Тут я увидела Жана Маре
У французов бездна вкуса. Еще хочется сказать, что они ценят красоту. Но это не так. Более красоты французы ценят оригинальность. Прозрачные пирамиды в Лувре. Опоясанный трубами центр Помпиду, «Бобур», как его называют по имени улицы. Какая-то каменная башка огромная, спящая на ладони, около церкви Saint-Eustache. Все это оригинально, а по красоте уже спорно.
Когда я увидела на фасаде «Galeries Laffayette» (очень большой универмаг на boulevard Haussemann, запомните, легче будет найти за зданием Opera). Так вот, увидела огромную растяжку «Неделя искусств в Galeries Laffayette», то не удивилась. Французы мастера соединять несоединимое. Зашла побродить по универмагу, и, может быть, посидеть в кафе.
Кафе в «Galeries Laffayette» замечательное. На последнем, шестом, кажется этаже. Столики возле окон быстро разбирают. Вид прямо на фасад Opera, портик, скульптуры, крыши (как раз там бегали Призрак, Кристин и Рауль). Да, кстати, та же Opera. Еще чуть-чуть прибавить завитушек, и была бы она перегружена декором как торт (этим грешит придунайская архитектура). И, наоборот, убери то, да это, вышло бы скучное немецкое строение. Баланс выдержан идеальный. Умеют французы найти баланс. Но в тот день я так и не поднялась в кафе. Пошла по этажам, высматривая скидки, заодно разглядывая декорации «Недели искусств».
И вот где-то в дамских отделах вижу огороженное пространство и яркий свет юпитеров. Затесалась в толпу, подошла прямо к софитам. На невысоком подиуме сидел Жан Маре. Подписывал свою книгу (она тут же продавалась). Очередь была огромной, и 200 франков мне было жалко (дело было в 1996 году, евро еще не ввели). Стала просто разглядывать Жана Маре бесплатно. Было ему за 80, но выглядел он великолепно. Волосы белые, немного поредевшие, уложены мастером. Холеное лицо. Даже в старости видна была редкая мужская красота. Чеканное лицо. Крупный. Фигура, насколько я могла ее оценить, поджарая. На нем был алый свитер (я разглядела что шерсть дорогая, кашемир, или викунья). Черные брюки. А на спинку кресла была наброшена черная кожаная куртка, тоже очень дорогая, и алый шарф. На столике стояла бутылочка минеральной и чашка кофе. Он брал книгу у того, кто садился перед ним, расспрашивал, и делал довольно большую надпись.
Как я жалею, что тогда пожалела эти несчастные 200 франков. Могла бы разглядывать надпись. Наверное, написал бы он: «A madame Olga Kouznetsoff avec …» Дура.
Когда я увидела на фасаде «Galeries Laffayette» (очень большой универмаг на boulevard Haussemann, запомните, легче будет найти за зданием Opera). Так вот, увидела огромную растяжку «Неделя искусств в Galeries Laffayette», то не удивилась. Французы мастера соединять несоединимое. Зашла побродить по универмагу, и, может быть, посидеть в кафе.
Кафе в «Galeries Laffayette» замечательное. На последнем, шестом, кажется этаже. Столики возле окон быстро разбирают. Вид прямо на фасад Opera, портик, скульптуры, крыши (как раз там бегали Призрак, Кристин и Рауль). Да, кстати, та же Opera. Еще чуть-чуть прибавить завитушек, и была бы она перегружена декором как торт (этим грешит придунайская архитектура). И, наоборот, убери то, да это, вышло бы скучное немецкое строение. Баланс выдержан идеальный. Умеют французы найти баланс. Но в тот день я так и не поднялась в кафе. Пошла по этажам, высматривая скидки, заодно разглядывая декорации «Недели искусств».
И вот где-то в дамских отделах вижу огороженное пространство и яркий свет юпитеров. Затесалась в толпу, подошла прямо к софитам. На невысоком подиуме сидел Жан Маре. Подписывал свою книгу (она тут же продавалась). Очередь была огромной, и 200 франков мне было жалко (дело было в 1996 году, евро еще не ввели). Стала просто разглядывать Жана Маре бесплатно. Было ему за 80, но выглядел он великолепно. Волосы белые, немного поредевшие, уложены мастером. Холеное лицо. Даже в старости видна была редкая мужская красота. Чеканное лицо. Крупный. Фигура, насколько я могла ее оценить, поджарая. На нем был алый свитер (я разглядела что шерсть дорогая, кашемир, или викунья). Черные брюки. А на спинку кресла была наброшена черная кожаная куртка, тоже очень дорогая, и алый шарф. На столике стояла бутылочка минеральной и чашка кофе. Он брал книгу у того, кто садился перед ним, расспрашивал, и делал довольно большую надпись.
Как я жалею, что тогда пожалела эти несчастные 200 франков. Могла бы разглядывать надпись. Наверное, написал бы он: «A madame Olga Kouznetsoff avec …» Дура.