"Сим-Сим, открой дверь!" - 13. Так и стало на Руси, превращенной в Россию - III.
"Московская рать при царе Алексее состояла из донских татар, к ним добавляли отряды черемисов, мордвы, монгол, калмыков, получалось русское войско. Всё, как когда-то в Византии.
За «дружбу» с донцами Москва выплачивала Крыму оброк в одиннадцать тысяч золотых монет, а построенные крепости спешно заселяла христианами или «крестианами», как их здесь называли тогда. То было началом колонизации Дона, о чем вслух не говорили.
Однако не приживались русские поселенцы, бежали обратно в Россию. Никакие угрозы, никакие подачки царя не помогали, что вызывало серьезное беспокойство: над планом Поссевино нависла угроза невыполнения.
Колонизация Дона, надо заметить, это крупное дело, самой Москве не одолеть бы его, требовавшего огромного материального и политического капитала. Но «русская» вода точила «татарский» камень с помощью Запада, его капиталом открывала замки потайных дверей. Крымский хан, получая оброк - богатые связки соболей, золотую казну, в присутствии русских не видел опасности, он был увлечен событиями в Европе и в Османской империи, от которых зависел. Этим и пользовалась Москва для укрепления своих позиций. Иезуиты, создавшие в Стамбуле мощную агентурную сеть, умело отвлекали крымского хана, создавали ему трудности и тем продвигали и продвигали русских на Дон, ближе к Крыму. Это была по-настоящему спланированная политика небывалого масштаба, которая выводила Россию на Восток и в западный мир. Даже если бы того не желал царь, судьба страны была предрешена…
Однако здесь требуется прервать рассказ, иначе не понять, как и чем подталкивали Москву к войне сначала с Доном, потом с Крымом и Турцией? И нужны ли были Москве эти ненужные войны? Вопросы деликатные, кажется, с этим акцентом они еще не звучали в российской истории… Нет, не выход к морю диктовал ту политическую тему.
Причина Азовского похода связана с Великим переселением народов, она более тысячи лет занимала умы могущественнейших людей. Речь идет не о России и Крыме, а о лидерстве в тюркском мире, который вроде как был разрушен. На самом деле тюрки, даже став христианами и мусульманами, помнили о себе. Соперничество, его никогда нельзя сбрасывать со счетов, говоря о тюрках. Казалось бы, из их улусов вышли новые народы, забывшие прошлое, жившие с другой культурой. Все так. Однако… люди все равно оставались тюрками! И поведением доказывали это.
Междоусобица, вспыхнувшая после убийства Аттилы, не прекращалась никогда. Забылись истоки, но не забывались враги, которых множила жизнь.
Аттила был последним царем всех тюрков. На месте его державы появились новые страны, где правитель, считая себя наследником Аттилы, желал носить титул царя. Однако царская корона одна. Ее и делили. Она, корона, причина сотен войн, тысяч стычек. Потому что народ, который Великое переселение разбросало по миру, жил по пословице: «Каждый бедняк хочет стать баем, а каждый бай - Ходаем» (то есть Богом).
И ничего с тем не поделать, тюрки. Такова их суть и кровь.
Как ни назови, в какую одежду ни одень, какой язык ни дай, ничего не изменится. И в Европе, и в Африке, и в Азии они рождались такими: соперничество было корнем их сути. Дрались, грызлись, вредили соседу до последнего вздоха. Не случайно состязания, скачки, борьба в центре любого тюркского праздника. Умеют разжечь свой пыл.
К сожалению, о том хорошо знали иезуиты, их вождь Игнатий Лойола завещал исподволь терзать эти тайные струны тюркской души. А Лойола, как известно, был выходцем из рыцарской среды, жившей по законам Орды, он отлично знал, что советовать церковному ордену.
Это же Церковь отказала европейским тюркам в праве на борьбу за царскую корону. Папа, давая титул «рига» (регис) или «краль» (король), преднамеренно гасил пыл соперничества в своих вассалах… «Рига» был синонимом слова «бей» (если маленькое поместье, то «рига», если большое - «краль»). Титул освящала корона, охранявшая его владельца. В герцогствах и княжествах Западной Европы, выросших из поместий джентльменов IV-V веков, сидели не короли и герцоги, там правили беи и беки, ханы и каганы, мечтавшие «стать Ходаем», то есть возвыситься. Их и делали «кралями».
Чтобы не утомить читателя подробностями, заметим, царем всех тюрков в XVII веке негласно считали турецкого султана.
Прежде им был австрийский кесарь, который восседал в столице Аттилы и первым наложил на себя его царскую корону.
Вторым по счету назвал себя царем правитель Испании (Каталония?),
третьим - Франции (Савоя или Прованс?),
четвертым - Ирана (Кизилбаши),
пятым - Индии (Пакистан, Северная Индия),
шестым - Китая (Уйгурия, Северный Китай),
седьмым - Абиссинии (Эфиопия, Судан),
восьмым - Крыма и Татарии,
девятым - Османской империи,
десятым - Грузии,
одиннадцатым - московский бей (он стал царем позже всех).
Вот она, география Великого переселения народов. Вся налицо. Ничто не пропало!
Говорили, был царь сибирский, но о нем нет достоверных сведений. Еще называли Алтун-Падишаха, «султана Золотой Страны». Видимо, речь шла о правителе Алтая. Или Хакасии. Не исключено, что Саха (Якутии) или какой-то другой страны, например, Джунгарии. Правда, не ясно, какой духовный институт обслуживал там и светскую власть?
Правомерен вопрос, почему царский титул ценился лишь в «тюркских» странах? Здесь своя история, связанная опять же с культурой Алтая, с верой в Бога Небесного. Одно продолжало другое, случайностей тут быть не могло. Исключалось!
Хотя слово «царь» ныне считают, разумеется, латинским, в Древнем Риме не было такого титула, о чем уже говорилось. Впрочем, с его римским происхождением можно бы и согласиться, но… На Алтае слово «сэр» означало «самый главный», его не забыли в странах, рожденных Великим переселением народов. Порой оно звучало «сердар» и с глубокой древности отражалось в титуле правителя Северной Индии, Среднего Востока. Это подтверждают надписи на древних монетах и отдельные тексты… Рима тогда еще не было.
Титул «кесар» (кср) того же корня, что и «сэр». Он вполне мог быть титулом правителя на Древнем Алтае, потому что связан с именем Гесера, сына Божия, которого ниспослал Всевышний три тысячи лет назад. Явившись миру безобразным младенцем с «зубами мелкими, как гниды», Гесер вырос в красавца богатыря, он собрал племена в народ, научил обрядам почитания Бога Небесного. С тех пор он пророк всех тюрков, о чем сообщает 108-я сура Корана, если, конечно, не гнушаться джахилийей и прочитать ее со знанием прошлого.
Потом Тенгри взял Гесера на Небо, оставив на земле наместника, его называли «кесар». Отсюда пришел к тюркам обряд миропомазания, который отправляло высшее духовное лицо при восхождении на царский трон светского человека…
Очевидно, за титулом «царь» стояла культура народа, его общая история. Не в слове дело, а в том, что стоит за ним.
Убедиться в правильности сказанного позволяет, например, история Арагона, автономной области на северо-востоке Испании. Или Каталонии. Их исток - все тот же IV век, приход тюрков в Западную Европу, о чем достаточно рассказывалось выше.
Топоним Арагон связан с тюркским «арыг», который, кроме «речка», имеет и другое значение - «святой», «чистый». Таким был этот край Восточной Испании, долго и свято чтивший Единобожие… На его тюркское прошлое указывают археология, этнография, лингвистика. Но, пожалуй, еще четче - геральдика, которая неотличима от кушанской. Те же птицы, те же крылья, которые стали символами правящей династии испанских царей. Герб - это слишком серьезно для царского двора.
Но еще выразительнее пример с Австрией. Вернее, Остурией. При Аттиле эта область Альп называлась Австрогуния (Ос-тур-гун), Астурика. История связывает ее с Арагоном, обе эти провинции входили когда-то в средневековое государство Австразия, где правила в VI веке знаменитая Брунгильда (Бурункильди). И топоним «ос-тур» (OST-TÜR) тоже приводит к тюркам, к их языку - «взращенный тюрками», так можно передать смысл этого словосочетания. А увидеть его можно в геральдическом знаке династии, восходящем к той же кушанской символике.
Из сказанного можно заключить, что Европа была поделена на Северную и Южную. Католическую и арианскую. На Севере царствовала семья Балтов, на Юге - Амалов. Это утверждение, конечно, условно и нуждается в уточнении. Но из него следует, что, судя по известным персонам правящей династии Австрогунии, которая потом разделилась на три государства - Нейстрию (Западная Франция), Австразию (Восточная Франция) и Бургундию, там правил один царский род тюрков. Например, Нейстрией владел Клотарий II, Австразией - Хильдеберт, а Бургундией их дядя Гунтрамн. В этих именах и топонимах четко прочитывается тюркское начало, хотя им и придали европейский вид.
Приведенный выше «царский» перечень неполный, потому что он отражал итоги борьбы за корону Аттилы. Правители вряд ли помнили о самой короне, называя себя царями: борьбу они принимали по наследству, от родителей. По наследству же давались им враги и союзники… Так строились торговые и династические связи, военные союзы на Западе.
Патриарх Макарий - из его книги взяты сведения - превосходство турка объяснял тем, что, победив семерых царей - византийского, египетского, болгарского, сербского, арнаутского, трапезундского, царя Крыма и Татарии, - тот завоевал их земли. Кроме того, во владениях турецкого царя (султана) находился «гроб Господень», святыня христиан, что очень возвышало турков в глазах христианских народов… Конечно, это упрощенное объяснение, но показывающее, что мотивы высокой политики скрывались порой в людском тщеславии. В ревности. Эти мотивы способны побудить и воодушевить самого тщедушного правителя, если, конечно, он по крови тюрк.
Московский царь, к сожалению, был из их числа. Не имея ни армии, ни власти, он с последнего места в этой негласной табели о рангах мог подняться в глазах мировой правящей элиты. Стать уважаемым в Европе и в Азии.
Разве то не стимул для молодой царской династии? Конечно, стимул.
Запад предлагал властелину Кремля устранить препятствие на пути в высшее общество - остатки Татарии и Крыма. Все. Нужен был шаг на юг от Оки, чтобы начать восхождение на гору величия и победить турецкого царя. На то же, кстати, толкал московского царя и Антиохийский патриарх Макарий, который приехал в Москву наставлять Русского патриарха. Правда, лидер Греческой церкви имел свои, очень далеко идущие планы…
Что делать, но русские цари Романовы действительно были тюрками. Плохими, но тюрками. Азарт лидера жил и в них, поэтому на Романовых и сделал ставку папа римский.
В первом царе династии, в Михаиле, царского духа не было, этого человека на трон ветром занесла Судьба. А его сына Алексея воспитывали уже как царя, тщеславие не вредило юноше… Еще лучше это качество проявилось в следующем поколении, в Петре. Вот кто сполна отведал медовый вкус власти. Будучи юношей, он устранил двух соперников в борьбе за престол - родную сестру и брата, причем, как умер старший брат Иван, выздоровевший после тяжелой болезни, осталось тайной, видимо, его отравили. Ради спокойствия власти царь Петр казнил своего единственного сына, наследника, когда тот восстал против порочности отца… Увы, поступок, на который решится не каждый.
Петр I, пожалуй, самая неизвестная фигура российской истории, хотя больше всего написано как раз о нем. Жестокий и трусливый, деятельный и пассивный… Все противоположности сошлись в его лице, сделав образ царя чрезвычайно противоречивым. О нем можно спорить бесконечно.
Неизвестность Петра объясняется тем, что внимание историков к нему носило особый, политический характер. России, порвавшей с тюркским прошлым, нужен был герой. Новый символ, молодой, преуспевающий. И выбрали Петра, высокого красавца, хотя мало-мальски наблюдательный взгляд в его царствовании вряд ли увидит великие дела.
Этот царь не прорубал окна в Европу, наоборот, Европа сама прорубила его. Причем ранее, чем на троне появились Романовы.
Как человек Петр был нездоровым: тяжелые припадки эпилепсии и низкая страсть точили его всю жизнь (за эту страсть, между прочим, полагалась смертная казнь). Недуг сказывался на поведении больного, отсюда его гневливость, злопамятность, «вязкость» мышления - это симптомы болезни, а не характера. В общении он был крайне неприятен, и люди сторонились царя.
Вот мнения западных аристократов о Петре, которые приводит С. М. Соловьев, они самые нейтральные: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они есть на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти». Другой очевидец не менее категоричен: «Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный…»
«Странный, а может быть, и оскорбительный отзыв!» - замечает мэтр российской истории. Но это мнения независимых людей. По крайней мере, людей, не связанных с иезуитами.
Его политика, как и политика отца, целиком исходила от иностранных советников, которые стояли за русским троном… В чем же проявлялось величие этого правителя?
Не в мифе ли, который сложили иезуиты?
Надо честно признать, что флот России создал Франц Лефорт, первый русский адмирал. Этот неутомимый швейцарец, непонятно откуда и как появившийся около русского царя, пользовался огромным влиянием, например, в 1697 году он вывез Петра на Запад, руководя Великим русским посольством… Весь «ранний» Петр - это Лефорт, его начинания и замыслы.
Франц Лефорт был удивительным человеком, не выделялся глубокими знаниями или образованием, его отличало иное - необыкновенное радушие. Так общительный швейцарец демонстрировал образец иезуитского поведения, он всегда был веселым, ловким, симпатичным. Душой любой компании. Дружба с ним увлекала Петра, который в силу своих болезней и порока был лишен этих человеческих качеств. В Лефорте царь увидел образец, желанный идеал для подражания. И он шел за ним, потеряв осторожность, столь необходимую политику такого ранга.
Лефортово, или Немецкая слобода, открывшаяся тогда в Москве, стала штабом петровской политики, там думали о России, но не о Руси и ее народе.
Славяне не интересовали Запад. Иезуиты и тайные тамплиеры проводили указания своих римских магистров, у которых были свои собственные планы. Иностранцы, в прямом и переносном смысле разыгрывавшие перед мальчиком-царем на Яузе потешные бои, формировали российские войска и российскую политику. Именно российскую! Здесь важно наконец-то чувствовать нюанс в слове, придуманном папским легатом Поссевино.
Солдаты, да, они интересовали Запад… В этой связи нелишне еще раз напомнить имя конюха Сергея Бухвостова, потому что с него началась российская армия, вернее, Преображенский полк, опять же созданный иностранцами. Он первый русский солдат, и пришел он из Лефортова. Кем был удалец? Кому служил? Неизвестно.
Петром руководили. Он проявлял в политике столько инициативы, сколько позволяли иезуиты и тамплиеры, имевшие конкретное лицо - имя и фамилию. Например, бельгиец Франц Тиммерман, в его руках целиком были русская армия и флот, он контролировал материальное оснащение войск и тыла. Его власти позавидовал бы нынешний министр обороны… Шотландец Патрик Гордон командовал генеральным штабом, состоял на службе царскому престолу с 1661 года, знал Россию лучше всякого русского… Яков Брюс, генерал-фельдмаршал, главный идеолог престола, его прошлое «глубоко западное»… Когорта иезуитов и тамплиеров слагала «гнездо Петрово», только подконтрольные дела они доверяли славянам.
В этой связи совершенно иной смысл обретает известное изречение Петра: на государеву службу рыжих и косых не брать. Рыжими и косыми он называл знатных тюрков, которые остались верны старой вере. Они вызывали раздражение и ненависть царя. Конечно, им не находилось места в той огромной бюрократической машине, которую создавал царь. Лишние для России люди.
Если это не узаконенная узурпация Западом власти в России, то что?
Молодой русский царь не представлял собой ничего, он проводил дни и ночи напролет в Немецкой слободе, где пьянствовал сутками. Гуляя, учился уму-разуму, отсюда и воспитание, вернее, полное отсутствие его, на что обращали внимание едва ли не все иностранцы, общавшиеся с ним. Царь с детства был предоставлен лишь самому себе, в отличие от сестры Софьи, у которой были учителя и наставники.
В письме Апраксину в Голландию Петр писал корявым подчерком: «Купи мне лимонов… да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве что привезут математические инструменты, то купи». Образование Петра оставляло желать много лучшего, он был полуграмотным, хотя и подписал множество указов и распоряжений. На занятиях проявлял неусидчивость, «вязкость» ума, что определялось его врожденной болезнью.
С таким диагнозом он не мог вести себя иначе. Невозможно. Это был явно не герой…
От того, что царь держал в руках плотницкий топор, он не стал плотником. От того, что сел на трон, не стал царем, сколько бы его не восхваляли. Всю жизнь томился непомерным тщеславием, на котором играли, как на струнах гитары. И эту музыку выдавали за русскую. То были аккорды затухающей восточной мелодии… Его безумие с каждым годом принимало все более и более маниакальную форму: мания величия не давала царю покоя ни днем ни ночью. Лучшего средства погубить династию и страну, пожалуй, и нет.
Едва ли не первое свое «царское» дело (Азовский поход) Петр проиграл. Его неопытная армия была перебита в бою с турецким гарнизоном.
Выигрыш, на который рассчитывали авторы той военной кампании, был в другом - с похода на Азов началось покорение старообрядческой Татарии. В документе от 1695 года так и сказано: «Царь пошел на тот берег реки…» Имелась в виду Ока. Поражение под Азовом - это запланированная победа! Вернее, маневр, отвлекающий противника. Не войдя в военное соприкосновение с турками, Россия победила, она без боя оккупировала Дон, сделав это руками казаков, которые вошли в войско Петра. Вот что было главным!
Начиная войну, русские связали донских татар кабальным военным союзом. Он-то и был политической победой при военном поражении. Война с Турцией перевела отношения двух стран - Татарии и России - на новый уровень. Дон, который был «бесхозным» субъектом Крымского ханства и общался с Москвой через царский Посольский приказ, теперь, в условиях военного времени, становился как бы своим, русским. Его дела от Посольского приказа приняли внутренние московские приказы.
Казаки тем самым де-юре признали русского царя своим атаманом и предводителем. Российская бюрократия, ведомая иезуитами, без боя получила страну. Городишко Азов ее не интересовал, он был лишь городишком в той стране…
Тем не менее для завершения дела требовался второй Азовский поход, иначе военный союз с Донской Татарией распался бы. На том настаивал Рим, создававший на Западе мощную коалицию против турков… Однако как проходил второй поход, осталось загадкой истории. Ее неразгаданной тайной. Официальная версия о том, что, мол, русские, окружив город высоким земляным валом, расстреляли турецкий гарнизон из пушек, рассчитана на слишком легковерных людей. Военная история знает подобные примеры осады, но это очень долгий прием.
Соорудить за неделю земляной вал под непрерывным обстрелом неприятеля вряд ли возможно. Нужны тысячи лопат, сотни тачек и подвод, доски. Если учесть, что летом ночь коротка, а днем земля в степи звенит, как камень, нужны еще и кирки… много кирок. Откуда они у армии солдат, а не землекопов? Речь идет о гигантском инженерном сооружении, на возведение которого требуются многие месяцы даже в мирное время.
Кстати, куда потом, после войны, исчез тот рукотворный вал?
Видимо, что-то было не так. Потому что есть другая версия, с таким же набором «аргументов». Она нелестно выставляет Россию и ее молоденького царя, которого турки соблазнили и после утех ему без боя отдали город, да еще подарили красивого петуха… Петру взять Азов помог порок, с которым он прожил всю жизнь. Но победа есть победа. Даже такая.
С тех пор города Татарии обрели новые имена. Биринчи стал Брянском, Бурунинеж - Воронежем, Кипензай - Пензой, Курсык - Курском, Тулу - Тулой… Царю Петру принадлежала старообрядческая Татария с ее беспокойным Доном. Москва и ее хозяева по своему усмотрению давали имена людям и городам.
Границы России раздвинулись, приблизившись к Кавказу и Турции…
Столица встречала героя торжественно. Руководил церемонией царский советник Андрей Виниус, человек-тень, как все иезуиты.
«Московские жители с изумлением смотрели на шествие, какого еще до сих пор не видывали, и более всего удивлялись тому, что сам царь… скромно идет за колесницей Лефорта», - писали историки о том торжестве. И верно, такого русские еще не видывали, победитель плелся за повозкой подчиненного, он боялся огласки своего подвига.
Собственно, его деяние было не новым, оно в традиции римской истории: точно так побеждал император Юлий Цезарь, вслед которому тоже кричали: «Царица».
Добавить сюда еще что-то трудно - факт передает политическую обстановку тех лет. А творилось необъяснимое.
Славяне даже воевали теперь по-новому, они уступали одну прежнюю позицию за другой, будто нарочно, чтобы быть на вторых ролях в своей собственной стране, чтобы смиренно идти «за колесницей Лефорта».
…Отличившихся в том азовском «сражении» Петр наградил вотчинами с тысячами крестьянских дворов. Награды давал за молчание. Христиане, обитавшие в тех вотчинах, становились вещью, капиталом, которым можно торговать, закладывать под залог, проигрывать в карты. Царь тем самым узаконил рабство славян в России, которое продолжалось до 1861 года, и, наоборот, возвысил иностранцев до уровня аристократов.
Назвав себя русскими, католики превращались в русских аристократов, владельцев поместий, они задавали нравственный тон в новом обществе. Любой иностранец без труда мог купить себя славянина за гроши.
Не стояли в стороне и те русские, дедов которых к вершинам власти занесла Смута, и они давились жирными кусками пирога, на которые щедр был царь. С Петра начал родословную не один дворянский род, о чем сообщают гербовники российского дворянства. Новые вельможи, попавшие в князи из грязи «смуты», не боясь, примеряли на себя чужую одежду. То была очередная перестройка русского общества, которая уж по счету.
А старая знать, даже та ее часть, что приняла христианство, отходила в тень. Кремль уже не нуждался в ее советах. Бояр не притесняли, нет, их просто не замечали. Перестали советоваться. Патриархальная, с безжалостной правдой на устах, старая знать раздражала царя своей оценкой Азовской военной кампании, подробности которой долго обсуждали в Москве. Многоопытная аристократия видела, что «успех» под Азовом не открывал русским Черного моря, там по-прежнему господствовала турецкая флотилия. Зачем нужна была эта позорная война? - спрашивали они.
А азовская победа имела иное - незнакомое! - свойство, не военно-стратегическое и не торговое, она вообще не вписывалась в рамки привычного для тюрка представления о победе. В ней проявился росток уже не русской, но российской политики - империя, которая будет наместником Рима на Востоке, будет в угоду папе завоевывать соседние страны и внедрять там культуру Запада. В конце концов, был же тайный план Поссевино, о котором русская аристократия, естественно, ничего не знала. Но он был.
«Третий Рим» утверждал волю папы. Сделав ставку на Романовых, Запад не ошибся. Старание их было весьма последовательным и на русском Дону, там сразу же началась христианизация населения. Вернее, карательные экспедиции… Словом, все повторялось, как в матушке-России, так же образ Бога Небесного меняли на иные образа.
Сценарий был един, режиссеры - тоже. Казачьи станицы смолкали одна за другой: там поздно поняли, кого привели казаки в Азов, кому помогали.
События следовали неминуемым чередом.
Первым очнулся, будто от наваждения, атаман Булава, он в 1707 году поднял донских татар против новых хозяев Дона. Началась очередная крестьянская война, носившая явный религиозный оттенок, но вошедшая в историю России как Булавинский бунт, вернее, стычка, «вспыхнувшая между казаками и крестьянами»… Хотя при чем здесь это? И как тогда отличали казаков от крестьян?
Исход той «крестианской» войны был предрешен с первого ее дня, около атамана стояли агенты иезуитов, они и убили своевольного бунтаря, дав ему раздуть пламя бунта. И - вот тогда уж карательные экспедиции навалились на Дон хуже наводнения, страшнее саранчи, они подчиняли станицу за станицей, юрт за юртом, всюду утверждая символы греческой веры и власть русского царя. Князь В. В. Долгорукий исполнял приказы Петра в точности: всех противящихся вырубал. Мятежные станицы сжигали живьем, а малолетних детей подводили к бричке, если голова ребенка была выше ее колеса, царский приказ велел рубить голову. Следить за сиротами оставляли наставников - «крестиан», с которыми и враждовали казаки.
Вырастали малыши уже славянами, невольниками… Эти страшные трагедии знал даже известный российский историк С. М. Соловьев, но писал о них осторожно, намеками. Не исключено, что его прадед был из тех чудом уцелевших малышей…
Как веру, не церемонясь, Петр сменил Дону и знамя - духа-покровителя казаков. На новом знамени был изображен пьяный казак, сидящий на пустой винной бочке. Он с тех пор представляет некогда вольную землю, ту, где прежде говорили молодым: «Не пей вина, не вмешивайся в смуты, эти два порока разрушают дворцы и крепости»… Не послушали казаки старую пословицу. Вот и пропили все, даже свободу своих детей.
А ведь прежде Дон славил елень (солнечный олень), знак Бога и Древнего Алтая, он был на знаменах донских татар, он был их духом-покровителем… Не вспоминают его ныне. Зачем?
Победы на Дону придали вес России, царство выросло, стало сильнее. И римский папа повел его дальше, на путь империи. Дон, видимо, был неким мерилом способностей династии Романовых…(lady-dalet: вот откуда у Романовых алтайский грифон на гербе). При вручении верительных грамот московские послы уже не скупились на заверения в «древней дружбе между Россией и западными державами Европы, для того чтобы согласиться, каким способом ослабить врагов Креста Господня - турецкого султана, крымского хана и всех басурманских орд». Прежде подобное русские не произносили, рангом были пониже.
Эту перемену, бесспорно, принесла христианизация. Она! Россия стала восточной провинцией Латинской империи, хотя открыто никогда не признавала свое положение и довольствовалась ролью союзника. Поэтому в мировой табели о рангах русского царя и поднимали все выше и выше.
Поездки Петра за границу, его военные успехи распалили болезненное тщеславие, породили желание стать императором, подчинить себе не только соседние страны, но и Русскую церковь. Такой поворот событий был очень даже на руку Западу, он еще дальше отдалял Россию от старой Руси. Собственно, в этом и состояла идея Третьего Рима, которую десятилетиями вживляли в сознание Кремля… И семя дало росток.
Императорским амбициям Петра изначально противились лишь те, кому новая роль страны была не по душе, кому не нравилась Россия - задворок латинского Запада. В числе противников стояла царевна Софья, набожная и властная женщина, думавшая о Руси. Имя ее пользовалось уважением у русского народа, ее считали антиподом Петру, к ней тянулись жертвы царской несправедливости. А число пострадавших росло быстро.
…После колонизации Дона в Москве очень страдали стрельцы, в которых жила любовь к патриархальности. Их родственников, донских татар, уничтожали, обращали в крепостных. Самих стрельцов, пользовавшихся привилегиями, тоже теснили, склоняя к новой вере. Им, например, запретили торговать, заниматься ремеслами, пока не станут христианами… Кремль исподволь провоцировал стрелецкий бунт. Сам вызывал его.
Он играл на отчаянном положении армии, состоящей из наемников, для которых Москва со Стрелецкой слободой стала родиной. Им, безденежным и бесправным, просто некуда было деться: на Дону чужие и здесь не свои.
.
Бунт стрельцов был важен в первую очередь иезуитам, которые задумали создать новую русскую армию, но, не уничтожив старую, сделать это было практически невозможно: оружие находилось все-таки в руках стрельцов. Они, эти татары-наемники, которым следовало платить, были не нужны царю. Ему объяснили, что солдат можно набирать и из славян, ничего не стоящих казне. В той простой истине скрывались мотивы стрелецкого бунта.
(S. 258-262)
Продолжение следует.
За «дружбу» с донцами Москва выплачивала Крыму оброк в одиннадцать тысяч золотых монет, а построенные крепости спешно заселяла христианами или «крестианами», как их здесь называли тогда. То было началом колонизации Дона, о чем вслух не говорили.
Однако не приживались русские поселенцы, бежали обратно в Россию. Никакие угрозы, никакие подачки царя не помогали, что вызывало серьезное беспокойство: над планом Поссевино нависла угроза невыполнения.
Колонизация Дона, надо заметить, это крупное дело, самой Москве не одолеть бы его, требовавшего огромного материального и политического капитала. Но «русская» вода точила «татарский» камень с помощью Запада, его капиталом открывала замки потайных дверей. Крымский хан, получая оброк - богатые связки соболей, золотую казну, в присутствии русских не видел опасности, он был увлечен событиями в Европе и в Османской империи, от которых зависел. Этим и пользовалась Москва для укрепления своих позиций. Иезуиты, создавшие в Стамбуле мощную агентурную сеть, умело отвлекали крымского хана, создавали ему трудности и тем продвигали и продвигали русских на Дон, ближе к Крыму. Это была по-настоящему спланированная политика небывалого масштаба, которая выводила Россию на Восток и в западный мир. Даже если бы того не желал царь, судьба страны была предрешена…
Однако здесь требуется прервать рассказ, иначе не понять, как и чем подталкивали Москву к войне сначала с Доном, потом с Крымом и Турцией? И нужны ли были Москве эти ненужные войны? Вопросы деликатные, кажется, с этим акцентом они еще не звучали в российской истории… Нет, не выход к морю диктовал ту политическую тему.
Причина Азовского похода связана с Великим переселением народов, она более тысячи лет занимала умы могущественнейших людей. Речь идет не о России и Крыме, а о лидерстве в тюркском мире, который вроде как был разрушен. На самом деле тюрки, даже став христианами и мусульманами, помнили о себе. Соперничество, его никогда нельзя сбрасывать со счетов, говоря о тюрках. Казалось бы, из их улусов вышли новые народы, забывшие прошлое, жившие с другой культурой. Все так. Однако… люди все равно оставались тюрками! И поведением доказывали это.
Междоусобица, вспыхнувшая после убийства Аттилы, не прекращалась никогда. Забылись истоки, но не забывались враги, которых множила жизнь.
Аттила был последним царем всех тюрков. На месте его державы появились новые страны, где правитель, считая себя наследником Аттилы, желал носить титул царя. Однако царская корона одна. Ее и делили. Она, корона, причина сотен войн, тысяч стычек. Потому что народ, который Великое переселение разбросало по миру, жил по пословице: «Каждый бедняк хочет стать баем, а каждый бай - Ходаем» (то есть Богом).
И ничего с тем не поделать, тюрки. Такова их суть и кровь.
Как ни назови, в какую одежду ни одень, какой язык ни дай, ничего не изменится. И в Европе, и в Африке, и в Азии они рождались такими: соперничество было корнем их сути. Дрались, грызлись, вредили соседу до последнего вздоха. Не случайно состязания, скачки, борьба в центре любого тюркского праздника. Умеют разжечь свой пыл.
К сожалению, о том хорошо знали иезуиты, их вождь Игнатий Лойола завещал исподволь терзать эти тайные струны тюркской души. А Лойола, как известно, был выходцем из рыцарской среды, жившей по законам Орды, он отлично знал, что советовать церковному ордену.
Это же Церковь отказала европейским тюркам в праве на борьбу за царскую корону. Папа, давая титул «рига» (регис) или «краль» (король), преднамеренно гасил пыл соперничества в своих вассалах… «Рига» был синонимом слова «бей» (если маленькое поместье, то «рига», если большое - «краль»). Титул освящала корона, охранявшая его владельца. В герцогствах и княжествах Западной Европы, выросших из поместий джентльменов IV-V веков, сидели не короли и герцоги, там правили беи и беки, ханы и каганы, мечтавшие «стать Ходаем», то есть возвыситься. Их и делали «кралями».
Чтобы не утомить читателя подробностями, заметим, царем всех тюрков в XVII веке негласно считали турецкого султана.
Прежде им был австрийский кесарь, который восседал в столице Аттилы и первым наложил на себя его царскую корону.
Вторым по счету назвал себя царем правитель Испании (Каталония?),
третьим - Франции (Савоя или Прованс?),
четвертым - Ирана (Кизилбаши),
пятым - Индии (Пакистан, Северная Индия),
шестым - Китая (Уйгурия, Северный Китай),
седьмым - Абиссинии (Эфиопия, Судан),
восьмым - Крыма и Татарии,
девятым - Османской империи,
десятым - Грузии,
одиннадцатым - московский бей (он стал царем позже всех).
Вот она, география Великого переселения народов. Вся налицо. Ничто не пропало!
Говорили, был царь сибирский, но о нем нет достоверных сведений. Еще называли Алтун-Падишаха, «султана Золотой Страны». Видимо, речь шла о правителе Алтая. Или Хакасии. Не исключено, что Саха (Якутии) или какой-то другой страны, например, Джунгарии. Правда, не ясно, какой духовный институт обслуживал там и светскую власть?
Правомерен вопрос, почему царский титул ценился лишь в «тюркских» странах? Здесь своя история, связанная опять же с культурой Алтая, с верой в Бога Небесного. Одно продолжало другое, случайностей тут быть не могло. Исключалось!
Хотя слово «царь» ныне считают, разумеется, латинским, в Древнем Риме не было такого титула, о чем уже говорилось. Впрочем, с его римским происхождением можно бы и согласиться, но… На Алтае слово «сэр» означало «самый главный», его не забыли в странах, рожденных Великим переселением народов. Порой оно звучало «сердар» и с глубокой древности отражалось в титуле правителя Северной Индии, Среднего Востока. Это подтверждают надписи на древних монетах и отдельные тексты… Рима тогда еще не было.
Титул «кесар» (кср) того же корня, что и «сэр». Он вполне мог быть титулом правителя на Древнем Алтае, потому что связан с именем Гесера, сына Божия, которого ниспослал Всевышний три тысячи лет назад. Явившись миру безобразным младенцем с «зубами мелкими, как гниды», Гесер вырос в красавца богатыря, он собрал племена в народ, научил обрядам почитания Бога Небесного. С тех пор он пророк всех тюрков, о чем сообщает 108-я сура Корана, если, конечно, не гнушаться джахилийей и прочитать ее со знанием прошлого.
Потом Тенгри взял Гесера на Небо, оставив на земле наместника, его называли «кесар». Отсюда пришел к тюркам обряд миропомазания, который отправляло высшее духовное лицо при восхождении на царский трон светского человека…
Очевидно, за титулом «царь» стояла культура народа, его общая история. Не в слове дело, а в том, что стоит за ним.
Убедиться в правильности сказанного позволяет, например, история Арагона, автономной области на северо-востоке Испании. Или Каталонии. Их исток - все тот же IV век, приход тюрков в Западную Европу, о чем достаточно рассказывалось выше.
Топоним Арагон связан с тюркским «арыг», который, кроме «речка», имеет и другое значение - «святой», «чистый». Таким был этот край Восточной Испании, долго и свято чтивший Единобожие… На его тюркское прошлое указывают археология, этнография, лингвистика. Но, пожалуй, еще четче - геральдика, которая неотличима от кушанской. Те же птицы, те же крылья, которые стали символами правящей династии испанских царей. Герб - это слишком серьезно для царского двора.
Но еще выразительнее пример с Австрией. Вернее, Остурией. При Аттиле эта область Альп называлась Австрогуния (Ос-тур-гун), Астурика. История связывает ее с Арагоном, обе эти провинции входили когда-то в средневековое государство Австразия, где правила в VI веке знаменитая Брунгильда (Бурункильди). И топоним «ос-тур» (OST-TÜR) тоже приводит к тюркам, к их языку - «взращенный тюрками», так можно передать смысл этого словосочетания. А увидеть его можно в геральдическом знаке династии, восходящем к той же кушанской символике.
Из сказанного можно заключить, что Европа была поделена на Северную и Южную. Католическую и арианскую. На Севере царствовала семья Балтов, на Юге - Амалов. Это утверждение, конечно, условно и нуждается в уточнении. Но из него следует, что, судя по известным персонам правящей династии Австрогунии, которая потом разделилась на три государства - Нейстрию (Западная Франция), Австразию (Восточная Франция) и Бургундию, там правил один царский род тюрков. Например, Нейстрией владел Клотарий II, Австразией - Хильдеберт, а Бургундией их дядя Гунтрамн. В этих именах и топонимах четко прочитывается тюркское начало, хотя им и придали европейский вид.
Приведенный выше «царский» перечень неполный, потому что он отражал итоги борьбы за корону Аттилы. Правители вряд ли помнили о самой короне, называя себя царями: борьбу они принимали по наследству, от родителей. По наследству же давались им враги и союзники… Так строились торговые и династические связи, военные союзы на Западе.
Патриарх Макарий - из его книги взяты сведения - превосходство турка объяснял тем, что, победив семерых царей - византийского, египетского, болгарского, сербского, арнаутского, трапезундского, царя Крыма и Татарии, - тот завоевал их земли. Кроме того, во владениях турецкого царя (султана) находился «гроб Господень», святыня христиан, что очень возвышало турков в глазах христианских народов… Конечно, это упрощенное объяснение, но показывающее, что мотивы высокой политики скрывались порой в людском тщеславии. В ревности. Эти мотивы способны побудить и воодушевить самого тщедушного правителя, если, конечно, он по крови тюрк.
Московский царь, к сожалению, был из их числа. Не имея ни армии, ни власти, он с последнего места в этой негласной табели о рангах мог подняться в глазах мировой правящей элиты. Стать уважаемым в Европе и в Азии.
Разве то не стимул для молодой царской династии? Конечно, стимул.
Запад предлагал властелину Кремля устранить препятствие на пути в высшее общество - остатки Татарии и Крыма. Все. Нужен был шаг на юг от Оки, чтобы начать восхождение на гору величия и победить турецкого царя. На то же, кстати, толкал московского царя и Антиохийский патриарх Макарий, который приехал в Москву наставлять Русского патриарха. Правда, лидер Греческой церкви имел свои, очень далеко идущие планы…
Что делать, но русские цари Романовы действительно были тюрками. Плохими, но тюрками. Азарт лидера жил и в них, поэтому на Романовых и сделал ставку папа римский.
В первом царе династии, в Михаиле, царского духа не было, этого человека на трон ветром занесла Судьба. А его сына Алексея воспитывали уже как царя, тщеславие не вредило юноше… Еще лучше это качество проявилось в следующем поколении, в Петре. Вот кто сполна отведал медовый вкус власти. Будучи юношей, он устранил двух соперников в борьбе за престол - родную сестру и брата, причем, как умер старший брат Иван, выздоровевший после тяжелой болезни, осталось тайной, видимо, его отравили. Ради спокойствия власти царь Петр казнил своего единственного сына, наследника, когда тот восстал против порочности отца… Увы, поступок, на который решится не каждый.
Петр I, пожалуй, самая неизвестная фигура российской истории, хотя больше всего написано как раз о нем. Жестокий и трусливый, деятельный и пассивный… Все противоположности сошлись в его лице, сделав образ царя чрезвычайно противоречивым. О нем можно спорить бесконечно.
Неизвестность Петра объясняется тем, что внимание историков к нему носило особый, политический характер. России, порвавшей с тюркским прошлым, нужен был герой. Новый символ, молодой, преуспевающий. И выбрали Петра, высокого красавца, хотя мало-мальски наблюдательный взгляд в его царствовании вряд ли увидит великие дела.
Этот царь не прорубал окна в Европу, наоборот, Европа сама прорубила его. Причем ранее, чем на троне появились Романовы.
Как человек Петр был нездоровым: тяжелые припадки эпилепсии и низкая страсть точили его всю жизнь (за эту страсть, между прочим, полагалась смертная казнь). Недуг сказывался на поведении больного, отсюда его гневливость, злопамятность, «вязкость» мышления - это симптомы болезни, а не характера. В общении он был крайне неприятен, и люди сторонились царя.
Вот мнения западных аристократов о Петре, которые приводит С. М. Соловьев, они самые нейтральные: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они есть на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти». Другой очевидец не менее категоричен: «Это государь очень хороший и вместе очень дурной; в нравственном отношении он полный представитель своей страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный…»
«Странный, а может быть, и оскорбительный отзыв!» - замечает мэтр российской истории. Но это мнения независимых людей. По крайней мере, людей, не связанных с иезуитами.
Его политика, как и политика отца, целиком исходила от иностранных советников, которые стояли за русским троном… В чем же проявлялось величие этого правителя?
Не в мифе ли, который сложили иезуиты?
Надо честно признать, что флот России создал Франц Лефорт, первый русский адмирал. Этот неутомимый швейцарец, непонятно откуда и как появившийся около русского царя, пользовался огромным влиянием, например, в 1697 году он вывез Петра на Запад, руководя Великим русским посольством… Весь «ранний» Петр - это Лефорт, его начинания и замыслы.
Франц Лефорт был удивительным человеком, не выделялся глубокими знаниями или образованием, его отличало иное - необыкновенное радушие. Так общительный швейцарец демонстрировал образец иезуитского поведения, он всегда был веселым, ловким, симпатичным. Душой любой компании. Дружба с ним увлекала Петра, который в силу своих болезней и порока был лишен этих человеческих качеств. В Лефорте царь увидел образец, желанный идеал для подражания. И он шел за ним, потеряв осторожность, столь необходимую политику такого ранга.
Лефортово, или Немецкая слобода, открывшаяся тогда в Москве, стала штабом петровской политики, там думали о России, но не о Руси и ее народе.
Славяне не интересовали Запад. Иезуиты и тайные тамплиеры проводили указания своих римских магистров, у которых были свои собственные планы. Иностранцы, в прямом и переносном смысле разыгрывавшие перед мальчиком-царем на Яузе потешные бои, формировали российские войска и российскую политику. Именно российскую! Здесь важно наконец-то чувствовать нюанс в слове, придуманном папским легатом Поссевино.
Солдаты, да, они интересовали Запад… В этой связи нелишне еще раз напомнить имя конюха Сергея Бухвостова, потому что с него началась российская армия, вернее, Преображенский полк, опять же созданный иностранцами. Он первый русский солдат, и пришел он из Лефортова. Кем был удалец? Кому служил? Неизвестно.
Петром руководили. Он проявлял в политике столько инициативы, сколько позволяли иезуиты и тамплиеры, имевшие конкретное лицо - имя и фамилию. Например, бельгиец Франц Тиммерман, в его руках целиком были русская армия и флот, он контролировал материальное оснащение войск и тыла. Его власти позавидовал бы нынешний министр обороны… Шотландец Патрик Гордон командовал генеральным штабом, состоял на службе царскому престолу с 1661 года, знал Россию лучше всякого русского… Яков Брюс, генерал-фельдмаршал, главный идеолог престола, его прошлое «глубоко западное»… Когорта иезуитов и тамплиеров слагала «гнездо Петрово», только подконтрольные дела они доверяли славянам.
В этой связи совершенно иной смысл обретает известное изречение Петра: на государеву службу рыжих и косых не брать. Рыжими и косыми он называл знатных тюрков, которые остались верны старой вере. Они вызывали раздражение и ненависть царя. Конечно, им не находилось места в той огромной бюрократической машине, которую создавал царь. Лишние для России люди.
Если это не узаконенная узурпация Западом власти в России, то что?
Молодой русский царь не представлял собой ничего, он проводил дни и ночи напролет в Немецкой слободе, где пьянствовал сутками. Гуляя, учился уму-разуму, отсюда и воспитание, вернее, полное отсутствие его, на что обращали внимание едва ли не все иностранцы, общавшиеся с ним. Царь с детства был предоставлен лишь самому себе, в отличие от сестры Софьи, у которой были учителя и наставники.
В письме Апраксину в Голландию Петр писал корявым подчерком: «Купи мне лимонов… да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве что привезут математические инструменты, то купи». Образование Петра оставляло желать много лучшего, он был полуграмотным, хотя и подписал множество указов и распоряжений. На занятиях проявлял неусидчивость, «вязкость» ума, что определялось его врожденной болезнью.
С таким диагнозом он не мог вести себя иначе. Невозможно. Это был явно не герой…
От того, что царь держал в руках плотницкий топор, он не стал плотником. От того, что сел на трон, не стал царем, сколько бы его не восхваляли. Всю жизнь томился непомерным тщеславием, на котором играли, как на струнах гитары. И эту музыку выдавали за русскую. То были аккорды затухающей восточной мелодии… Его безумие с каждым годом принимало все более и более маниакальную форму: мания величия не давала царю покоя ни днем ни ночью. Лучшего средства погубить династию и страну, пожалуй, и нет.
Едва ли не первое свое «царское» дело (Азовский поход) Петр проиграл. Его неопытная армия была перебита в бою с турецким гарнизоном.
Выигрыш, на который рассчитывали авторы той военной кампании, был в другом - с похода на Азов началось покорение старообрядческой Татарии. В документе от 1695 года так и сказано: «Царь пошел на тот берег реки…» Имелась в виду Ока. Поражение под Азовом - это запланированная победа! Вернее, маневр, отвлекающий противника. Не войдя в военное соприкосновение с турками, Россия победила, она без боя оккупировала Дон, сделав это руками казаков, которые вошли в войско Петра. Вот что было главным!
Начиная войну, русские связали донских татар кабальным военным союзом. Он-то и был политической победой при военном поражении. Война с Турцией перевела отношения двух стран - Татарии и России - на новый уровень. Дон, который был «бесхозным» субъектом Крымского ханства и общался с Москвой через царский Посольский приказ, теперь, в условиях военного времени, становился как бы своим, русским. Его дела от Посольского приказа приняли внутренние московские приказы.
Казаки тем самым де-юре признали русского царя своим атаманом и предводителем. Российская бюрократия, ведомая иезуитами, без боя получила страну. Городишко Азов ее не интересовал, он был лишь городишком в той стране…
Тем не менее для завершения дела требовался второй Азовский поход, иначе военный союз с Донской Татарией распался бы. На том настаивал Рим, создававший на Западе мощную коалицию против турков… Однако как проходил второй поход, осталось загадкой истории. Ее неразгаданной тайной. Официальная версия о том, что, мол, русские, окружив город высоким земляным валом, расстреляли турецкий гарнизон из пушек, рассчитана на слишком легковерных людей. Военная история знает подобные примеры осады, но это очень долгий прием.
Соорудить за неделю земляной вал под непрерывным обстрелом неприятеля вряд ли возможно. Нужны тысячи лопат, сотни тачек и подвод, доски. Если учесть, что летом ночь коротка, а днем земля в степи звенит, как камень, нужны еще и кирки… много кирок. Откуда они у армии солдат, а не землекопов? Речь идет о гигантском инженерном сооружении, на возведение которого требуются многие месяцы даже в мирное время.
Кстати, куда потом, после войны, исчез тот рукотворный вал?
Видимо, что-то было не так. Потому что есть другая версия, с таким же набором «аргументов». Она нелестно выставляет Россию и ее молоденького царя, которого турки соблазнили и после утех ему без боя отдали город, да еще подарили красивого петуха… Петру взять Азов помог порок, с которым он прожил всю жизнь. Но победа есть победа. Даже такая.
С тех пор города Татарии обрели новые имена. Биринчи стал Брянском, Бурунинеж - Воронежем, Кипензай - Пензой, Курсык - Курском, Тулу - Тулой… Царю Петру принадлежала старообрядческая Татария с ее беспокойным Доном. Москва и ее хозяева по своему усмотрению давали имена людям и городам.
Границы России раздвинулись, приблизившись к Кавказу и Турции…
Столица встречала героя торжественно. Руководил церемонией царский советник Андрей Виниус, человек-тень, как все иезуиты.
«Московские жители с изумлением смотрели на шествие, какого еще до сих пор не видывали, и более всего удивлялись тому, что сам царь… скромно идет за колесницей Лефорта», - писали историки о том торжестве. И верно, такого русские еще не видывали, победитель плелся за повозкой подчиненного, он боялся огласки своего подвига.
Собственно, его деяние было не новым, оно в традиции римской истории: точно так побеждал император Юлий Цезарь, вслед которому тоже кричали: «Царица».
Добавить сюда еще что-то трудно - факт передает политическую обстановку тех лет. А творилось необъяснимое.
Славяне даже воевали теперь по-новому, они уступали одну прежнюю позицию за другой, будто нарочно, чтобы быть на вторых ролях в своей собственной стране, чтобы смиренно идти «за колесницей Лефорта».
…Отличившихся в том азовском «сражении» Петр наградил вотчинами с тысячами крестьянских дворов. Награды давал за молчание. Христиане, обитавшие в тех вотчинах, становились вещью, капиталом, которым можно торговать, закладывать под залог, проигрывать в карты. Царь тем самым узаконил рабство славян в России, которое продолжалось до 1861 года, и, наоборот, возвысил иностранцев до уровня аристократов.
Назвав себя русскими, католики превращались в русских аристократов, владельцев поместий, они задавали нравственный тон в новом обществе. Любой иностранец без труда мог купить себя славянина за гроши.
Не стояли в стороне и те русские, дедов которых к вершинам власти занесла Смута, и они давились жирными кусками пирога, на которые щедр был царь. С Петра начал родословную не один дворянский род, о чем сообщают гербовники российского дворянства. Новые вельможи, попавшие в князи из грязи «смуты», не боясь, примеряли на себя чужую одежду. То была очередная перестройка русского общества, которая уж по счету.
А старая знать, даже та ее часть, что приняла христианство, отходила в тень. Кремль уже не нуждался в ее советах. Бояр не притесняли, нет, их просто не замечали. Перестали советоваться. Патриархальная, с безжалостной правдой на устах, старая знать раздражала царя своей оценкой Азовской военной кампании, подробности которой долго обсуждали в Москве. Многоопытная аристократия видела, что «успех» под Азовом не открывал русским Черного моря, там по-прежнему господствовала турецкая флотилия. Зачем нужна была эта позорная война? - спрашивали они.
А азовская победа имела иное - незнакомое! - свойство, не военно-стратегическое и не торговое, она вообще не вписывалась в рамки привычного для тюрка представления о победе. В ней проявился росток уже не русской, но российской политики - империя, которая будет наместником Рима на Востоке, будет в угоду папе завоевывать соседние страны и внедрять там культуру Запада. В конце концов, был же тайный план Поссевино, о котором русская аристократия, естественно, ничего не знала. Но он был.
«Третий Рим» утверждал волю папы. Сделав ставку на Романовых, Запад не ошибся. Старание их было весьма последовательным и на русском Дону, там сразу же началась христианизация населения. Вернее, карательные экспедиции… Словом, все повторялось, как в матушке-России, так же образ Бога Небесного меняли на иные образа.
Сценарий был един, режиссеры - тоже. Казачьи станицы смолкали одна за другой: там поздно поняли, кого привели казаки в Азов, кому помогали.
События следовали неминуемым чередом.
Первым очнулся, будто от наваждения, атаман Булава, он в 1707 году поднял донских татар против новых хозяев Дона. Началась очередная крестьянская война, носившая явный религиозный оттенок, но вошедшая в историю России как Булавинский бунт, вернее, стычка, «вспыхнувшая между казаками и крестьянами»… Хотя при чем здесь это? И как тогда отличали казаков от крестьян?
Исход той «крестианской» войны был предрешен с первого ее дня, около атамана стояли агенты иезуитов, они и убили своевольного бунтаря, дав ему раздуть пламя бунта. И - вот тогда уж карательные экспедиции навалились на Дон хуже наводнения, страшнее саранчи, они подчиняли станицу за станицей, юрт за юртом, всюду утверждая символы греческой веры и власть русского царя. Князь В. В. Долгорукий исполнял приказы Петра в точности: всех противящихся вырубал. Мятежные станицы сжигали живьем, а малолетних детей подводили к бричке, если голова ребенка была выше ее колеса, царский приказ велел рубить голову. Следить за сиротами оставляли наставников - «крестиан», с которыми и враждовали казаки.
Вырастали малыши уже славянами, невольниками… Эти страшные трагедии знал даже известный российский историк С. М. Соловьев, но писал о них осторожно, намеками. Не исключено, что его прадед был из тех чудом уцелевших малышей…
Как веру, не церемонясь, Петр сменил Дону и знамя - духа-покровителя казаков. На новом знамени был изображен пьяный казак, сидящий на пустой винной бочке. Он с тех пор представляет некогда вольную землю, ту, где прежде говорили молодым: «Не пей вина, не вмешивайся в смуты, эти два порока разрушают дворцы и крепости»… Не послушали казаки старую пословицу. Вот и пропили все, даже свободу своих детей.
А ведь прежде Дон славил елень (солнечный олень), знак Бога и Древнего Алтая, он был на знаменах донских татар, он был их духом-покровителем… Не вспоминают его ныне. Зачем?
Победы на Дону придали вес России, царство выросло, стало сильнее. И римский папа повел его дальше, на путь империи. Дон, видимо, был неким мерилом способностей династии Романовых…(lady-dalet: вот откуда у Романовых алтайский грифон на гербе). При вручении верительных грамот московские послы уже не скупились на заверения в «древней дружбе между Россией и западными державами Европы, для того чтобы согласиться, каким способом ослабить врагов Креста Господня - турецкого султана, крымского хана и всех басурманских орд». Прежде подобное русские не произносили, рангом были пониже.
Эту перемену, бесспорно, принесла христианизация. Она! Россия стала восточной провинцией Латинской империи, хотя открыто никогда не признавала свое положение и довольствовалась ролью союзника. Поэтому в мировой табели о рангах русского царя и поднимали все выше и выше.
Поездки Петра за границу, его военные успехи распалили болезненное тщеславие, породили желание стать императором, подчинить себе не только соседние страны, но и Русскую церковь. Такой поворот событий был очень даже на руку Западу, он еще дальше отдалял Россию от старой Руси. Собственно, в этом и состояла идея Третьего Рима, которую десятилетиями вживляли в сознание Кремля… И семя дало росток.
Императорским амбициям Петра изначально противились лишь те, кому новая роль страны была не по душе, кому не нравилась Россия - задворок латинского Запада. В числе противников стояла царевна Софья, набожная и властная женщина, думавшая о Руси. Имя ее пользовалось уважением у русского народа, ее считали антиподом Петру, к ней тянулись жертвы царской несправедливости. А число пострадавших росло быстро.
…После колонизации Дона в Москве очень страдали стрельцы, в которых жила любовь к патриархальности. Их родственников, донских татар, уничтожали, обращали в крепостных. Самих стрельцов, пользовавшихся привилегиями, тоже теснили, склоняя к новой вере. Им, например, запретили торговать, заниматься ремеслами, пока не станут христианами… Кремль исподволь провоцировал стрелецкий бунт. Сам вызывал его.
Он играл на отчаянном положении армии, состоящей из наемников, для которых Москва со Стрелецкой слободой стала родиной. Им, безденежным и бесправным, просто некуда было деться: на Дону чужие и здесь не свои.
.
Бунт стрельцов был важен в первую очередь иезуитам, которые задумали создать новую русскую армию, но, не уничтожив старую, сделать это было практически невозможно: оружие находилось все-таки в руках стрельцов. Они, эти татары-наемники, которым следовало платить, были не нужны царю. Ему объяснили, что солдат можно набирать и из славян, ничего не стоящих казне. В той простой истине скрывались мотивы стрелецкого бунта.
(S. 258-262)
Продолжение следует.