(no subject)
Каждый раз, когда я приезжаю к бабушке, она рассказывает мне истории с моралью из своей богатой биографии. Я с интересом выслушиваю истории и игнорирую мораль, потому что она довольно однообразна и сводится к тому, что я навсегда испорчена и никогда не буду счастлива, что бы я ни пыталась делать. А если я почему-то чувствую себя хорошо, так это я просто не осознаю, как мне на самом деле плохо. В крайнем случае я пойму это в аду.
На этот раз было запоздалое назидание юной деве о существовании коварных соблазнителей. Смешное.
Когда моя бабушка была нелепой деревенской Нинкой и училась в восьмом классе, все её знакомые девчонки бегали на танцульки, а она нет. Ей больше нравилось петь и играть на фортепьяно (вот Нинка бредёт километры по снегу в музыкальную школу; вот она чертит клавиши на куске картона, чтобы дома разучивать гаммы). Но в один из вечеров подруги её всё-таки уговорили. Там был один видный парень, из семьи давно обрусевших немцев, высокий, симпатичный. Тут же подошёл к ней (все на них смотрели, конечно) и пригласил на танец, обнимал тесно - она, конечно, вострепетала.
Когда было время расходиться, он предложил её проводить до дома.
- Нет, это так нельзя.
- Да что такого, просто провожу.
- Мы пойдём мимо дома моей учительницы, если она увидит, мне будет стыдно.
- А я тебя плащом своим накрою, она и не узнает.
Тогда Нинка согласилась. Довёл её почти до дома, дальше она отказалась - тут уж семья могла заметить, стыдно же.
Они какое-то время там постояли. Было холодно и мокро, и он постоянно её прикрывал плащом, обнимал и говорил всякие приятные вещи - и, кажется, дотронулся до шеи, Нинка в тот момент плоховато соображала.
Зайдя в прихожую, первым делом побежала к зеркалу, стала крутиться и улыбаться, вспоминая комплименты.
Вдруг глядит - на шее тёмное пятно. Потёрла - не сходит. Сходила на кухню за солью, потёрла солью - не сходит. Взяла йод. Помазала пятно. Подумала. Обтёрла йодом всю шею и легла спать.
Наутро дед будит Нинку и говорит, что нужно идти куда-то; а она даже приподнять голову не может, потому что шею сожгла йодом - горит, как у чорта на сковороде.
- Что случилось? - спросила бабка.
Нинка не была вполне уверена в происхождении пятна, но на всякий случай решила соврать.
- Да какой-то... прыщ вскочил. Я йодом помазала, а теперь шея ужасно болит, встать не могу.
- Оставь её, у ней шея болит.
Только много лет спустя Нина поняла, что коварный растлитель коварно поставил ей засос.
С тех пор она навсегда была испорчена и никогда не была счастлива, этот засос телегонически вгрызся в её хромосомы, и пошло-поехало до четвёртого колена. Что, впрочем, не помешало ей прожить крайне насыщенную и интересную жизнь.
Сейчас её беспокоят не мужики, а то, что не хватило метра листовой меди, чтобы покрыть купол домовой церкви, которую бабушка построила у себя на даче. И, мне кажется, если кто и занимается самообманом, так это она: выглядит ещё как бодрой и довольной.
На этот раз было запоздалое назидание юной деве о существовании коварных соблазнителей. Смешное.
Когда моя бабушка была нелепой деревенской Нинкой и училась в восьмом классе, все её знакомые девчонки бегали на танцульки, а она нет. Ей больше нравилось петь и играть на фортепьяно (вот Нинка бредёт километры по снегу в музыкальную школу; вот она чертит клавиши на куске картона, чтобы дома разучивать гаммы). Но в один из вечеров подруги её всё-таки уговорили. Там был один видный парень, из семьи давно обрусевших немцев, высокий, симпатичный. Тут же подошёл к ней (все на них смотрели, конечно) и пригласил на танец, обнимал тесно - она, конечно, вострепетала.
Когда было время расходиться, он предложил её проводить до дома.
- Нет, это так нельзя.
- Да что такого, просто провожу.
- Мы пойдём мимо дома моей учительницы, если она увидит, мне будет стыдно.
- А я тебя плащом своим накрою, она и не узнает.
Тогда Нинка согласилась. Довёл её почти до дома, дальше она отказалась - тут уж семья могла заметить, стыдно же.
Они какое-то время там постояли. Было холодно и мокро, и он постоянно её прикрывал плащом, обнимал и говорил всякие приятные вещи - и, кажется, дотронулся до шеи, Нинка в тот момент плоховато соображала.
Зайдя в прихожую, первым делом побежала к зеркалу, стала крутиться и улыбаться, вспоминая комплименты.
Вдруг глядит - на шее тёмное пятно. Потёрла - не сходит. Сходила на кухню за солью, потёрла солью - не сходит. Взяла йод. Помазала пятно. Подумала. Обтёрла йодом всю шею и легла спать.
Наутро дед будит Нинку и говорит, что нужно идти куда-то; а она даже приподнять голову не может, потому что шею сожгла йодом - горит, как у чорта на сковороде.
- Что случилось? - спросила бабка.
Нинка не была вполне уверена в происхождении пятна, но на всякий случай решила соврать.
- Да какой-то... прыщ вскочил. Я йодом помазала, а теперь шея ужасно болит, встать не могу.
- Оставь её, у ней шея болит.
Только много лет спустя Нина поняла, что коварный растлитель коварно поставил ей засос.
С тех пор она навсегда была испорчена и никогда не была счастлива, этот засос телегонически вгрызся в её хромосомы, и пошло-поехало до четвёртого колена. Что, впрочем, не помешало ей прожить крайне насыщенную и интересную жизнь.
Сейчас её беспокоят не мужики, а то, что не хватило метра листовой меди, чтобы покрыть купол домовой церкви, которую бабушка построила у себя на даче. И, мне кажется, если кто и занимается самообманом, так это она: выглядит ещё как бодрой и довольной.