Снег, зима, огоньки... И меня потянуло на театральные воспоминания. Я сейчас очень жалею, что с бабушкой Зинаидой Константиновной смогла пообщаться только до моих двенадцати лет. Потому что потом у нее случился инсульт, и последние четыре года расспрашивать ее о чем-то было невозможно. А до двенадцати меня больше интересовало, как научиться у бабушки всяким рукоделиям, чем выяснить подробности ее бурной биографии. А подробности, судя по всему, были весьма примечательными. Хотя совершенно не факт, что она бы стала ими со мной делиться, поскольку была человеком очень закрытым и со времен сталинских репрессий держала все, что знала, в себе. Поэтому до меня дошли только обрывочные факты, которые я пытаюсь собрать воедино, насколько это получается.
Вообще, в нашей семье главным средоточением всей жизни был театр. И хотя прадед прабабушкину карьеру загубил на взлете, не дав ей полноценно войти в когорту будущих великих старух Малого театра, женская часть семейства стала заядлыми театралками на много поколений вперед. Можно было десять раз перелицовывать одно и то же платье, штопать перчатки, экономить на еде. Но нельзя было пропустить ни одной театральной новинки сезона, даже если сидеть приходилось на галерке. Хотя это все-таки была редкость. Дамы бережно хранили и передавали друг другу театральные сумочки, бинокли и туфельки. Сидеть полагалось в строго определенной ложе бенуара, и все в таком духе.
Естественно, меня стали приобщать к искусству при первой же возможности, так что я еще успела застать театр Образцова в его старом помещении на Маякове, и с тех пор окончательно и бесповоротно заболела куклами, тем более, что там работала одна из самых любимых моих "теть", бабушкина гимназическая одноклассница Валентина Казимировна. И занималась она как раз изготовлением кукол. Благодаря ей, я за считанные годы пересмотрела там практически весь репертуар, а музей Игрушки стал для меня фактически родным домом.
Лет в десять настала очередь Большого театра. Точнее, его филиала на сцене КДС, потому что в сам большой попасть было неимоверно трудно. Следуя классическим традициям, мои дамы повели меня впервые на "Лебединое озеро", при этом бабушка Зина специально для театра сшила мне выходной наряд, по нынешним меркам весьма оргигнальный. А тогда это был нормальный способ выхода из затруднительного положения. Наряд состоял из темно-синих юбки и жакетика-болеро. И к нему прилагалась блузка-манишка. То есть, полочки там были вполне себе крепдешиновые с защипами, нежно-лососевого цвета. И воротничок тоже изящный был. А вот рукавов не полагалось вовсе. Спинка была сшита чуть ли не из старой наволочки и стягивалась хлястиком. Главное - жакет не снимать, и тогда никому в голову не придет, что блузка неполноценная. У мамы с юности тоже сохранялось несколько подобных нарядных «блузочек».
Балет мне очень даже понравился, но мои спутницы по этому поводу придерживались иного мнения. Они на дух не принимали хореографию Григоровича, укороченные пачки, поставленные на пуанты танцы, в частности, лебедей, короче, все было не так. И злого гения совершенно напрасно переименовали, кому мешало, что его изначально звали Фон Ротбар? На волне этих настроений дамы мои категорически проигнорировали "Кармен-сюиту" с Плисецкой, и вообще предпочитали смотреть только те произведения, которые не были отмечены печатью Григоровича. Так что когда меня несколько лет спустя занесло на галерку "Большого", где в новогодние дни давали балет "Ангара", все комментарии я предпочла оставить при себе, чтобы не травмировать старушек.
При этом в семье была отдельная большая священная любовь - МХАТ. Все его спектакли мои старушки знали наизусть, так что "Синюю птицу" я в первый раз посмотрела еще в начальной школе, а "Дни Турбиных" в 10 лет. Это был 1975 год, мои ровесники имени Булгакова не слышали вообще, а я уже навечно заболела этим миром. Причем поначалу он для меня существовал сам по себе, только немного удивляло, почему бабушки все время возвращаются к постановке 1926 года. Потом до меня потихоньку стало доходить, что Яншин, Грибов, Хмелев, Прудкин, Массальский для бабушки Зины не просто имена, это люди из ее прошлого. Краем уха я тогда уловила, что она с ними когда-то давно занимались в какой-то студии, но по малолетству не придала этому значения. Но Гугль всемогущий знает все...
В общем, я со своей семейкой ко многим сюрпризам была готова. Но то, что бабуля была во Второй Студии МХТ, меня... кхм... несколько удивило, честно скажу. И уже никто и никогда не объяснит мне, что заставило ее оставить актерскую стезю и переквалифицироваться в бухгалтеры. Подозреваю, что все-таки не дед. Зина замуж вышла поздно, уже в середине тридцатых. Ее благоверный - мой дед - отличался широтой и оригинальностью нравов. Во всяком случае, мне сложно представить, чтобы человек, много лет проработавший тапером в московских синематографах, воспретил жене выступать со сцены.
На фото та самая классическая постановка "Турбиных" 1926 года с Яншиным, Хмелевым и Прудкиным. Их игра для моих бабушек всегда была эталоном совершенства. А ходить на "Турбиных" полагалось каждый год зимой, когда снег, елка, огоньки и кремовые шторы...