Кольцо Нибелунгов или проклятие рейнского золота. Власть мифа.
Сказать, что было дальше, я не сумею вам.
Известно лишь, что долго и дамам и бойцам
Пришлось по ближним плакать, не осушая глаз.
Про гибель нибелунгов мы окончили рассказ
Ужасная гибель Нибелунгов при дворе гунна Этцеля, трагичность отдельных судеб героев и несчастливый финал «Песни…» взволновали публику XIII века. Королевские дворы мечтали заполучить собственные копии «Песни о Нибелунгах». В Пассау и Лорше вовсю трудились копиисты. И не просто усердно переписывали текст, а что-то добавляли от себя, присовокупляли определенные версии.
В ходу было не просто чтение, а выразительное исполнение отдельных отрывков о Зигфриде и Хагене, о мести Кримхильды и т. д. Так называемый бродячий актер Марнер распевал при дворах песни о короле Ротере, Дитрихе Бернском, о смерти Зигфрида и сокровищах Нибелунгов. А его коллега Хьюго Тримберг (1230-1313) любил рассказывать слушателям о поединке Зигфрида с драконом, сокровищах и убийстве героя.
Вот в эту-то эпоху один регенсбургский переписчик и решает слегка подкорректировать несколько «нетактичное» поведение Кримхильды. Свое творение он назовет «Кудрун» (она же Кримхильда).
В результате изначальные сюжеты «Песни…» отойдут на задний план: здесь Кудрун - примерная супруга Хертвига. Она - символ придворных добродетелей, великодушия и безмерного послушания. Ее противник, Хартмут, - совсем иной, чем мрачный Хаген, - тоже «интегрирован» в придворную рыцарскую жизнь.
В позднее Средневековье публика возлюбит все цветистое и экзотическое. При дворах знати будут курсировать большие собрания приключений: в них без разбора рассказывалось и о короле Артуре, Ротере и Вальтере, Саладине и Зигфриде. Подобные книги под названием «Венец приключений» (Генрих фон дер Тюрлин, 1220) или «Книга приключений» (Ульрих Фуэтрер, 1475) стали зеркальным отражением придворных вкусов на исходе Средневековья.
Австрийский монах-доминиканец в 1350 году писал в летописи своего родного монастыря в Леобене о появлении Атиллы на западе и о Папе Льве. По легенде, мудрый Папа в V веке удержал кровожадного гунна от разорения беззащитного града Рима. Но не это важно. Доминиканец из Леобена сообщает, что с Атиллой на Рим шли… великаны, а среди них Дитрих Бернский, оружейник Хильдебранд, Рюдигер Пехларн, Хаген и другие.
В «Хронике мира» Генриха Мюнхенского (XIV век) Нибелунги и их гибель при дворе властителя гуннов описываются уже как исторический факт эпохи переселения народов. Граница между историей и литературой стерта.
К фольклорным переработкам сюжета можно отнести баварский эпос «Сад роз» 1260 года. Идиллия вормского сада роз, места мирной семейной жизни Кримхильды и Зигфрида, обуславливает «хэппи-энд» - здесь Зигфрид остается цел и невредим.
Вообще, Нибелунги были настолько популярны в Средние века, что даже такой серьезный францисканец, как Бертольд Регенсбургский, в 1270 году цитировал «Песню…» в своих проповедях.
В 1488 году император Фридрих III (1415-1493) во время своего визита в Вормс пожелал увидеть останки знаменитого великана Зигфрида, чье копье было выставлено в Вормском соборе чуть ли не как объект культового поклонения.
Как исполнили жители Вормса оригинальное требование императора, ни в одном историческом источнике не упоминается. Однако вплоть до XVII века на старой ратуше Вормса сохранялась фреска, на которой Фридрих был изображен в компании с Зигфридом, драконом и королями бургундов. Неплохая, в общем, компания…
И вот однажды в 1527 году в Нюрнберге появляется «Песня о покрытом чешуей Зигфриде». Это компиляция фольклорных и литературных отрывков сказаний о Нибелунгах. В центре внимания все экзотическое: битва с драконами, дева Брунгильда и ее соперница, прекрасная Кримхильда. А первоначальные сюжеты из «Эдды» уже исчезли без следа.
Судите сами. В поисках приключений Зигфрид встречает в лесу угольщика, несчастье которого заключается в том, что он обязан постоянно подкармливать пылающими углями не в меру прожорливого дракона.
Зигфрид, как истинный герой, всегда готов помочь, а потому вызывает чудовище на бой и, естественно, побеждает. Драконью чешую он расплавляет в костре и обливается этим драконьим отваром с ног до головы. Укрепив таким волшебным образом свои силы, он отправляется навстречу следующему подвигу в Вормсе, ко двору короля Гибикса, у которого имеются трое сыновей и дочь Кримхильда. Она-то, бедняжка, и похищена. Кем? Другим ужасным драконом, который каждые два дня превращается в человека и в таком виде умыкает в свою неблагоустроенную пещеру невезучих принцесс. Спасение девушки - дело чести для Зигфрида, вкусившего уже не одно драконье сердце. Вот только в данном случае ему крайне важно заручиться поддержкой гнома-колдуна. От него-то и узнает герой, что ключ от темницы Кримхильды находится в руках весьма невоспитанного великана, которого герой сможет одолеть лишь благодаря плащу-невидимке.
В финальной сцене «шоу» на сцене внезапно появляется не только дракон-похититель, но и шестьдесят его более мелких помощников, и всех их Зигфриду придется лишить их рептильей жизни. Поистине сказочно!
Выбор подобных эпизодов яснее ясного свидетельствует об интересах читателей того времени: они тянутся ко всему сказочному, захватывающему и увлекательному. Трагическое, серьезное и поучительное в этом виде литературы не находит места.
Нюрнбергский башмачник и майстерзингер Ганс Сакс переработал данный сюжет в середине XVI века в театральную пьесу «Зефрит, сын короля Зигмунда в Нидерландах» (1557). Распечатки этого текста курсировали во многих немецких городах на ярмарке. А в начале XVII века был даже сделан перевод пьесы на чешский язык.
Город Вормс в эти века так и остается центром нибелунгских легенд. Франкфуртские книготорговцы в 1600 году продали туда свыше 20 экземпляров «Покрытого чешуей Зефрида». По тем временам просто колоссальный тираж! Вормский ученый, ректор Фридрих Цорн как раз в 1600 году благородно негодовал по поводу всей той чепухи, что «сочинена об этом Зейфриде, его копье и мече».
Но и это не все. Сюжеты о Нибелунгах, пусть и в состоянии, изменившемся до неприличного, благополучно и закономерно докочевали до века XVIII-ro и ворвались в эпоху барокко. В 1726 году появляется «Народная книга о покрытом чешуей Зигфриде» в прозе! Написанная в стиле плутовского романа (так же как и «Герцог Эрнст», «Фауст», «Уленшпигель»), она повествует о битвах Нибелунгов. Простенько и со вкусом.
На этом триумфальное шествие Нибелунгов по эпохам и столетиям вовсе не завершается. Впереди у нас еще целая страница истории, исполненная драматизма столь же вопиющего, как и сама легенда. Итак, заходим на последний виток нашей ленты времени.
Верность до самой смерти: эпоха мировых войн
Картина гибели мифических Нибелунгов в любую эпоху истолковывалась по-своему. В XIII веке бурно реагировали на «Жалобу» Мастера Конрада с христианизированной интерпретацией событий. В свою очередь, в конце XIX века судьба Нибелунгов, как вы уже догадываетесь, символизировала немецкий национальный вопрос.
Прусско-французская война 1870-1871 годов позволила наконец позабыть об унизительном поражении, которое нанес Пруссии Наполеон. Прусский рейхсканцлер Отто Бисмарк в 1871 году основал Второй рейх. В результате этих исторических событий возникло новое самосознание немцев, в основу которого положено послание о национальной гордости.
В 1880-е годы появились почтовые открытки, на которых князь Бисмарк в позе Зигфрида стоит в кузне и кует меч национального единства. Что это?
На волне подобных настроений публике поначалу не понравились оперы Вагнера, посвященные Нибелунгам. Куда больше царившим тогда настроениям соответствовала «Немецкая песня» историка и литератора Феликса Дана (1834-1912). Последние строфы оповещали читателей:
«Пусть побеждает враг, но пусть трепещет он, не до триумфа уж ему! Бороться до последнего стяга, изорванного неприятелем, бороться, пока не сломится клинок, бороться, пока последняя капля немецкой крови не пролилась из сердца. И смеяться, как смеялся когда-то Хаген, бросаясь на мечи навстречу смерти».
В период между основанием Второго рейха 1871 года и Второй мировой войной Нибелунги переживут очередной взлет популярности. Появится не менее 21 продолжения «Песни о Нибелунгах» и прочих переработок сюжета. Тон задавался издателем первого популярного перевода «Песни…» литератором Фридрихом-Генрихом фон дер Хагеном (1807):
«Ни одна другая песня не способна так тронуть немецкие сердца, так вдохновить их и укрепить, как эта… открывшая нам лучшие из мужских добродетелей: гостеприимство, щедрость, верность и дружбу до самой смерти, человечность, нежность и великодушие в борьбе, героизм, мужество, нечеловеческую смелость, ум и жертвенность во имя чести, долга и справедливости».
В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, появилась «Немецкая героическая сага» Фридриха Лейена (1912), в предисловии к которой ясно сформулированы национальные идеи:
«Если мы хотим найти выход, мы должны попытаться вернуть героические сказания эпохи переселения народов… Их невероятные деяния и судьбы, их бесконечная непримиримая битва дадут германцам новые силы».
Из всех «добродетелей германцев» на первый план выходит жажда боя, воинственность; из «великодушия в борьбе» (по фон дер Хагену) в эру кайзера Вильгельма рождается «непримиримая битва».
После Франко-прусской войны 1871 года многие патриоты впадут в самый форменный шовинизм:
«Кровь Нибелунгов устремляется вновь по жилам твоим, Божий дух над тобой, о, Родина, и под гром фанфар войны взрастешь ты, изумляя мир, сердце Франции пронзив копьем» (Э.Гейбель, 1871).
Кайзер Вильгельм I именовался «Зигфридом немецкого народа» (И. Роденберг, 1872), а новый германский рейх - «Землей Нибелунгов».
«С запада грядет буря, дождь стеной падет… Но чую я, из племени и рода Нибелунгов, вокруг меня нибелунгская земля» (А. Бартельс, 1896).
С аналогичным пафосом написана и работа Фридриха Вольтерса и Карла Петерсена, появившаяся в Бреслау после 1918 года: здесь в предисловии читаем и о «судьбоносном бытии немецкого народа», и о необходимости противопоставить «героический дух» «враждебному миру современности» («Героические сказания германцев», 1921).
Особенно жутковатое впечатление производят рассуждения о «нибелунгской верности». Уже из рассказов римлянина Тацита о германцах мы узнаем о верности этих племен друг другу. Историки литературы XIX века, рассуждая о героических сказаниях германцев, тоже довольно часто упоминали о данном понятии:
«Это верность немецкого народа, благодаря песням ставшая незабываемым памятником общегерманских ценностей» (А. Вилмар, 1845).
Что же, пардон, прикажете подразумевать в данной историй под верностью? Предательское приглашение Кримхильды ко двору Этцеля, готовящее смертельную ловушку ее братьям? Или их предательство, завершившееся смертью Зигфрида? Или поведение самой Кримхильды, ссорящейся с Брунгильдой и предающей собственного мужа? Какая-то странная получается эта верность. Мягко говоря, смертоносная.
И надо полагать, рейхсканцлер Бернард фон Бюлов не вполне отдавал себе отчет, когда заявлял в Австрии о «верности Нибелунгов» 29 марта 1909 года:
«Мои господа, я где-то прочитал пренебрежительные отзывы о нашей вассальной подчиненности Австро-Венгрии. Нет повода для насмешек! <…> Мы верны друг другу, как Нибелунги».
В то же самое время к рейхсканцлеру присоединится берлинский германист Густав Реете, заявивший о Нибелунгах:
«Какое величайшее наследие оставили они нам - верность!»
Верность чему имеют в виду немцы на подъеме патриотических настроений?
Миф о Нибелунгах вновь и вновь появлялся в Германии. В последний год Первой мировой войны - 1918-й - в политический жаргон политиков Германии войдет выражение «подлый удар в спину». Так, 2 ноября 1918 года один из политиков, Эрнст Мюллер, скажет своим слушателям в Мюнхене:
«До тех пор пока идет война, мы обязаны соблюдать свой проклятый долг перед родиной. Иначе нам будет нестерпимо стыдно собственных детей и внуков, если мы нанесем подлый удар в спину собственной отчизне».
Гинденбург в 1920 году напишет в своих «Мемуарах»:
«Как Зигфрид пал от подлого удара Хагена, так пал и наш фронт; напрасно мы пытались испить глоток новой жизни из источника наших национальных сил».
Красивая метафора, впечатляет.
Нибелунги по-прежнему питали душу нации. Еще в XIX веке Зигфрид был объявлен национальным героем и символом немецкой мощи и решительности. Его убийство стало метафорой гибели немецкого владычества.
Пьесы в драматических и оперных театрах, книги для детей и школьная литература - все было посвящено Нибелунгам.
Адольф Гитлер в 1932 году скажет о педагогической ценности германских героических сказаний:
«Национал-социалистическое движение хочет воспитывать немецких мальчиков патриотами, сделать их гордыми и мужественными, научить никогда не склонять головы пред врагом… Немецкая молодежь тогда будет верна своему народу, даже когда он попадет в величайшую опасность. Все то, что восхищает вас в героических легендах и песнях, должно стать для вас примером для подражания». («Книга фюрера немецкой молодежи». Ольденбург, 1933).
Так из героического эпоса Нибелунги окончательно превратились в идеологическое орудие.
В пересказах легенд о Нибелунгах Леопольда Вебера (1934), Герхарда Крюгеля (1937) и Ханса- Фридриха Б лунка (1938) сюжеты «Песни…» были переработаны и «нагружены» идеологией. В особенности у Вебера - здесь несть числа нападкам на недочеловеков-гуннов. Так, воины Этцеля названы «крысами», выступившими против «немецких героев».
Даже замечательный фильм «Нибелунги» (1924) австро-германского режиссера Фрица Ланга не был полностью свободен от расистских стереотипов. В сценарии, написанном супругой Ланга Теей Харбоу в 1923 году, о гуннах сказано: «Нагие мужи, измазанные жиром, в повязках вокруг чресел, пьют из чаш, многие из которых чистого золота; пьют вино, смешанное с людской кровью».
Посвящение на титульном листе книги гласило: «Тебе и Германии». Как раз Нибелунги стали хорошей пробой на прочность семейного союза Ланга и Харбоу. В 1933 году Фриц Ланг покинет Германию, a Tea Харбоу останется делать свою театральную карьеру.
В художественном смысле для своего времени фильм был снят замечательно. Визуальные эффекты: дуэль в плаще-невидимке, стена пламени вокруг крепости Брунгильды или битва Зигфрида с драконом - до сих пор высоко оцениваются историками кинематографа.
Однако национал-социалистический строй даже после эмиграции режиссера, как ни странно, не запретил его фильм. И этот нонсенс подтверждает лишь одно: новый режим приветствовал экранизацию древних сказаний, возможность их популярного распространения. Даже экранизация Вайта Харлана, снявшего в 1940 году фильм по роману Леона Фейхтвангера «Еврей Зюсо, говорит о том, что новое фашистское правительство усмотрело в кино великое оружие пропаганды. А уж герои фильма Фрица Ланга, Зигфрид и его верная Кримхильда, в исполнении великолепных блондинов Пауля Рихтера и Маргареты Шеен и подавно воплощали пропагандируемый у наци идеал «арийской» красоты.
Настала эра оперы Рихарда Вагнера. Теперь его произведения - «культурный идеал». Особенно на популяризации наследия композитора настаивал англичанин Хьюстон Стюарт Чамберлен, идеальный представитель национал-социалистической расовой теории. Именно Гитлер спасет от банкротства Байротские фестивали.
Сталинград впишет в историю Нибелунгов особенно жуткую главу: Герман Геринг сравнивал Сталинград с окруженными в нем войсками с Нибелунгами в горящем королевском зале Этцеля. Весьма поэтично (патриотично, фанатично и романтично)..!
Вагнеровским похоронным маршем из «Сумерек богов» нацисты в апреле 1945 года сопроводили сообщение о смерти Гитлера. […] Иными словами, до последнего момента режим рядился в одеяния Нибелунгов.[…]
Так или иначе, в эпоху мировых войн, между 1914 и 1945 годами, Нибелунги сделались идеологическим символом, кодом политического языка националистов, реакционеров, милитаристов и национал-социалистов. И, как следствие отождествления с ними для последующей эпохи.
Но оставим это на совести прошлого века и вернемся, завершая наши изыскания, в точку отсчета - в век XXI, день сегодняшний.
Оглядываясь на пройденный путь, мы понимаем, что в действительности нам еще только предстоит расшифровать символическое значение Нибелунгов для человечества. Как, опять?! Да, возможно, и опять, и снова… Возможно, нам предстоит открыть новый смысл, услышать иное звучание. Почему нет? И возможно, это новое звучание уже не будет звуком битвы. Кто знает…
«Моя история - ни в коем случае не аллегория ядерной угрозы, но угрозы Власти как таковой... Того неизбежного исхода, что венчает любые попытки победить силу зла - силой», - Толкиен.
Это сокровища, становящиеся проклятием для их хозяев, требующие борьбы, войн и смерти и в конце концов исчезающие с лица земли.
Итак, мне предложили поработать с рейнским золотом. Не для того, чтобы создать что то новое, например, новое кольцо, а чтобы подвести черту - увидеть как работает проклятие, сокрушая не только государство, давно ставшее колонией, но и твою собственную семью.
Был ли это эксперимент отказа от духовности и падения в материализм? Был ли отказ добровольным и согласие на принятие последствий поступков?
Я все ещё не знаю, когда было дано согласие командоров Тевтонского Ордена на такой договор? Когда захотелось власти и могущества, основанные на золоте взамен на любовь? Когда состоялась эта купля-продажа души Дьяволу? Ведь тогда была оборвана связь с Вертикалью? Добровольно или приемом шантажа?
Итак, рейнское золото.
Известно лишь, что долго и дамам и бойцам
Пришлось по ближним плакать, не осушая глаз.
Про гибель нибелунгов мы окончили рассказ
Ужасная гибель Нибелунгов при дворе гунна Этцеля, трагичность отдельных судеб героев и несчастливый финал «Песни…» взволновали публику XIII века. Королевские дворы мечтали заполучить собственные копии «Песни о Нибелунгах». В Пассау и Лорше вовсю трудились копиисты. И не просто усердно переписывали текст, а что-то добавляли от себя, присовокупляли определенные версии.
В ходу было не просто чтение, а выразительное исполнение отдельных отрывков о Зигфриде и Хагене, о мести Кримхильды и т. д. Так называемый бродячий актер Марнер распевал при дворах песни о короле Ротере, Дитрихе Бернском, о смерти Зигфрида и сокровищах Нибелунгов. А его коллега Хьюго Тримберг (1230-1313) любил рассказывать слушателям о поединке Зигфрида с драконом, сокровищах и убийстве героя.
Вот в эту-то эпоху один регенсбургский переписчик и решает слегка подкорректировать несколько «нетактичное» поведение Кримхильды. Свое творение он назовет «Кудрун» (она же Кримхильда).
В результате изначальные сюжеты «Песни…» отойдут на задний план: здесь Кудрун - примерная супруга Хертвига. Она - символ придворных добродетелей, великодушия и безмерного послушания. Ее противник, Хартмут, - совсем иной, чем мрачный Хаген, - тоже «интегрирован» в придворную рыцарскую жизнь.
В позднее Средневековье публика возлюбит все цветистое и экзотическое. При дворах знати будут курсировать большие собрания приключений: в них без разбора рассказывалось и о короле Артуре, Ротере и Вальтере, Саладине и Зигфриде. Подобные книги под названием «Венец приключений» (Генрих фон дер Тюрлин, 1220) или «Книга приключений» (Ульрих Фуэтрер, 1475) стали зеркальным отражением придворных вкусов на исходе Средневековья.
Австрийский монах-доминиканец в 1350 году писал в летописи своего родного монастыря в Леобене о появлении Атиллы на западе и о Папе Льве. По легенде, мудрый Папа в V веке удержал кровожадного гунна от разорения беззащитного града Рима. Но не это важно. Доминиканец из Леобена сообщает, что с Атиллой на Рим шли… великаны, а среди них Дитрих Бернский, оружейник Хильдебранд, Рюдигер Пехларн, Хаген и другие.
В «Хронике мира» Генриха Мюнхенского (XIV век) Нибелунги и их гибель при дворе властителя гуннов описываются уже как исторический факт эпохи переселения народов. Граница между историей и литературой стерта.
К фольклорным переработкам сюжета можно отнести баварский эпос «Сад роз» 1260 года. Идиллия вормского сада роз, места мирной семейной жизни Кримхильды и Зигфрида, обуславливает «хэппи-энд» - здесь Зигфрид остается цел и невредим.
Вообще, Нибелунги были настолько популярны в Средние века, что даже такой серьезный францисканец, как Бертольд Регенсбургский, в 1270 году цитировал «Песню…» в своих проповедях.
В 1488 году император Фридрих III (1415-1493) во время своего визита в Вормс пожелал увидеть останки знаменитого великана Зигфрида, чье копье было выставлено в Вормском соборе чуть ли не как объект культового поклонения.
Как исполнили жители Вормса оригинальное требование императора, ни в одном историческом источнике не упоминается. Однако вплоть до XVII века на старой ратуше Вормса сохранялась фреска, на которой Фридрих был изображен в компании с Зигфридом, драконом и королями бургундов. Неплохая, в общем, компания…
И вот однажды в 1527 году в Нюрнберге появляется «Песня о покрытом чешуей Зигфриде». Это компиляция фольклорных и литературных отрывков сказаний о Нибелунгах. В центре внимания все экзотическое: битва с драконами, дева Брунгильда и ее соперница, прекрасная Кримхильда. А первоначальные сюжеты из «Эдды» уже исчезли без следа.
Судите сами. В поисках приключений Зигфрид встречает в лесу угольщика, несчастье которого заключается в том, что он обязан постоянно подкармливать пылающими углями не в меру прожорливого дракона.
Зигфрид, как истинный герой, всегда готов помочь, а потому вызывает чудовище на бой и, естественно, побеждает. Драконью чешую он расплавляет в костре и обливается этим драконьим отваром с ног до головы. Укрепив таким волшебным образом свои силы, он отправляется навстречу следующему подвигу в Вормсе, ко двору короля Гибикса, у которого имеются трое сыновей и дочь Кримхильда. Она-то, бедняжка, и похищена. Кем? Другим ужасным драконом, который каждые два дня превращается в человека и в таком виде умыкает в свою неблагоустроенную пещеру невезучих принцесс. Спасение девушки - дело чести для Зигфрида, вкусившего уже не одно драконье сердце. Вот только в данном случае ему крайне важно заручиться поддержкой гнома-колдуна. От него-то и узнает герой, что ключ от темницы Кримхильды находится в руках весьма невоспитанного великана, которого герой сможет одолеть лишь благодаря плащу-невидимке.
В финальной сцене «шоу» на сцене внезапно появляется не только дракон-похититель, но и шестьдесят его более мелких помощников, и всех их Зигфриду придется лишить их рептильей жизни. Поистине сказочно!
Выбор подобных эпизодов яснее ясного свидетельствует об интересах читателей того времени: они тянутся ко всему сказочному, захватывающему и увлекательному. Трагическое, серьезное и поучительное в этом виде литературы не находит места.
Нюрнбергский башмачник и майстерзингер Ганс Сакс переработал данный сюжет в середине XVI века в театральную пьесу «Зефрит, сын короля Зигмунда в Нидерландах» (1557). Распечатки этого текста курсировали во многих немецких городах на ярмарке. А в начале XVII века был даже сделан перевод пьесы на чешский язык.
Город Вормс в эти века так и остается центром нибелунгских легенд. Франкфуртские книготорговцы в 1600 году продали туда свыше 20 экземпляров «Покрытого чешуей Зефрида». По тем временам просто колоссальный тираж! Вормский ученый, ректор Фридрих Цорн как раз в 1600 году благородно негодовал по поводу всей той чепухи, что «сочинена об этом Зейфриде, его копье и мече».
Но и это не все. Сюжеты о Нибелунгах, пусть и в состоянии, изменившемся до неприличного, благополучно и закономерно докочевали до века XVIII-ro и ворвались в эпоху барокко. В 1726 году появляется «Народная книга о покрытом чешуей Зигфриде» в прозе! Написанная в стиле плутовского романа (так же как и «Герцог Эрнст», «Фауст», «Уленшпигель»), она повествует о битвах Нибелунгов. Простенько и со вкусом.
На этом триумфальное шествие Нибелунгов по эпохам и столетиям вовсе не завершается. Впереди у нас еще целая страница истории, исполненная драматизма столь же вопиющего, как и сама легенда. Итак, заходим на последний виток нашей ленты времени.
Верность до самой смерти: эпоха мировых войн
Картина гибели мифических Нибелунгов в любую эпоху истолковывалась по-своему. В XIII веке бурно реагировали на «Жалобу» Мастера Конрада с христианизированной интерпретацией событий. В свою очередь, в конце XIX века судьба Нибелунгов, как вы уже догадываетесь, символизировала немецкий национальный вопрос.
Прусско-французская война 1870-1871 годов позволила наконец позабыть об унизительном поражении, которое нанес Пруссии Наполеон. Прусский рейхсканцлер Отто Бисмарк в 1871 году основал Второй рейх. В результате этих исторических событий возникло новое самосознание немцев, в основу которого положено послание о национальной гордости.
В 1880-е годы появились почтовые открытки, на которых князь Бисмарк в позе Зигфрида стоит в кузне и кует меч национального единства. Что это?
На волне подобных настроений публике поначалу не понравились оперы Вагнера, посвященные Нибелунгам. Куда больше царившим тогда настроениям соответствовала «Немецкая песня» историка и литератора Феликса Дана (1834-1912). Последние строфы оповещали читателей:
«Пусть побеждает враг, но пусть трепещет он, не до триумфа уж ему! Бороться до последнего стяга, изорванного неприятелем, бороться, пока не сломится клинок, бороться, пока последняя капля немецкой крови не пролилась из сердца. И смеяться, как смеялся когда-то Хаген, бросаясь на мечи навстречу смерти».
В период между основанием Второго рейха 1871 года и Второй мировой войной Нибелунги переживут очередной взлет популярности. Появится не менее 21 продолжения «Песни о Нибелунгах» и прочих переработок сюжета. Тон задавался издателем первого популярного перевода «Песни…» литератором Фридрихом-Генрихом фон дер Хагеном (1807):
«Ни одна другая песня не способна так тронуть немецкие сердца, так вдохновить их и укрепить, как эта… открывшая нам лучшие из мужских добродетелей: гостеприимство, щедрость, верность и дружбу до самой смерти, человечность, нежность и великодушие в борьбе, героизм, мужество, нечеловеческую смелость, ум и жертвенность во имя чести, долга и справедливости».
В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, появилась «Немецкая героическая сага» Фридриха Лейена (1912), в предисловии к которой ясно сформулированы национальные идеи:
«Если мы хотим найти выход, мы должны попытаться вернуть героические сказания эпохи переселения народов… Их невероятные деяния и судьбы, их бесконечная непримиримая битва дадут германцам новые силы».
Из всех «добродетелей германцев» на первый план выходит жажда боя, воинственность; из «великодушия в борьбе» (по фон дер Хагену) в эру кайзера Вильгельма рождается «непримиримая битва».
После Франко-прусской войны 1871 года многие патриоты впадут в самый форменный шовинизм:
«Кровь Нибелунгов устремляется вновь по жилам твоим, Божий дух над тобой, о, Родина, и под гром фанфар войны взрастешь ты, изумляя мир, сердце Франции пронзив копьем» (Э.Гейбель, 1871).
Кайзер Вильгельм I именовался «Зигфридом немецкого народа» (И. Роденберг, 1872), а новый германский рейх - «Землей Нибелунгов».
«С запада грядет буря, дождь стеной падет… Но чую я, из племени и рода Нибелунгов, вокруг меня нибелунгская земля» (А. Бартельс, 1896).
С аналогичным пафосом написана и работа Фридриха Вольтерса и Карла Петерсена, появившаяся в Бреслау после 1918 года: здесь в предисловии читаем и о «судьбоносном бытии немецкого народа», и о необходимости противопоставить «героический дух» «враждебному миру современности» («Героические сказания германцев», 1921).
Особенно жутковатое впечатление производят рассуждения о «нибелунгской верности». Уже из рассказов римлянина Тацита о германцах мы узнаем о верности этих племен друг другу. Историки литературы XIX века, рассуждая о героических сказаниях германцев, тоже довольно часто упоминали о данном понятии:
«Это верность немецкого народа, благодаря песням ставшая незабываемым памятником общегерманских ценностей» (А. Вилмар, 1845).
Что же, пардон, прикажете подразумевать в данной историй под верностью? Предательское приглашение Кримхильды ко двору Этцеля, готовящее смертельную ловушку ее братьям? Или их предательство, завершившееся смертью Зигфрида? Или поведение самой Кримхильды, ссорящейся с Брунгильдой и предающей собственного мужа? Какая-то странная получается эта верность. Мягко говоря, смертоносная.
И надо полагать, рейхсканцлер Бернард фон Бюлов не вполне отдавал себе отчет, когда заявлял в Австрии о «верности Нибелунгов» 29 марта 1909 года:
«Мои господа, я где-то прочитал пренебрежительные отзывы о нашей вассальной подчиненности Австро-Венгрии. Нет повода для насмешек! <…> Мы верны друг другу, как Нибелунги».
В то же самое время к рейхсканцлеру присоединится берлинский германист Густав Реете, заявивший о Нибелунгах:
«Какое величайшее наследие оставили они нам - верность!»
Верность чему имеют в виду немцы на подъеме патриотических настроений?
Миф о Нибелунгах вновь и вновь появлялся в Германии. В последний год Первой мировой войны - 1918-й - в политический жаргон политиков Германии войдет выражение «подлый удар в спину». Так, 2 ноября 1918 года один из политиков, Эрнст Мюллер, скажет своим слушателям в Мюнхене:
«До тех пор пока идет война, мы обязаны соблюдать свой проклятый долг перед родиной. Иначе нам будет нестерпимо стыдно собственных детей и внуков, если мы нанесем подлый удар в спину собственной отчизне».
Гинденбург в 1920 году напишет в своих «Мемуарах»:
«Как Зигфрид пал от подлого удара Хагена, так пал и наш фронт; напрасно мы пытались испить глоток новой жизни из источника наших национальных сил».
Красивая метафора, впечатляет.
Нибелунги по-прежнему питали душу нации. Еще в XIX веке Зигфрид был объявлен национальным героем и символом немецкой мощи и решительности. Его убийство стало метафорой гибели немецкого владычества.
Пьесы в драматических и оперных театрах, книги для детей и школьная литература - все было посвящено Нибелунгам.
Адольф Гитлер в 1932 году скажет о педагогической ценности германских героических сказаний:
«Национал-социалистическое движение хочет воспитывать немецких мальчиков патриотами, сделать их гордыми и мужественными, научить никогда не склонять головы пред врагом… Немецкая молодежь тогда будет верна своему народу, даже когда он попадет в величайшую опасность. Все то, что восхищает вас в героических легендах и песнях, должно стать для вас примером для подражания». («Книга фюрера немецкой молодежи». Ольденбург, 1933).
Так из героического эпоса Нибелунги окончательно превратились в идеологическое орудие.
В пересказах легенд о Нибелунгах Леопольда Вебера (1934), Герхарда Крюгеля (1937) и Ханса- Фридриха Б лунка (1938) сюжеты «Песни…» были переработаны и «нагружены» идеологией. В особенности у Вебера - здесь несть числа нападкам на недочеловеков-гуннов. Так, воины Этцеля названы «крысами», выступившими против «немецких героев».
Даже замечательный фильм «Нибелунги» (1924) австро-германского режиссера Фрица Ланга не был полностью свободен от расистских стереотипов. В сценарии, написанном супругой Ланга Теей Харбоу в 1923 году, о гуннах сказано: «Нагие мужи, измазанные жиром, в повязках вокруг чресел, пьют из чаш, многие из которых чистого золота; пьют вино, смешанное с людской кровью».
Посвящение на титульном листе книги гласило: «Тебе и Германии». Как раз Нибелунги стали хорошей пробой на прочность семейного союза Ланга и Харбоу. В 1933 году Фриц Ланг покинет Германию, a Tea Харбоу останется делать свою театральную карьеру.
В художественном смысле для своего времени фильм был снят замечательно. Визуальные эффекты: дуэль в плаще-невидимке, стена пламени вокруг крепости Брунгильды или битва Зигфрида с драконом - до сих пор высоко оцениваются историками кинематографа.
Однако национал-социалистический строй даже после эмиграции режиссера, как ни странно, не запретил его фильм. И этот нонсенс подтверждает лишь одно: новый режим приветствовал экранизацию древних сказаний, возможность их популярного распространения. Даже экранизация Вайта Харлана, снявшего в 1940 году фильм по роману Леона Фейхтвангера «Еврей Зюсо, говорит о том, что новое фашистское правительство усмотрело в кино великое оружие пропаганды. А уж герои фильма Фрица Ланга, Зигфрид и его верная Кримхильда, в исполнении великолепных блондинов Пауля Рихтера и Маргареты Шеен и подавно воплощали пропагандируемый у наци идеал «арийской» красоты.
Настала эра оперы Рихарда Вагнера. Теперь его произведения - «культурный идеал». Особенно на популяризации наследия композитора настаивал англичанин Хьюстон Стюарт Чамберлен, идеальный представитель национал-социалистической расовой теории. Именно Гитлер спасет от банкротства Байротские фестивали.
Сталинград впишет в историю Нибелунгов особенно жуткую главу: Герман Геринг сравнивал Сталинград с окруженными в нем войсками с Нибелунгами в горящем королевском зале Этцеля. Весьма поэтично (патриотично, фанатично и романтично)..!
Вагнеровским похоронным маршем из «Сумерек богов» нацисты в апреле 1945 года сопроводили сообщение о смерти Гитлера. […] Иными словами, до последнего момента режим рядился в одеяния Нибелунгов.[…]
Так или иначе, в эпоху мировых войн, между 1914 и 1945 годами, Нибелунги сделались идеологическим символом, кодом политического языка националистов, реакционеров, милитаристов и национал-социалистов. И, как следствие отождествления с ними для последующей эпохи.
Но оставим это на совести прошлого века и вернемся, завершая наши изыскания, в точку отсчета - в век XXI, день сегодняшний.
Оглядываясь на пройденный путь, мы понимаем, что в действительности нам еще только предстоит расшифровать символическое значение Нибелунгов для человечества. Как, опять?! Да, возможно, и опять, и снова… Возможно, нам предстоит открыть новый смысл, услышать иное звучание. Почему нет? И возможно, это новое звучание уже не будет звуком битвы. Кто знает…
«Моя история - ни в коем случае не аллегория ядерной угрозы, но угрозы Власти как таковой... Того неизбежного исхода, что венчает любые попытки победить силу зла - силой», - Толкиен.
Это сокровища, становящиеся проклятием для их хозяев, требующие борьбы, войн и смерти и в конце концов исчезающие с лица земли.
Итак, мне предложили поработать с рейнским золотом. Не для того, чтобы создать что то новое, например, новое кольцо, а чтобы подвести черту - увидеть как работает проклятие, сокрушая не только государство, давно ставшее колонией, но и твою собственную семью.
Был ли это эксперимент отказа от духовности и падения в материализм? Был ли отказ добровольным и согласие на принятие последствий поступков?
Я все ещё не знаю, когда было дано согласие командоров Тевтонского Ордена на такой договор? Когда захотелось власти и могущества, основанные на золоте взамен на любовь? Когда состоялась эта купля-продажа души Дьяволу? Ведь тогда была оборвана связь с Вертикалью? Добровольно или приемом шантажа?
Итак, рейнское золото.