в специальном зарешеченном помещении
Любопытный документ попался в архиве Сталина в деле о Якове Джугашвили.
Там же есть и перевод, но я даю свой.
Главный отдел по делам восточных территорий
[министерства пропаганды]
Старший правительственный советник Тауберт.
Берлин, 17 сентября 1941 г.
Господину рейхсминистру [Геббельсу]
Господину начальнику отдела радиовещания [Диверге?]
Советский директор эстонской радиостанции в Ревеле Богулепов [Боголепов] находится в плену. ОКВ передал его полностью в наше распоряжение. В настоящий момент его еще допрашивает гестапо. Но уже сейчас у нас есть неограниченная возможность допросить его и заставить ответить на все вопросы, которые нас интересуют. Допрос производится сотрудником главного отдела по делам восточных территорий [министерства пропаганды], ответственным за радиовещание. Конечно, он принимает во внимание интересы отдела радиовещания и общества радиовещания рейха. Если вначале считалось, что Богулепов в сущности настроен антисоветски, то сейчас в этой версии возникли серьезные сомнения, так что и к его показаниям следует относиться с бо́льшим недоверием. Об анализе результатов будет доложено.
В этой связи следует заметить, что уже несколько дней сын Сталина находится в специальном зарешеченном помещении нашего переводческого бюро ["Винета"] на Викторияштрассе, где его охраняют солдаты вермахта. Ведется его систематическая обработка. Мы не хотим чересчур засы́пать его пропагандой, а напротив стараться переубеждать медленно и постепенно. Вне всяких сомнений, если действительно удастся расположить его к нам и перетащить на нашу сторону, это будет стоить того. Увенчаются ли успехом эти хлопоты, будет также доложено.
РГАСПИ Ф.558 Оп.11 Д. 1555, Л.110-111. Источник: Документы советской эпохи. Благодарю уваж. gistory за помощь.
Мои комментарии:
1. Об Игоре Боголепове см. публикацию человек, который остался в лимбе.
Приведу его собственное описание тех же событий из книги "В отмщение за Мадрит":
Зная о моем служебном прошлом, гестаповец оказался информирован точнее меня самого: даже подправил, что уволен я был из редакции "Известий" из-за конфликта с Бухариным не в июле, а в июне 1935 года. Мне оставалось только дивиться, как могли немцы раздобыться столь детальной информацией в условиях герметической, казалось, изоляции иностранцев в сталинской Москве. Восстановил в моей памяти гестаповец и статью мою в "Правде", о слабости немецкого военного потенциала - поблагодарив за "содействие ослаблению русской бдительности". Но главного, что искал гестаповец в своей бумаге, он не находил. И недовольно крутил головой, когда я отрицал его презумпцию, что меня подослало НКВД с целью подрыва Третьего Райха изнутри. "Разве не сказал ваш Ленин, что каждый коммунист должен быть чекистом?" - нажимал гестаповец. Он даже на секунду потерял свою бухгалтерскую невозмутимость, воскликнув, что я считаю его, как видно, за простака, за Думмкопф, если хочу заставить поверить, что директора радио попросту оставили действовать как он хочет, а не предоставили возможности своевременной эвакуации. И он, и я, оба мы находились под одинаковым впечатлением вездесущности и эффективности НКВД - он из-за запугиваний собственной же пропагандой, видевшей везде и повсюду "руку Москвы", я - из-за незнания того, что более вездесущей, но не обязательно более эффективной, секретная полиция была на самом Западе. Много раз и в разных вариантах возвращался гестаповец к идее-фикс, что остался я в Таллине по советскому заданию (но разве могли примитивные бериевцы додуматься до такого хода?). Под этим Дамокловым мечом гестаповец продержал меня долгие недели [...]
И разведя руками в грустном недоумении, гестаповец сказал, что есть может быть один выход, могущий помочь и ему и нам с женой: если бы я заявил о желании помочь моими знаниями и опытом в борьбе против русских. На вырвавшееся у меня непроизвольно гневное восклицание, что от русского нельзя требовать чтобы он выступал против русских, следователь порекомендовал мне не повышать голоса и заметил, что тысячи русских белоэмигрантов состоят в рядах победоносного Вермахта, имеются и русские, работающие на Гестапо. Что же касается классификации врага, бороться против которого меня приглашают в виде особой чести заодно с немцами, то он, гестаповец, готов заменить выражение "русские" любым устраивающим меня наименованием: "иудо-большевизм", "азиатские орды" и пр. И уже без всяких обиняков предложил быть "разумным человеком" и не выбирать безвестной могилы для нас с женой; уточнение это сделал он в уже неприкрыто-угрожающем тоне. Отсылая обратно в тюрьму он прошипел вдогонку, что дает три дня на продумывание, что важнее для меня: жизнь жены и моя собственная, или какие-то "термины"?
2 января 1942 года Боголепов поступил на службу в "Винету".
2. Доставленный на Викторияштрассе Яков Джугашвили получил псевдоним "Деничев" (единственный известный мне случай использования немцами псевдонима для военнопленных) и номер 15024. Номера пропагандистской "15 серии" с 15001 до 15022 были розданы до 3 сентября, номер 15023 получил генерал-майор Зыбин, который, очевидно, не оправдал надежды пропагандистов и уже 18 сентября оказался в Хаммельбурге; следующим был сын Сталина.
О пребывании Якова Джугашвили на Викторияштрассе существуют два противоречивых свидетельства.
Карл Альбрехт: Теперь этот молодой человек попал под чудовищный пресс. Он должен был выступить против своего собственного отца, открыто обвинить и проклясть его, назвать его изменником, клятвопреступником, предателем дела Ленина. Люди Геббельса знали, что Яков сильно страдал из-за жесткости своего отца. И все же они просчитались. Никакие посулы, никакие обещания немедленного освобождения и чудесной жизни в комфорте и достатке, равно как и никакие жесткие меры не подвигли молодого офицера к тому, чтобы сказать одно-единственное слово, направленное против отца или против советского режима. Парень упрямо молчал. Какому-то конченому подлецу внезапно пришла в голову мысль заставить Якова Джугашвили читать вслух книгу. Как это было сделано - то ли он должен был читать для якобы больного товарища, то ли как-то иначе - знают лишь люди, которые и сегодня выполняют в нашей стране те же задания, что и тогда. Короче говоря, все, что он читал, тайно записывалось на пленку. Потом текст аккуратно нарезали и склеили так, что получилось зажигательное обвинение против Сталина, то есть именно то, чего хотел Геббельс и чего он не смог заполучить честным путем.
Большая сенсация для немецкой общественности, для всего мира была налицо: смотрите же! Вот что собственный сын говорит о своем отце Сталине. Для Геббельса и его подручных это был пропагандистский шедевр , для меня - гнусный фарс и безграничная низость. Мне было жалко молодого парня. Это свело его могилу, так как пути домой для него уже не было...
Но эффект - как внутри страны, так и вне ее - оказался нулевым.
Тогдашний руководитель "Винеты" Хайнрих Курц: На втором этаже здания Викторияштрассе 10 мы создали небольшой лагерь военнопленных. Со временем здесь стали появляться очень известные военнопленные, среди них, примерно в октябре 1941-го, сын Сталина, майор артиллерии, попавший в плен на участке группы армий Центр. После того как сын Сталина был однозначно опознан бывшей секретаршей Клары Цеткин, начали готовить большую радиопрограмму с его участием. Хотя и трудоемким способом, но нам удалось сделать записанный на магнитофон первый допрос Сталина, который велся фронтовыми частями по месту его поимки, годным к трансляции. Особенно примечательным было то, что во время этого допроса сын Сталина позволил себе пренебрежительные замечания о советском руководстве и смысле войны. Эта передача, которая напрямую адресовалась Сталину, анонсировалась целыми днями напролет, вроде "Сталин, через пять дней в 10 вечера ты услышишь речь твоего сына. В ней будут такие подробности о советском руководстве, которые тебя не порадуют" и т.д. и т.п. И действительно в назначенное время началась трансляция. Как следует из рассказов военнопленных, она произвела сильное впечатление на советские войска.
Следует добавить, что допрос Я. Джугашвили датирован 18 июля 1941 г., в записях представителя немецкого МИДа при ОКХ есть пометка от 19 июля: "Попытка радиорепортажа не приносит успеха. Сталин-мл. отказывается от любых показаний, вообще не дает ответов" (РГАСПИ Ф.558 Оп.11 Д. 1555, Л.146.)
Предположительно, в октябре 1941 г. было решено прекратить попытки дальнейшего пропагандистского задействования Я. Джугашвили, и он был отправлен в Хаммельбург.
Там же есть и перевод, но я даю свой.
Главный отдел по делам восточных территорий
[министерства пропаганды]
Старший правительственный советник Тауберт.
Берлин, 17 сентября 1941 г.
Господину рейхсминистру [Геббельсу]
Господину начальнику отдела радиовещания [Диверге?]
Советский директор эстонской радиостанции в Ревеле Богулепов [Боголепов] находится в плену. ОКВ передал его полностью в наше распоряжение. В настоящий момент его еще допрашивает гестапо. Но уже сейчас у нас есть неограниченная возможность допросить его и заставить ответить на все вопросы, которые нас интересуют. Допрос производится сотрудником главного отдела по делам восточных территорий [министерства пропаганды], ответственным за радиовещание. Конечно, он принимает во внимание интересы отдела радиовещания и общества радиовещания рейха. Если вначале считалось, что Богулепов в сущности настроен антисоветски, то сейчас в этой версии возникли серьезные сомнения, так что и к его показаниям следует относиться с бо́льшим недоверием. Об анализе результатов будет доложено.
В этой связи следует заметить, что уже несколько дней сын Сталина находится в специальном зарешеченном помещении нашего переводческого бюро ["Винета"] на Викторияштрассе, где его охраняют солдаты вермахта. Ведется его систематическая обработка. Мы не хотим чересчур засы́пать его пропагандой, а напротив стараться переубеждать медленно и постепенно. Вне всяких сомнений, если действительно удастся расположить его к нам и перетащить на нашу сторону, это будет стоить того. Увенчаются ли успехом эти хлопоты, будет также доложено.
РГАСПИ Ф.558 Оп.11 Д. 1555, Л.110-111. Источник: Документы советской эпохи. Благодарю уваж. gistory за помощь.
Мои комментарии:
1. Об Игоре Боголепове см. публикацию человек, который остался в лимбе.
Приведу его собственное описание тех же событий из книги "В отмщение за Мадрит":
Зная о моем служебном прошлом, гестаповец оказался информирован точнее меня самого: даже подправил, что уволен я был из редакции "Известий" из-за конфликта с Бухариным не в июле, а в июне 1935 года. Мне оставалось только дивиться, как могли немцы раздобыться столь детальной информацией в условиях герметической, казалось, изоляции иностранцев в сталинской Москве. Восстановил в моей памяти гестаповец и статью мою в "Правде", о слабости немецкого военного потенциала - поблагодарив за "содействие ослаблению русской бдительности". Но главного, что искал гестаповец в своей бумаге, он не находил. И недовольно крутил головой, когда я отрицал его презумпцию, что меня подослало НКВД с целью подрыва Третьего Райха изнутри. "Разве не сказал ваш Ленин, что каждый коммунист должен быть чекистом?" - нажимал гестаповец. Он даже на секунду потерял свою бухгалтерскую невозмутимость, воскликнув, что я считаю его, как видно, за простака, за Думмкопф, если хочу заставить поверить, что директора радио попросту оставили действовать как он хочет, а не предоставили возможности своевременной эвакуации. И он, и я, оба мы находились под одинаковым впечатлением вездесущности и эффективности НКВД - он из-за запугиваний собственной же пропагандой, видевшей везде и повсюду "руку Москвы", я - из-за незнания того, что более вездесущей, но не обязательно более эффективной, секретная полиция была на самом Западе. Много раз и в разных вариантах возвращался гестаповец к идее-фикс, что остался я в Таллине по советскому заданию (но разве могли примитивные бериевцы додуматься до такого хода?). Под этим Дамокловым мечом гестаповец продержал меня долгие недели [...]
И разведя руками в грустном недоумении, гестаповец сказал, что есть может быть один выход, могущий помочь и ему и нам с женой: если бы я заявил о желании помочь моими знаниями и опытом в борьбе против русских. На вырвавшееся у меня непроизвольно гневное восклицание, что от русского нельзя требовать чтобы он выступал против русских, следователь порекомендовал мне не повышать голоса и заметил, что тысячи русских белоэмигрантов состоят в рядах победоносного Вермахта, имеются и русские, работающие на Гестапо. Что же касается классификации врага, бороться против которого меня приглашают в виде особой чести заодно с немцами, то он, гестаповец, готов заменить выражение "русские" любым устраивающим меня наименованием: "иудо-большевизм", "азиатские орды" и пр. И уже без всяких обиняков предложил быть "разумным человеком" и не выбирать безвестной могилы для нас с женой; уточнение это сделал он в уже неприкрыто-угрожающем тоне. Отсылая обратно в тюрьму он прошипел вдогонку, что дает три дня на продумывание, что важнее для меня: жизнь жены и моя собственная, или какие-то "термины"?
2 января 1942 года Боголепов поступил на службу в "Винету".
2. Доставленный на Викторияштрассе Яков Джугашвили получил псевдоним "Деничев" (единственный известный мне случай использования немцами псевдонима для военнопленных) и номер 15024. Номера пропагандистской "15 серии" с 15001 до 15022 были розданы до 3 сентября, номер 15023 получил генерал-майор Зыбин, который, очевидно, не оправдал надежды пропагандистов и уже 18 сентября оказался в Хаммельбурге; следующим был сын Сталина.
О пребывании Якова Джугашвили на Викторияштрассе существуют два противоречивых свидетельства.
Карл Альбрехт: Теперь этот молодой человек попал под чудовищный пресс. Он должен был выступить против своего собственного отца, открыто обвинить и проклясть его, назвать его изменником, клятвопреступником, предателем дела Ленина. Люди Геббельса знали, что Яков сильно страдал из-за жесткости своего отца. И все же они просчитались. Никакие посулы, никакие обещания немедленного освобождения и чудесной жизни в комфорте и достатке, равно как и никакие жесткие меры не подвигли молодого офицера к тому, чтобы сказать одно-единственное слово, направленное против отца или против советского режима. Парень упрямо молчал. Какому-то конченому подлецу внезапно пришла в голову мысль заставить Якова Джугашвили читать вслух книгу. Как это было сделано - то ли он должен был читать для якобы больного товарища, то ли как-то иначе - знают лишь люди, которые и сегодня выполняют в нашей стране те же задания, что и тогда. Короче говоря, все, что он читал, тайно записывалось на пленку. Потом текст аккуратно нарезали и склеили так, что получилось зажигательное обвинение против Сталина, то есть именно то, чего хотел Геббельс и чего он не смог заполучить честным путем.
Большая сенсация для немецкой общественности, для всего мира была налицо: смотрите же! Вот что собственный сын говорит о своем отце Сталине. Для Геббельса и его подручных это был пропагандистский шедевр , для меня - гнусный фарс и безграничная низость. Мне было жалко молодого парня. Это свело его могилу, так как пути домой для него уже не было...
Но эффект - как внутри страны, так и вне ее - оказался нулевым.
Тогдашний руководитель "Винеты" Хайнрих Курц: На втором этаже здания Викторияштрассе 10 мы создали небольшой лагерь военнопленных. Со временем здесь стали появляться очень известные военнопленные, среди них, примерно в октябре 1941-го, сын Сталина, майор артиллерии, попавший в плен на участке группы армий Центр. После того как сын Сталина был однозначно опознан бывшей секретаршей Клары Цеткин, начали готовить большую радиопрограмму с его участием. Хотя и трудоемким способом, но нам удалось сделать записанный на магнитофон первый допрос Сталина, который велся фронтовыми частями по месту его поимки, годным к трансляции. Особенно примечательным было то, что во время этого допроса сын Сталина позволил себе пренебрежительные замечания о советском руководстве и смысле войны. Эта передача, которая напрямую адресовалась Сталину, анонсировалась целыми днями напролет, вроде "Сталин, через пять дней в 10 вечера ты услышишь речь твоего сына. В ней будут такие подробности о советском руководстве, которые тебя не порадуют" и т.д. и т.п. И действительно в назначенное время началась трансляция. Как следует из рассказов военнопленных, она произвела сильное впечатление на советские войска.
Следует добавить, что допрос Я. Джугашвили датирован 18 июля 1941 г., в записях представителя немецкого МИДа при ОКХ есть пометка от 19 июля: "Попытка радиорепортажа не приносит успеха. Сталин-мл. отказывается от любых показаний, вообще не дает ответов" (РГАСПИ Ф.558 Оп.11 Д. 1555, Л.146.)
Предположительно, в октябре 1941 г. было решено прекратить попытки дальнейшего пропагандистского задействования Я. Джугашвили, и он был отправлен в Хаммельбург.