Кукарача. Тайна часто предстает перед нами в обличии шутки - 2.
Я сейчас спою вам песню
Необычную такую
как богиня c духом Джесси
сотворила озорную
и шутливую такую
сказку-миф,
который боги, оставляли, уходя.
А последователи убого
искажали под себя.
Эта песня необычна,
в ней идея сорванца,
что глумилась
над ученым мира мужем
без конца.
И не всем это доступно
разгадать ее замес:
нужно чутко слышать голос,
данный вовремя с небес.
******
Кислоты наевшись борной
И запив ее компотом,
Таракан храпит в уборной,
Тяжким промыслом измотан…
А ведь мог родиться птицей!
И, омытый солнца светом,
Над помойками кружиться,
Гордо каркая при этом.
А в чем выражается символизм насекомого, его сакральное значение? Именно в живучести. Этот символ становится мощным оберегом от:
катастроф;
катаклизмов;
несчастных случаев.
Можно быть уверенным, что человек с тараканом на теле выживет в самых неблагоприятных условиях, как его насекомое-покровитель. Этот человек:
никогда не сломится и не сдастся;
справится с любыми проблемами;
всё переживет;
всегда найдет надежное укрытие.
Несмотря на неприятные ассоциации с прусаком, его символ имеет сакральный и глубокий смысл. Таракану все равно, что о нем думают. Он стремится к своей цели, всегда найдет еду и воду и быстро скроется в укрытии. Это неуловимое существо может свести с ума своей проворностью и скоростью реакции.
Cмысл изображения насекомого можно охарактеризовать следующим образом:
неуловимость;
живучесть;
скорость реакции;
приспосабливаемость;
быстрый бег;
нечувствительность к ядам;
плодовитость.
"B известном смысле мистическое существо, которое при сегодняшнем уровне цивилизации не может быть истреблено.
Человечество, если бы оно даже этого и захотело, на современном этапе не смогло бы победить таракана. Таракан непобедим, он непреодолим, как эсхиловский фамут, как дао и карма вместе взятые. И этот факт отразился в литературе и культуре.
Системы образов и архетипов многих национальных культур находятся в отчетливо наблюдаемой растерянности перед тараканом. Практически все живые существа получили в человеческой культуре свои фиксированные оценки и интерпретации исполнения.
Медведи, пауки, вороны, змеи, крысы и т. д., и т. п. - все они так или иначе закреплены (у каждого народа по-своему, начиная с древнейших систем тотемов и табу) за определенными идеями, символами, оценочными нишами.
Мудрые змеи, глупые свиньи, трудолюбивые пчелы, медведи-судьи, пауки-кровососы и проч. - все это архетипы, берущие свои начала в архаических мифологических представлениях. Иногда здесь решающую роль играет непосредственная, непрерывная связь с мифом, иногда - исторические условия (скажем, негативное отношение к крысе в Европе обусловлено тем распространенным мнением, отчасти ошибочным, что крыса являлась главным разносчиком чумы).
Таракан же (исключая те незападные культуры, где он является отчетливо сакральным насекомым) как бы стремится занять все пространство культуры: он и хороший и плохой, и мудрый и глупый, и злой и добрый, и объект поклонения и объект гонения.
Он, как и в жизни, “расселяется” повсюду, по всем жанрам, символам, стилям и архетипам. Образ таракана “полифункционален”, “гиперстилистичен” и в высшей степени диалектичен.
Своеобразие “тараканьей темы” наблюдается уже в проблеме этимологии слова (подробнее см.: М. Фасмер, П. Черных).
Некоторые исследователи (и их большинство) склонны рассматривать русское слово “таракан” как явный тюркизм, некоторые считают, что в тюркские языки, а также и в ряд финно-угорских слово, наоборот, попало из русского. Есть мнение, что в русский язык слово пришло из польского, а в польский - из немецкого, причем из немецкого происходит только название рыжего таракана (Blatella germanika или occidentalis, нем. Kackerlack, то есть русское “пруссак”), а название черного таракана (Blatta orientalis) - из тюркских языков.
Возможно, оно связано с тюркским “кара” - черный, возможно, с “таркан” - важный сановник (в пренебрежительном смысле), или с “тарка”, “тара” - расползаться, рассеиваться.
Мы вправе оставить в стороне собственно проблему этимологии. Поиск истинного этимона - отдельная тема. Нас интересует тот факт, что в орбиту “тараканьей темы” так или иначе включены десятки народов Евразии, как бы полемизирующих о праве быть носителями сакрального евразийского этимона.
*****
По-испански таракан - cucarachа, corredera, curiana, blata. В ИРФС приводится только одно выражение с испанским словом cucaracha: mas feo que una cucarachа - “безобразный, противная рожа”, то есть буквально: более безобразный, чем таракан. Поэтому ацтекские боги имеют такие изображения? (lady-dalet)
Зато более обширно фразеологическое гнезно со словом bicho, которое можно перевести на русский язык примерно как “букашка-таракашка”:
bicho malo - вредный, опасный человек, озорник, сорванец,
bicho raro - чудак, оригинал или образина, уродец,
bicho viviente - живая душа, человек, кто-нибудь живой,
todo bicho viviente - всякий, кто придется, кто угодно,
no hay bicho viviente - нет ни души, curar(le) el bicho (америк.) - “выбить дурь из башки”...
Таракан для Европы - относительно молодой варвар. И поэтому культурно-мифологическая биография его, можно сказать, только начинается. Рыжий таракан типологически повторяет историю воинственных ариев.
Если прусак широко распространился в Европе не более 300-350 лет назад, то впервые зафиксированные памятниками литературы наименования черного таракана относятся к XVI веку. В России, например, - в “Домострое” (в огласовке “торокан”).
Во французском языке слово cafard (caphar) впервые зафиксировано в 1512 году. Характерно, что с самого начала это слово у французов имело смеховой карнавально-травестийный оттенок. Гугеноты употребляли слово “cafard” в значении лицемер, святоша (bigot). Этимологически данное слово во французском языке (заметим, как и русское “таракан”) явно “темное”.
А. Доза (см.: Dauzat, 1938, c. 125-126) сближает его с арабским kafir - неверующий (“mecreant”), испанским cafre - жестокий (откуда и среднефранцузское cafre - прокаженный), сомневаясь, впрочем, в последнем сближении
И тут КЕФИР!!!
Древнейшее, “хтоническое” существо (как уже было сказано, на территории одного только так называемого СНГ обнаружено не менее 600 видов ископаемых таракановых), в шесть тысяч раз более древнее, чем сам человек, оно как бы выпало из европейской мифологической архаики. Он настолько древен, что его “экзистанс” как бы пульсирует, “мерцает” в анфиладе культур и мифо-поэтических эпох, уходящих в прошлое.
Таракан возрождается, умирает и вновь возрождается. У него нет фиксированного места в таксономическом устройстве мифа и культуры.
Он явно не небесный персонаж, как “божественная” пчела, “населявшая” “высокую” европейскую культуру с античности, когда ее мед питал младенца Зевса, до участия ее изображения в системе наполеоновской символики, его нельзя назвать и просто “подземным”, демоническим персонажем (типа паука у некоторых народов).
Онтологически образ таракана родствен образу еврея, “вечного жида”. Тараканофобия весьма родственна юдофобии. В отношении к нему сочетаются презрение и сочувствие, ненависть и восхищение. Он вечно гоним (заметим, что тараканов преследуют и убивают сандалиями еще в Библии), но неистребим.
Он может внушать физиологическое отвращение, но плодовитость его и жизнестойкость приводят в восторг (афтор не знает про ВВ-шек). Таракан не может быть интерпретирован в аксиологической системе, в какой бы то ни было системе ценностей.
Система эта изменчива, бренна, а таракан вечен. “Хорошо” и “плохо”, “высоко” и “низко”, “добро” и “зло” - это, по сути дела, пустые слова для осмысления образа таракана.
Таракан абсолютно внеценностен и потому внестилен в любой иерархии стилей. С одной стороны, он высоко эпичен в полном смысле данного слова: не существует более масштабного “героического” эпоса, чем история таракана, его история - это история земли, биосферы.
С другой стороны, таракан “камерен”, лирико-комичен со своим толстым брюхом и тоненькими ножками, усами, трусостью, безголовостью и т. п. Его жизнь - это и комедия, и трагедия, и небо, и земля. Таракан действительно в высшей степени экзистенциален: соседствуя с homo sapiens’ом, он каждое мгновение находится на грани жизни и смерти.
Вместе с тем таракан, живя бок о бок с человеком, абсолютно независим от человека. Он свободен, он - “таракан, который ходит сам по себе”.
Итак, таракан в целом антиаксиологичен (внестилен, внеценностен) и антипрагматичен (нефункционален). Кроме того, таракан - антигносеологичен. Он всячески отказывается участвовать в процессе познания человеком себя и окружающего мира.
Конечно, информация о таракановых активно и успешно обрабатывается энтомологами, но если говорить об участи таракана в современном общекультурологическом потоке, то создается впечатление, что наш персонаж опять же занимает чисто созерзательную позицию “над схваткой”. Поражает полное отсутствие информации о таракане в самых авторитетных культурологических источниках.
Интересно, что в новейшей российской словесности, ориентированной преимущественно на западноевропейскую традицию, таракан не то чтобы умалчивается, но как-то снижается. В “энтомологической таксономии” ему отводится место изгоя, “люмпена”, бомжа.
Например, в романе В. Пелевина “Жизнь насекомых”, описывающем жизнь людей-насекомых, таракан упоминается дважды. Первое упоминание:
два человека-комара беседуют о “достоинствах” “комариной породы”. Один из героев говорит:
“Да какой я комар ‹…› так, слово одно.
Мать была божья коровка, вот только крест от нее остался ‹…›, а отец таракан.
Я вообще непонятно кто”.
Во втором эпизоде “жук Сережа” испытывает шок от того, что он стал тараканом."
Ну, тут я уржалась - таракан, да еще и Сережа)))
Click to viewКроме того, для культурологии и культуры таракан принципиально иррационален, антипозитивистичен. Закономерности его жизни не могут быть объяснены из опыта.
Вот точно))) Как объяснишь 90% чужакам о бождественной сути ВВ-шек?
Таракан представляет собой некую трансцендентальную сущность, находящуюся вне человеческого сознания, кантовскую “вещь в себе”, отделенную от нас практически непреодолимой иррациональной завесой.
Бытие таракана есть выражение некой непознанной нами, может быть, главной универсалии общего Бытия.
Таракан предельно, напряженно онтологичен, причем не в позднем мистико-теософском понимании, где путь к Тайне Бытия сложен и иерархичен, а в понимании древнейшем.
Таракан предельно “прост в быту”. Он напоминает скорее Сократа или Чжуан-цзы, чем какого-нибудь знатного софиста, Блаватскую или Штайнера. “Дао” таракана - это воистину сокровенный путь.
Приведенные нами антиномии онтологии таракана очень напоминают антиномии даосских канонов. Ему (таракану) чуждо “конфуцианство” мудрецов и пчел с их сложной социальной таксономией. Заметим, что у тараканов нет “вожаков”, “рабов” и т. п. Тараканы не знают ни “монархии”, ни “аристократии”, ни “демократии”, но при этом они не знают и соответствующих кризисов системы (“тирании”, “олигархии”, “охлократии”).
Тараканы живут все вместе, но одновременно - каждый по себе. Среди них можно выделить разве что “разведчиков”, наиболее молодых и “пассионарных” (выражаясь термином Л. Гумилева), которые первыми открывают новые пути для всех. Но делают они это не в силу установленного порядка, а скорее от переизбытка энергии, из “онтологического озорства”.
У тараканов личное и коллективное не только не отделены друг от друга, но и не противопоставлены друг другу, так же как не противопоставлены добро и зло, верх и низ. В их Бытии антитезы человеческого Бытия нейтрализованы.
Образ таракана, как мы уже постарались показать, легко совмещает личное начало, абстрактную символику и начала стихийные.
Таракан - это и “личность”, и “идея”, и “стихия”.
И человек, желая избавиться от тараканов в целом, как со “стихией” и “идеей”, вынужден гоняться за каждым тараканом в отдельности, вступать в дуэль с каждым конкретным “тараканом-индивидуумом”.
Какова же онтологическая реакция человека на столь неоднозначный образ?
Прежде всего это - смех. Это самая “здоровая” реакция.
Все люди делятся на тех, которые от тараканов “в ужасе”, и на тех, которые над тараканами смеются или - хотя бы - относятся к ним спокойно. Мировоззрение первых явно в чем-то ущербно. Они не ощущают цельности, гармонии бытия, они не “всеотзывчивы”.
Таракан, над которым смеются, - элемент карнавальной культуры, причем карнавальной культуры не в строго медиевистском понимании данного термина, но в понимании интегральном, общечеловеческом. Неслучайно таракан, сидящий на потолке “вниз головой”, - объект загадок, имеющих глубокие мифологические корни.
В бытовом убийстве таракана человеком заключен очень глубокий, опять же - “амбивалентный” смысл: убивая таракана (полотенцем или тапком), человек убивает некую эмблему вечности, в известном смысле убивает само Бытие, то есть те нити, которые связывают его (человека) с головокружительным прошлым Земли.
Таракан - “добрый дух” плебейского, мещанского, провинциального карнавала, отрицающего любую регламентацию, любую иерархию. Он (даже и в быту) всегда появляется там, где его не ждут.
lady-dalet: блин, как на меня похоже - "кто ходит в гости по утрам (и без предупреждeния), "тот поступает мудро"...
Он весь - воплощение протеста против регламента, этикета, серьезности. Антиаристократизм, антииерархичность таракана делают его злейшим врагом любого аристократизма, любой элитарности, упорно отстаивающих регламент и иерархию. Он - напоминание о бездне, о первоначальном хаосе, который в любое мгновение готов поглотить хрупкую рукотворную иерархию. Поэтому таракан парадоксальным образом совмещает в себе патриархальное и бунтарское начала.
Страшное в конечном счете всегда смешно, а смешное вполне может быть страшным. Сближение этих экстремумов человеческого Бытия закономерно и неизбежно.
Смешное и страшное в таракане пульсируют, он оборачивается к человеку то страшной своей стороной, то смешной, возбуждая в человеке весь спектр эмоциональных реакций - от брезгливой гримасы, крика ужаса и даже слез до гомерического хохота.
Таракан заставляет человека ощутить всю полноту Бытия, спасает человека от косности, эмоционального застоя, напоминает ему о том, что искусственно созданная им (человеком) микросреда - лишь тончайшая оболочка, которая в любой момент может быть разрушена, и человек вновь окажется лицом к лицу со стихией, бурлящей своими непредсказуемыми возможностями.
Таракан - один из феноменов природы и культуры, который заставляет увидеть относительность границ между ними, который сплетает природно-экологические, чисто бытовые, этнические, культурные и т. п. проблемы в единый неразрывный клубок.
И при этом он (таракан) остается как бы в стороне и от “природы” с ее Красной Книгой, которую надо охранять, и от “культуры” с ее устойчивыми традициями, учебниками, мемуарами, цитатами и т. п.
Таракан - это своеобразный мудрый взгляд со стороны и одновременно - из сокровенной глубины Бытия, взгляд “нищего духом”, юродивого, даосского мудреца.
Таракан - это загадка, которую в конечном счете невозможно, но очень хочется отгадать." Quelle
И, возможно, Кукарача!
Имя это не иначе,
было взято из тех мест,
где гуляли боги-дэвы,
где крутили игры смело,
танцевали и шутили,
Землю-школу проходили.
Правда, все это забыли
и сейчас пришли опять -
эксперимент разобрачили,
очищают и омыли,
и себя и что чудили,
дав игре отпор. Начать! -
Новый Мир уже умытым,
службу снова всем принять.