние Вэнса таяло, особенно по китайским делам. СССР не пригласили на встречу в Кэмп-Дэвиде. Месяцы спустя высокопоставленный китайский чиновник метко схватил суть момента, когда во время роскошных церемоний Белого дома он озвучил свои слова похвалы в адрес Картера и Бжезинского, затем повернулся к своему переводчику и громко сказал на китайском языке: «Я полагаю, что я также должен упомянуть государственного секретаря; как его там зовут?» (*17).
Бжезинского позабавил этот инцидент; Брежнев, без сомнения, был развеселен в меньшей степени. Советские лидеры все еще не могли прийти в себя после отставки Никсона и кастрации Сенатом торгового соглашения от 1972 года, которые подпирали собой всю платформу политики разрядки. И тут Картер лезет под одеяло к ненавистным китайцам, чтобы разделить с ними политическое ложе. Высылка советских специалистов из Египта, Сомали и Сомали откинула СССР назад. Но все же Бжезинский продолжать двигаться осторожно, тщательно выверяя свои шаги (*18). Преждевременная суета вокруг разрядки могла выставить чек на кругленькую сумму, особенно в экономической и военной сферах.
Советская экономическая система становилась все менее эффективной по мере того, как официальная коммунистическая идеология (этот «фиговый листок» системы, как Кеннан обозвал его в 1947 году) увядала. Лишь немногие граждане сохранили в себе старую надежду на революции в других государствах, которые затем воспримут советскую модель. И далеко не каждый верил в то, что утопическое коммунистическое общество было всего лишь за горизонтом, если, конечно, как шутили русские, «ты не понимаешь, что горизонт - это воображаемая линия, которая отступает от тебя, когда ты приближаешься к ней». Но идеологию нельзя было просто так взять и дезавуировать, так как, обанкротившейся была ли эта идеология или нет, они узаконивала монополию Коммунистической партии на власть. После 1971 года Брежнев предпринял попытку разрешить эти сложные проблемы двойным подходом: увеличив торговлю с Западом, дабы оживить советскую экономику, но жестко обходясь с диссидентами (в это самое время позволяя большему количеству евреев эмигрировать в Израиль), чтобы обеспечить партийный контроль над обществом. К концу 1970-х годов эта политика изжила себя. Ожидаемые экономические блага от разрядки так и не были получены.
Советскому Союзу действительно удалось обогнать США по производству угля, стали и цемента, СССР был крупнейшим производителем нефти в мире, но непропорционально большая доля этого богатства шла на нужды непроизводительных военных бюджетов или исчезала в барахтающейся кубинской экономике или разоренной экономике Вьетнама. Обладая крупнейшими в мире запасами чернозема, СССР не мог прокормить свое собственное население. Не менее смущающим коммунистов был тот факт, что 3% сельскохозяйственной земли находилось в частной собственности, которые обеспечивали 40% всего мяса, молочных изделий и овощей. В то время, как компьютеры, электронная продукция и другие высокотехничные товары становились критичными для высокоразвитых промышленных сообществ, система, управляемая узким кругом партийных функционеров и опасливых бюрократов, слабо поощряла инновации. Прогнозы показывали, что СССР скорее всего придется импортировать нефть в середине 80-х годов, если только им не удастся приобрести американские или японские технологии, которые позволят разрабатывать новые месторождения.
Будущее виделось в мрачных тонах. С 1945 года страна Советов стремилась увеличить свой ВВП не посредством инноваций, а путем простого привлечения большего числа рабочих рук. В 70-х годах, однако, рост советского населения сократился с 5 процентов годовых времен начального периода правления Брежнева до 0.8 процента в 1979 году. Резкое снижение коэффициента рождаемости в 50-е и 60-е года означало меньшее количество рабочих после 1975 года. Врасплох застал также стремительный рост младенческой смертности и смертности взрослого населения, который произошел в 70-х годах - это был первый раз, когда подобный рост был зафиксирован в такой развитой стране. Плохое медицинское обслуживание, алкоголизм, опасные условия труда и тенденция советских женщин иметь несколько абортов до того момента, когда они начнут рожать в более зрелом возрасте, внесли свой вклад в эти позорные цифры. Прирост населения происходил преимущественно в Средней Азии среди мусульманских сообществ. Но историческая вражда отделяла эти народы от великороссов, которые правили этими землями. Советские лидеры боялись передать этим национальностям расширенные экономические полномочия (*19). Брежнев и его ближайшие коллеги в это время старели, становились тяжелыми на подъем, слабели. Бжезинский так прокомментировал Картеру текущую обстановку в Кремле: «Во времена Ленина Советский Союз был подобен религиозному возрождению, во времена Сталина СССР был так тюрьма, во времена Хрущева как цирк, а во времена Брежнева как Почтовая служба США» (*20).
(*13) Brzezinski, Power and Principle, p. 175.
(*14) Jimmy Carter, Keeping Faith: Memoirs of a President (New York, 1982), p. 196.
(*15) The New York Times, April 16, 1981, p. A3; U.S. Department of State, Gist, November 1979, p.1.
(*16) Brzezinski, Power and Principle, p. 222.
(*17) Brzezinski, Power and Principle, p. 418.
(*18) Paul Marantz, “Foreign Policy.” In Alexander Dallin, ed., The Twenty-Fifth Congress of the CPSU (Stanford, Calf., 1977), pp. 89-90.
(*19) Michael Binyon, Life in Russia (New York, 1983), pp. 39-40, 58-65; John P. Hardt, “Hightlight: Problems and Prospects,” in US Congress, Joint Economic Committee, 97th Congress., 2nd Sess., Soviet Economy in the 1980s: Selected Papers (Washington, 1983), pp. vii-xiii; Marshall I. Goldman, USSR in Crisis; The Failure of the an Economic System (New York, 1983), especially pp. 100-102.
(*20) Carter, Keeping Faith, p. 223.
[Бжезинский, Картер и Вэнс, 1977]