Навсегда...
И ещё одна дата, связанная с Дюком - на сей раз юбилейная, из тех, что случаются раз в столетие: ровно 200 лет назад герцог покинул наши земли, отправившись на Венский конгресс. Оказалось, что эта разлука - навсегда.
Вот как описывает это событие Аполлон Скальковский, «Геродот Новороссийского края», в своей книге «Первое тридцатилетие истории города Одессы», написанной в 1837 году:
«Но по другим причинам конец 1814 года был весьма печален для Новороссийского края, а особенно для Одессы. Вскоре разнёсся слух, что герцог де Ришелье, обожаемый начальник, желал и должен был оставить край и возвратиться в своё отечество, которому победоносное русское оружие возвратило порядок, тишину и законных правителей. Многие полагали, что это отсутствие будет кратко, что герцог желает только видеться с Государем Императором для дачи Его Величеству отчёта о бедствиях, Новой Россией претерпенных, для испрошения его милостей и облегчений, наконец, для присутствования при совещании монархов о судьбе Франции; надеялись, что он воротится в Россию вместе с водворением всеобщей тишины. Никто не мог вообразить, чтобы герцог был в силах оставить навсегда столь любимую им Одессу. Но истина не замедлила обнаружиться: Одесса увидела, что потеря, столь для неё страшная, совершится. Ришелье во время объезда разорённых суровой зимой 1813 года крымских сёл получил Высочайшее повеление прибыть в Вену, где все почти союзные монархи Европы и все знаменитые дипломаты собрались для конгресса, т.е. совещания о безопасности и мире целой Европы.
26-го сентября в последний раз герцог де Ришелье занимался своей должностью, принимал посещения, прощался со всеми вообще и с каждым отдельно, а между тем официально дал знать повсюду, что он, по воле Монарха, отправляясь в Вену, поручает Одесское градоначальство коменданту генерал-майору Кобле, а остальной край губернаторам, которых просил не вести с ним официальной переписки, а относиться по всем делам непосредственно в министерства. Войска, под его началом бывшие, он сдал в команду генерал-лейтенанта Бороздина. Сделав таким образом свои последние распоряжения по службе, он собрался в дорогу. 27 сентября 1814 года, поутру, в сопровождении одного только любимого своего адъютанта полковника Стемпковского, он сел в скромный свой экипаж и, сопутствуемый более нежели 10 000 жителей, провожавших его в повозках, экипажах и пешком за несколько вёрст от заставы, - герцог де Ришелье после 11 летнего управления Одессой простился с ней… Все ещё надеялись его возвращения в облагодетельствованный и благоустроенный им город, но провидению угодно было иначе».
Профессор Василий Надлер в книге «Одесса в первые эпохи её существования» (1893) называет датой отъезда не 27, а 26 сентября (вечная путаница в датах, куда ни копни):
«Восстановление европейского мира повлекло, однако же, за собой и одно крайне тяжёлое последствие для Одессы и всего Новороссийского края; они лишились главного виновника своего благоденствия, своего неутомимого покровителя и ходатая, дюка де Ришелье. С восторгом приветствовал Ришелье падение Наполеона и возвращение старой королевской династии на престол Франции, охотно последовал он зову Императора Александра, пригласившего его на конгресс в Вену, но продолжительная разлука с Одессой и краем, которые он так полюбил, с интересами которых он так сроднился, казалась ему страшно тяжёлою. Правда, герцог не мог помышлять в этот момент серьёзно о вечной разлуке с любимым краем, правда, он рассчитывал возвратиться в скором времени на свой пост, но какое-то смутное предчувствие говорило ему, что разлука эта будет навсегда. И странное дело, подобное же предчувствие овладело всеми жителями города и края с того момента, как только распространилось известие о предстоящем отъезде герцога. Трудно изобразить чувства глубокой, истинной скорби, которые овладели всем населением в этот момент. Особенно велика была печаль в Одессе, где не было ни одного человека, который не знал бы герцога, где все знатные и простые, богатые и бедные привыкли смотреть на Ришелье, как на своего отца и благодетеля. Когда наступил горестный день отъезда, 26-го сентября 1814 года, то всё население города вышло провожать герцога. Многие поехали до первой станции и здесь почитателями дюка устроен был прощальный обед. Число собравшихся доходило до 200 человек. Настроение было самое тяжёлое; напрасно старались скрыть присутствующие свои чувства, они силою вырывались наружу. Наконец, наступил последний момент. Кто-то провозгласил прощальный тост за счастливое путешествие и скорое возвращение дюка. Раздались крики ура, но они были заглушены подавленными рыданиями. Дюк собирался сесть в экипаж, но в эту минуту все присутствующие бросились к нему и окружили его, как окружают дети своего отъезжающего отца. Всякий старался обнять герцога, поцеловать его руку или хотя бы прикоснуться к краю его одежды. Каждый силился выразить по-своему свою горесть, свои пожелания, свою надежду. Окружённый рыдающей толпою, герцог заплакал сам. «Отпустите меня, друзья мои, - сказал он, наконец, - не разрывайте моего сердца». И присутствующие поняли, что надо положить конец тяжёлой сцене. На руках понесли герцога и усадили его в экипаж. Напутствуемый всеобщими молитвами и благословениями, оставил навсегда дюк тот край, над возрождением которого работал он так неутомимо и с такою страстною любовью в течение лучших 11 лет своей жизни».
Вот как описывает это событие Аполлон Скальковский, «Геродот Новороссийского края», в своей книге «Первое тридцатилетие истории города Одессы», написанной в 1837 году:
«Но по другим причинам конец 1814 года был весьма печален для Новороссийского края, а особенно для Одессы. Вскоре разнёсся слух, что герцог де Ришелье, обожаемый начальник, желал и должен был оставить край и возвратиться в своё отечество, которому победоносное русское оружие возвратило порядок, тишину и законных правителей. Многие полагали, что это отсутствие будет кратко, что герцог желает только видеться с Государем Императором для дачи Его Величеству отчёта о бедствиях, Новой Россией претерпенных, для испрошения его милостей и облегчений, наконец, для присутствования при совещании монархов о судьбе Франции; надеялись, что он воротится в Россию вместе с водворением всеобщей тишины. Никто не мог вообразить, чтобы герцог был в силах оставить навсегда столь любимую им Одессу. Но истина не замедлила обнаружиться: Одесса увидела, что потеря, столь для неё страшная, совершится. Ришелье во время объезда разорённых суровой зимой 1813 года крымских сёл получил Высочайшее повеление прибыть в Вену, где все почти союзные монархи Европы и все знаменитые дипломаты собрались для конгресса, т.е. совещания о безопасности и мире целой Европы.
26-го сентября в последний раз герцог де Ришелье занимался своей должностью, принимал посещения, прощался со всеми вообще и с каждым отдельно, а между тем официально дал знать повсюду, что он, по воле Монарха, отправляясь в Вену, поручает Одесское градоначальство коменданту генерал-майору Кобле, а остальной край губернаторам, которых просил не вести с ним официальной переписки, а относиться по всем делам непосредственно в министерства. Войска, под его началом бывшие, он сдал в команду генерал-лейтенанта Бороздина. Сделав таким образом свои последние распоряжения по службе, он собрался в дорогу. 27 сентября 1814 года, поутру, в сопровождении одного только любимого своего адъютанта полковника Стемпковского, он сел в скромный свой экипаж и, сопутствуемый более нежели 10 000 жителей, провожавших его в повозках, экипажах и пешком за несколько вёрст от заставы, - герцог де Ришелье после 11 летнего управления Одессой простился с ней… Все ещё надеялись его возвращения в облагодетельствованный и благоустроенный им город, но провидению угодно было иначе».
Профессор Василий Надлер в книге «Одесса в первые эпохи её существования» (1893) называет датой отъезда не 27, а 26 сентября (вечная путаница в датах, куда ни копни):
«Восстановление европейского мира повлекло, однако же, за собой и одно крайне тяжёлое последствие для Одессы и всего Новороссийского края; они лишились главного виновника своего благоденствия, своего неутомимого покровителя и ходатая, дюка де Ришелье. С восторгом приветствовал Ришелье падение Наполеона и возвращение старой королевской династии на престол Франции, охотно последовал он зову Императора Александра, пригласившего его на конгресс в Вену, но продолжительная разлука с Одессой и краем, которые он так полюбил, с интересами которых он так сроднился, казалась ему страшно тяжёлою. Правда, герцог не мог помышлять в этот момент серьёзно о вечной разлуке с любимым краем, правда, он рассчитывал возвратиться в скором времени на свой пост, но какое-то смутное предчувствие говорило ему, что разлука эта будет навсегда. И странное дело, подобное же предчувствие овладело всеми жителями города и края с того момента, как только распространилось известие о предстоящем отъезде герцога. Трудно изобразить чувства глубокой, истинной скорби, которые овладели всем населением в этот момент. Особенно велика была печаль в Одессе, где не было ни одного человека, который не знал бы герцога, где все знатные и простые, богатые и бедные привыкли смотреть на Ришелье, как на своего отца и благодетеля. Когда наступил горестный день отъезда, 26-го сентября 1814 года, то всё население города вышло провожать герцога. Многие поехали до первой станции и здесь почитателями дюка устроен был прощальный обед. Число собравшихся доходило до 200 человек. Настроение было самое тяжёлое; напрасно старались скрыть присутствующие свои чувства, они силою вырывались наружу. Наконец, наступил последний момент. Кто-то провозгласил прощальный тост за счастливое путешествие и скорое возвращение дюка. Раздались крики ура, но они были заглушены подавленными рыданиями. Дюк собирался сесть в экипаж, но в эту минуту все присутствующие бросились к нему и окружили его, как окружают дети своего отъезжающего отца. Всякий старался обнять герцога, поцеловать его руку или хотя бы прикоснуться к краю его одежды. Каждый силился выразить по-своему свою горесть, свои пожелания, свою надежду. Окружённый рыдающей толпою, герцог заплакал сам. «Отпустите меня, друзья мои, - сказал он, наконец, - не разрывайте моего сердца». И присутствующие поняли, что надо положить конец тяжёлой сцене. На руках понесли герцога и усадили его в экипаж. Напутствуемый всеобщими молитвами и благословениями, оставил навсегда дюк тот край, над возрождением которого работал он так неутомимо и с такою страстною любовью в течение лучших 11 лет своей жизни».