Ни дня без строчки....
Ни дня без строчки! Чтобы писать про лифты - надо быть в отличной форме. Надо заниматься хоть какой-то писаниной, имеющей отношение к творчеству. Стихи не пишем. Единственным моим развлечением в последнее время было написание писем в префектуры и управы. Совершенно некультурное занятие. Написание диплома могло бы быть названо творческой работой, но… Это было лишь тяжким для моего разума испытанием. Защита, кстати, тоже прошла не ахти: голос мой слаб и безволен, а ведь раньше мог удивлять!
Кто-то пишет репортажи, кто-то рецензии. Ну, и я на своем убогом месте.
Настоящий писатель должен работать так, чтоб по семь потов с него сходило, и не дожидаться прихода какого-то неведомого исступлённо-вдохновлённого состояния. Читать-писать. Безжалостно. Хочу заниматься литературным делом. Захотелось вот, ни с того ни с сего. Но опыт в этом деле у меня почти что никакой. К тому же, когда вглядываешься во всю толщу мировой литературы, складывается такое впечатление, что сказано все, что только можно. И, несмотря на то, что это не так, что всего сказать невозможно, даже если над этой задачей будут корпеть все великие умы и таланты, становится страшно перед этой лавиной наследия. Скоро будет почти по Лему: писатель, написавший одну книгу, не получает ничего, написавший две и больше - приплачивает, гонорар же получают лишь те писатели, которые ничего не написали.
Чем мне нравятся французские книжки по философии, так это тем, что шрифт в них крупный, а сами они тонюсенькие. Великие идеи должны читаться легко и их должно быть не очень много.
Я просто-таки вижу изданную мою книгу! Такая оранжевенькая или красная, в жёстком переплете! Вот только что внутри-то окажется?
Чтобы творить, сочинять, или просто создавать текст, надо быть немного не в своем уме, немного безбашенней, нахальней. Это риск. Это приключение. Сначала стоишь по уши в навозе, а потом видишь море пшеницы. Рискнем, товарищи?
Кто-то пишет репортажи, кто-то рецензии. Ну, и я на своем убогом месте.
Настоящий писатель должен работать так, чтоб по семь потов с него сходило, и не дожидаться прихода какого-то неведомого исступлённо-вдохновлённого состояния. Читать-писать. Безжалостно. Хочу заниматься литературным делом. Захотелось вот, ни с того ни с сего. Но опыт в этом деле у меня почти что никакой. К тому же, когда вглядываешься во всю толщу мировой литературы, складывается такое впечатление, что сказано все, что только можно. И, несмотря на то, что это не так, что всего сказать невозможно, даже если над этой задачей будут корпеть все великие умы и таланты, становится страшно перед этой лавиной наследия. Скоро будет почти по Лему: писатель, написавший одну книгу, не получает ничего, написавший две и больше - приплачивает, гонорар же получают лишь те писатели, которые ничего не написали.
Чем мне нравятся французские книжки по философии, так это тем, что шрифт в них крупный, а сами они тонюсенькие. Великие идеи должны читаться легко и их должно быть не очень много.
Я просто-таки вижу изданную мою книгу! Такая оранжевенькая или красная, в жёстком переплете! Вот только что внутри-то окажется?
Чтобы творить, сочинять, или просто создавать текст, надо быть немного не в своем уме, немного безбашенней, нахальней. Это риск. Это приключение. Сначала стоишь по уши в навозе, а потом видишь море пшеницы. Рискнем, товарищи?