"дешевый траур на скромных похоронах": воспоминания м.самыгина об акции "скорпион-ост"
Напоминаю, что сборник " История отечественной коллаборации" можно по-прежнему приобрести в издательстве, а также, как и обещал, публикую в качестве бонуса мемуарную заметку М.Самыгина о его участии в акции "Скорпион-Ост".
"Скорпион"
Скорпион - это смертельно жалящее насекомое. Так, вероятно, и была задумана эта ССовская часть, которой командовал штандартенфюрер Далькен. Острое жало должно было быть направлено против коммунизма и для этого были собраны интересные люди. Интересен уже тот факт, что антикоммунистическое начало превалировало над антирусским или антиславянским. Пожалуй, это единственно правильное направление, в данном случае было выбрано бессознательно или случайно, почему и не принесло своих плодов. Но это всё предварительные замечания, которые, быть может, лучше было бы поместить после изложения фактической стороны дела, дабы читатель сам мог делать выводы, а не смотреть из рук автора.
Предыстория вопроса.
Факты, которыми располагает автор, настолько отрывочны, что их не удается уложить в какую-либо стройную систему, если не прибегать к совершенно непозволительным натяжкам. Все же они, по нашему мнению, представляют интерес и сами по себе и, дополненные другими материалами, вероятно, помогут освещению проблемы, которая, хотя и немного поздно, но все же становится объектом изучения заинтересованных в этом лиц.
Оставляя в стороне рассмотрение многих факторов, позволяющих судить об обстановке того времени, скажем, что у многих из нас к весне 1944 года создалось впечатление, что у Зыкова, которого мы привыкли считать решающей фигурой всего движения, все более и более углубляется разрыв с Власовым , и что этот разрыв уже не может быть сцементирован какими-либо мирными средствами. Складывалось впечатление, что первоначальная смелая программа всё больше и больше, так сказать, на тормозах, вводится в русло более удобной для немцев пропаганды.
Складывалось впечатление, что т.н. старая гвардия медленно, но верно заменяется более сговорчивыми кондотьерами. Исключение представляли при этом солидаристы, которые вели просто борьбу, если не за власть, то за призрак власти, и всюду пытались насадить своих людей, не входя в обсуждение вопросов по существу, что характерно для них и по сие время.
В этой-то обстановке Зыков и задумал какую-то новую политическую акцию. Смысл этой акции, как нам казалось, заключался в том, чтобы, избежав войны мышей и лягушек и предоставив Власову развиваться самостоятельно, еще раз попробовать начать что-то новое. Свою программу Зыков держал, однако, в секрете. Можно было догадаться, что он откроет свои карты по прибытии на восточный фронт. Незадолго до отъезда Зыков был один из всего состава редакции произведен из капитанов в майоры, что можно было бы расценивать, как акт доверия со стороны немцев. К сожалению, мелочная ссора помешала мне переговорить с Зыковым накануне его отъезда. Он вошел в комнату, где я сидел, видимо, с намерением поговорить, но мелочное самолюбие помешало мне сделать шаг в сторону этого человека большой души. Он, видимо, ничего не подозревал о том, какая судьба его ожидает в ближайшее время и решил отложить наш разговор до прибытия в Польшу, куда я должен был отправиться вслед за ним.
Как известно, Зыков на вокзал не прибыл. Теперь можно почти с полной уверенностью утверждать, что его уничтожение было дело рук Гестапо.
Первое впечатление.
Перед отъездом в Польшу мы надеялись получить сведения от первой группы, уже отбывшей туда, но письма не приходили, и посланные курьеры не возвращались. Уже потом мы узнали, что задержки были вызваны сознательно, чтобы не дать нашим товарищам возможность нас информировать о положении.
Во главе второй группы, отбывшей в Польшу, стоял генерал Жиленков. Его заместителями были полк. Боярский и Н.В.Ковальчук (Гранин), бывший редактор "Зари". Кроме журналистов в состав группы входили полк. Сахаров и капитан Ламсдорф, что заставляло предполагать, что дело не ограничится устной пропагандой, и будут проведены решающие действия в тылу у противника.
Группу сопровождал назначенный от ОКВ немецкий офицер связи Клинский, журналист, много лет проведший в Голландии, но прекрасно владевший русским языком. Этот человек был недалек, немолод, жизнерадостен и труслив.
Первая встреча с сотрудниками "Скорпиона" состоялась на станции "Зимние воды", недалеко от Львова, где тогда расквартировался штаб этой организации и некоторые его отделы. Уже первые минуты пребывания ориентировали нас в происходящем. Дверь в одну из квартир, где должна была расположиться редакция, оказалась запертой. Было уже 9 или 10 часов утра и казалось странным, что из жившей там семьи никто еще не вышел на улицу. После небольшой суеты и беготни, получив разрешение от штурмбаннфюрера Мюллера (о нем ниже), решено было взломать дверь. Мы нашли в лужах крови мужа, жену и двух детей. Это была польская семья, уничтоженная украинскими террористами. Люди Стефана Бандера оперировали в окрестностях города и в самом Львове. Террористических актов против польского населения было очень много.
Советские самолеты налетали по ночам небольшими группами в 5-6 самолетов. Бомбардировки были не особенно интенсивными. Главной целью была, очевидно, заброска диверсантов, которых было очень много. Кое-кого немцам удавалось изловить, но большинство при поддержке местного населения могло действовать совершенно безнаказанно. Советские парашютисты, имевшие семьи в "Зимних водах", приходили по ночам повидать детей и семью. Вскоре после нашего прибытия Львов попал в полуокружение и пришлось эвакуироваться.
Наши задачи тоже прояснились с первого же разговора с нашими людьми.
- Если вы думаете, что приехали сюда работать, то ошибаетесь. Оружие у нас пока еще не отбирают, но в-общем-то мы находимся под надзором.
С одной стороны это было действительно так, с другой стороны многое говорило и против этого. Обезглавив нашу группу уничтожением Зыкова, совсем не необходимо было посылать нас в Польшу, хотя бы даже для изоляции. Было совершенно ясно, что мы еще нужны, что надо ждать, пока где-то наверху кончатся какие-то переговоры, что нас удалили из Дабендорфа только для того, чтобы мы не мозолили глаза. В этом духе нас и ориентировал генерал Жиленков. В этой-то обстановке и началось мое знакомство со "Скорпионом".
Несколько слов об организации.
Формально "Скорпион" был СС-Штандарте, т.е. в наших терминах особая часть на правах полка. Главную часть этого образования составляли пропагандные роты. Эти роты, "вооруженные" громкоговорителями, выдвигались на передовые позиции на т.н. тихих участках, и, большей частью в вечернее время начинали вещать. В-общем, это было нечто вроде "Голоса Америки" или радиостанции "Освобождение", только во фронтовой обстановке.
Техническое обслуживание рот было укомплектовано целиком немцами, но при ротах находилось несколько пропагандистов РОА, большей частью из числа окончивших школу в Дабендорфе. Эти люди и писали тексты передач. После утверждения текста командованием «Скорпиона» передача улетала в эфир.
Помимо рот-громкоговорителей "Скорпион" обладал собственной радиостанцией, разрешавшей иметь прямую связь с любым пунктом Германии. Предполагалась организация группы для работы по ту сторону фронта. Планировалось создание лагеря для военнопленных с чисто пропагандными целями.
Командование.
Во главе "Скорпиона" стоял штандартенфюрер Далькен, для своего поста очень молодой человек. Его внешность и поведение бросались в глаза. Красивое, энергичное лицо, стройная фигура с хорошо пригнанной формой. В разговоре он не любил т.н. «официальных» фраз и пытался разбирать вопрос по существу, порой довольно остро. Когда же собеседник не желал выйти из трафарета установившейся пропаганды, он не раздражался как многие, но терял к человеку настоящий интерес. Далькен был музыкален, но неохотно играл классические вещи, предпочитал мелодии современных советских песен, которые мог играть часами. Далькен не говорил по-русски.
Непосредственным деловым заместителем Далькена был оберштурмфюрер Мюллер, неплохо говоривший по-русски. Он осуществлял непосредственное руководство над фронтовыми передачами и писанием листовок. В конечном счете от него зависело пустить или не пустить в ход тот или иной документ. Мюллер был человеком, больше всего желавшим спокойствия и не желавшим выходить из установленной кем-то рутины. Мы имели сведения, что советская артиллерия открывала огонь при начале передач, апробированных Мюллером, не ожидая приказа офицеров или политработников. Таков был Мюллер.
Иным был д-р Боссе, историк по профессии. Этот человек задумывался не только над вопросами пропаганды, но и вообще над смыслом всего происходящего и охотно говорил на подобные темы, если чувствовал в собеседнике искреннее желание обсуждать тот или иной вопрос по существу, отвлекаясь от обстановки сегодняшнего дня, так, например, мы долго обсуждали точку зрения советского историка профессора М.Н.Покровского, приводя всевозможные доводы за и против, причем спор шел не столько вокруг имени Покровского, сколько вокруг методологии истории как науки вообще. Коль скоро речь заходила о вопросах актуальных, д-р Боссе терял интерес к продолжению разговора.
В штабе "Скорпиона" помимо технических работников было еще несколько сотрудников, контакт с которыми был для нас затруднен. Среди них был, например, один из бывших редакторов немецкой коммунистической газеты "Роте Фане" Ланге.
Автомобильный парк "Скорпиона" был настолько внушителен, что это дало повод Н.В.Ковальчуку характеризовать последний как организацию, специально приспособленную для бегства.
Содержание листовок и радиопередач.
Содержание листовок и радиопередач напоминало дешевый траур на скромных похоронах. Тут было и иудо-масонство всех видов, и сведения о еврейском засилии в СССР, и прямые призывы переходить на немецкую сторону с обещанием различных материальных благ. Одним словом, установился известный пропагандный трафарет, изменить который не было никакой возможности. Лишь изредка удавалось протащить правдивую и нужную передачу, причем после этого, как правило, следовали большие неприятности.
Любопытнее всего отметить, что авторами всех этих трафаретных передач и листовок были в большинстве своем советские люди. Что они думали, когда писали все это - не гадаю, но привычка приспосабливаться и выполнять "социальный заказ", видимо, была привезена из СССР, и когда мы пытались доказать порочность "немецкой точки зрения", нам возражали, что это написано не только русскими, но и советскими людьми. Нечто подобное наблюдается и сейчас, когда бывшие советские люди, в т.ч. и модные новейшие перебежчики, танцуют под американскую дудочку, а американская дудочка считает, что ее несложная мелодия как нельзя лучше отвечает тому кривлянию, которое нам предлагается воспринимать как танец. Необходимо иметь в виду это инстинктивное приспособленчество, которое часто принимается за выражение души советского человека. Блестящим примером этого рода "творчества" являются произведения Юрасова.
Были среди русских пропагандистов "Скорпиона" и такие выпускники Дабендорфа, которые не хотели мириться с установившимся трафаретом, и искали связи с нашим центром. Связь эта всячески затруднялась. Наиболее энергично протестующие люди подвергались арестам. Если нам удавалось узнать о подобных фактах и вмешаться - людей освобождали, если не удавалось - переводили обратно в лагеря военнопленных. Впрочем, удавалось выручать и оттуда. Думается, что лишь меньшая часть пострадавших таким образом ускользнула от нашего внимания.
Акция Жиленкова.
Как уже было сказано, мы в сущности ничего не делали. К писанию листовок или текстов радиопередач нас не допускали - эта работа шла своим чередом до нас, при нас и после нас. За время моего пребывания в «Скорпионе» стоит говорить о двух мероприятиях, отчасти разработанных и отчасти проведенных нами. Нужно сразу оговориться, что мы не считали эту работу настоящей и выполняли ее постольку-поскольку, ожидая изменения создавшегося тягостного положения.
Первым мероприятием была организация лагеря для военнопленных. Лагерь предполагалось организовать чуть ли не как первоклассный отель. Лагерь мыслился как распределительный. Убывающих из лагеря предполагалось устраивать на работу с освобождением из плена. Одновременно предполагалось дать возможность некоторым военнопленным бежать или спровоцировать подобные побеги с тем, чтобы условия жизни в лагере стали известны по ту сторону фронта. Другими словами это был гнусный пропагандный трюк, но человеку, его предложившему, нельзя отказать в отсутствии воображения. Такой лагерь был организован, но быстрое продвижение советских войск не дало возможности его организаторам развернуть работу. Немецким начальником лагеря был назначен д-р Боссе, русским - полковник Ершов, личность вполне бесцветная.
Вторым мероприятием было открытое письмо генерала Жиленкова маршалу Рокоссовскому. В то время маршал Рокоссовский руководил наступлением советских армий, и его части продвигались угрожающе быстро. Предполагалось, что хотя временная его отставка могла бы повести к замедлению темпов наступления. Письмо генерала Жиленкова было написано отменно хорошо. Содержание его в кратких чертах было таково: Жиленков напоминал Рокоссовскому при каких обстоятельствах произошло их знакомство и каким оно было в дальнейшем. Он напоминал Рокоссовскому его антисоветские мысли и высказывания в тесном кругу и спрашивал, что же заставило теперь служить советской власти. Он прямо указывал, что Рокоссовский действует только лишь в силу инстинкта самосохранения, и не просил у него прощения, подводя под удар. Он писал, что генерал Власов, он сам и другие бывшие советские генералы, партийные и советские работники давно осознавшие необходимость борьбы со сталинским режимом, теперь получили возможность вести эту борьбу и решили продолжать ее, не щадя жизни.
- Сегодня вы, завтра я, - писал он, - вы должны бороться, если надо погибнуть, а не спасать жизнь.
Письмо имело известный успех. Как мы узнали позднее, маршал Рокоссовский в разгар наступления попал на несколько недель под следствие. Но большие уроки из этого письма следует извлечь сейчас. Скомпрометировать кого-либо в глазах большевиков не так-то легко. Ведь и Илья Эренбург был когда-то одним из работников деникинской прессы, а сам Маленков был троцкистом.
Беседа с товарищем Ланге.
Не раз немцы пытались вызвать нас на откровенность. Делалось это всегда примитивно и грубо, в большинстве при помощи водки. Совершенно ясно, что никаких откровенных разговоров не получалось. Но однажды мы пригласили немцев в наш офицерский кружок, а не они нас, как это бывало обычно. Вот тут-то неожиданно и появился за нашим столом товарищ Ланге.
- Вы, русские, крепко держитесь своих убеждений, - проповедовал Мюллер. - С одной стороны это хорошо, с другой - плохо. Мы знаем, что вы - враги Сталина, но в глубине души вы всё же остаетесь коммунистами. Вместе с тем, наши немецкие коммунисты вполне восприняли национал-социалистические убеждения и отказались от старого. Вот, например, бывший редактор "Роте Фане". Теперь он наш сотрудник, он всё передумал, пересмотрел, и мы доверяем ему так же как самим себе и не делаем между ним и нами никакой разницы. Вот поговорите с ним.
Улучив момент, когда никто за нами, как мне казалось, не наблюдал, я попытался разговориться с Ланге. Он произвел впечатление человека, чувствовавшего себя чрезвычайно связанно. На все мои вопросы о его деятельности в качестве коммунистического редактора отвечал утвердительно, но крайне односложно, и только один раз буркнул почти шопотом:
- Ничего я не пересмотрел.
Вскоре меня отвлекли от разговора и попросили выйти в коридор. Там оберлейтенант К., впоследствии адъютант генерала Жиленкова и бывший ССовец, сказал мне:
- Я не имею права говорить вам этого, но неужели вы не видите, что это немецкая провокация?
Я спросил его, действительно ли Ланге - один из редакторов "Роте Фане". Он подтвердил это и прибавил:
- Как хотите. Дальнейший разговор может вам дорого обойтись.
Когда я вернулся я стол, Ланге там больше не было.
Заключение.
Окружение Львова и стремительное наступление советских армий заставило нас откатиться через Тарнов и Пшеворск в Краков, откуда мы вскоре были отозваны в Берлин. После этого я перешел на работу по специальности в университет в городе Халле в качестве доцента физической химии. Это совпало с вступлением Власовского движения в его пражский период.
Д-р М.Китаев.
"Скорпион"
Скорпион - это смертельно жалящее насекомое. Так, вероятно, и была задумана эта ССовская часть, которой командовал штандартенфюрер Далькен. Острое жало должно было быть направлено против коммунизма и для этого были собраны интересные люди. Интересен уже тот факт, что антикоммунистическое начало превалировало над антирусским или антиславянским. Пожалуй, это единственно правильное направление, в данном случае было выбрано бессознательно или случайно, почему и не принесло своих плодов. Но это всё предварительные замечания, которые, быть может, лучше было бы поместить после изложения фактической стороны дела, дабы читатель сам мог делать выводы, а не смотреть из рук автора.
Предыстория вопроса.
Факты, которыми располагает автор, настолько отрывочны, что их не удается уложить в какую-либо стройную систему, если не прибегать к совершенно непозволительным натяжкам. Все же они, по нашему мнению, представляют интерес и сами по себе и, дополненные другими материалами, вероятно, помогут освещению проблемы, которая, хотя и немного поздно, но все же становится объектом изучения заинтересованных в этом лиц.
Оставляя в стороне рассмотрение многих факторов, позволяющих судить об обстановке того времени, скажем, что у многих из нас к весне 1944 года создалось впечатление, что у Зыкова, которого мы привыкли считать решающей фигурой всего движения, все более и более углубляется разрыв с Власовым , и что этот разрыв уже не может быть сцементирован какими-либо мирными средствами. Складывалось впечатление, что первоначальная смелая программа всё больше и больше, так сказать, на тормозах, вводится в русло более удобной для немцев пропаганды.
Складывалось впечатление, что т.н. старая гвардия медленно, но верно заменяется более сговорчивыми кондотьерами. Исключение представляли при этом солидаристы, которые вели просто борьбу, если не за власть, то за призрак власти, и всюду пытались насадить своих людей, не входя в обсуждение вопросов по существу, что характерно для них и по сие время.
В этой-то обстановке Зыков и задумал какую-то новую политическую акцию. Смысл этой акции, как нам казалось, заключался в том, чтобы, избежав войны мышей и лягушек и предоставив Власову развиваться самостоятельно, еще раз попробовать начать что-то новое. Свою программу Зыков держал, однако, в секрете. Можно было догадаться, что он откроет свои карты по прибытии на восточный фронт. Незадолго до отъезда Зыков был один из всего состава редакции произведен из капитанов в майоры, что можно было бы расценивать, как акт доверия со стороны немцев. К сожалению, мелочная ссора помешала мне переговорить с Зыковым накануне его отъезда. Он вошел в комнату, где я сидел, видимо, с намерением поговорить, но мелочное самолюбие помешало мне сделать шаг в сторону этого человека большой души. Он, видимо, ничего не подозревал о том, какая судьба его ожидает в ближайшее время и решил отложить наш разговор до прибытия в Польшу, куда я должен был отправиться вслед за ним.
Как известно, Зыков на вокзал не прибыл. Теперь можно почти с полной уверенностью утверждать, что его уничтожение было дело рук Гестапо.
Первое впечатление.
Перед отъездом в Польшу мы надеялись получить сведения от первой группы, уже отбывшей туда, но письма не приходили, и посланные курьеры не возвращались. Уже потом мы узнали, что задержки были вызваны сознательно, чтобы не дать нашим товарищам возможность нас информировать о положении.
Во главе второй группы, отбывшей в Польшу, стоял генерал Жиленков. Его заместителями были полк. Боярский и Н.В.Ковальчук (Гранин), бывший редактор "Зари". Кроме журналистов в состав группы входили полк. Сахаров и капитан Ламсдорф, что заставляло предполагать, что дело не ограничится устной пропагандой, и будут проведены решающие действия в тылу у противника.
Группу сопровождал назначенный от ОКВ немецкий офицер связи Клинский, журналист, много лет проведший в Голландии, но прекрасно владевший русским языком. Этот человек был недалек, немолод, жизнерадостен и труслив.
Первая встреча с сотрудниками "Скорпиона" состоялась на станции "Зимние воды", недалеко от Львова, где тогда расквартировался штаб этой организации и некоторые его отделы. Уже первые минуты пребывания ориентировали нас в происходящем. Дверь в одну из квартир, где должна была расположиться редакция, оказалась запертой. Было уже 9 или 10 часов утра и казалось странным, что из жившей там семьи никто еще не вышел на улицу. После небольшой суеты и беготни, получив разрешение от штурмбаннфюрера Мюллера (о нем ниже), решено было взломать дверь. Мы нашли в лужах крови мужа, жену и двух детей. Это была польская семья, уничтоженная украинскими террористами. Люди Стефана Бандера оперировали в окрестностях города и в самом Львове. Террористических актов против польского населения было очень много.
Советские самолеты налетали по ночам небольшими группами в 5-6 самолетов. Бомбардировки были не особенно интенсивными. Главной целью была, очевидно, заброска диверсантов, которых было очень много. Кое-кого немцам удавалось изловить, но большинство при поддержке местного населения могло действовать совершенно безнаказанно. Советские парашютисты, имевшие семьи в "Зимних водах", приходили по ночам повидать детей и семью. Вскоре после нашего прибытия Львов попал в полуокружение и пришлось эвакуироваться.
Наши задачи тоже прояснились с первого же разговора с нашими людьми.
- Если вы думаете, что приехали сюда работать, то ошибаетесь. Оружие у нас пока еще не отбирают, но в-общем-то мы находимся под надзором.
С одной стороны это было действительно так, с другой стороны многое говорило и против этого. Обезглавив нашу группу уничтожением Зыкова, совсем не необходимо было посылать нас в Польшу, хотя бы даже для изоляции. Было совершенно ясно, что мы еще нужны, что надо ждать, пока где-то наверху кончатся какие-то переговоры, что нас удалили из Дабендорфа только для того, чтобы мы не мозолили глаза. В этом духе нас и ориентировал генерал Жиленков. В этой-то обстановке и началось мое знакомство со "Скорпионом".
Несколько слов об организации.
Формально "Скорпион" был СС-Штандарте, т.е. в наших терминах особая часть на правах полка. Главную часть этого образования составляли пропагандные роты. Эти роты, "вооруженные" громкоговорителями, выдвигались на передовые позиции на т.н. тихих участках, и, большей частью в вечернее время начинали вещать. В-общем, это было нечто вроде "Голоса Америки" или радиостанции "Освобождение", только во фронтовой обстановке.
Техническое обслуживание рот было укомплектовано целиком немцами, но при ротах находилось несколько пропагандистов РОА, большей частью из числа окончивших школу в Дабендорфе. Эти люди и писали тексты передач. После утверждения текста командованием «Скорпиона» передача улетала в эфир.
Помимо рот-громкоговорителей "Скорпион" обладал собственной радиостанцией, разрешавшей иметь прямую связь с любым пунктом Германии. Предполагалась организация группы для работы по ту сторону фронта. Планировалось создание лагеря для военнопленных с чисто пропагандными целями.
Командование.
Во главе "Скорпиона" стоял штандартенфюрер Далькен, для своего поста очень молодой человек. Его внешность и поведение бросались в глаза. Красивое, энергичное лицо, стройная фигура с хорошо пригнанной формой. В разговоре он не любил т.н. «официальных» фраз и пытался разбирать вопрос по существу, порой довольно остро. Когда же собеседник не желал выйти из трафарета установившейся пропаганды, он не раздражался как многие, но терял к человеку настоящий интерес. Далькен был музыкален, но неохотно играл классические вещи, предпочитал мелодии современных советских песен, которые мог играть часами. Далькен не говорил по-русски.
Непосредственным деловым заместителем Далькена был оберштурмфюрер Мюллер, неплохо говоривший по-русски. Он осуществлял непосредственное руководство над фронтовыми передачами и писанием листовок. В конечном счете от него зависело пустить или не пустить в ход тот или иной документ. Мюллер был человеком, больше всего желавшим спокойствия и не желавшим выходить из установленной кем-то рутины. Мы имели сведения, что советская артиллерия открывала огонь при начале передач, апробированных Мюллером, не ожидая приказа офицеров или политработников. Таков был Мюллер.
Иным был д-р Боссе, историк по профессии. Этот человек задумывался не только над вопросами пропаганды, но и вообще над смыслом всего происходящего и охотно говорил на подобные темы, если чувствовал в собеседнике искреннее желание обсуждать тот или иной вопрос по существу, отвлекаясь от обстановки сегодняшнего дня, так, например, мы долго обсуждали точку зрения советского историка профессора М.Н.Покровского, приводя всевозможные доводы за и против, причем спор шел не столько вокруг имени Покровского, сколько вокруг методологии истории как науки вообще. Коль скоро речь заходила о вопросах актуальных, д-р Боссе терял интерес к продолжению разговора.
В штабе "Скорпиона" помимо технических работников было еще несколько сотрудников, контакт с которыми был для нас затруднен. Среди них был, например, один из бывших редакторов немецкой коммунистической газеты "Роте Фане" Ланге.
Автомобильный парк "Скорпиона" был настолько внушителен, что это дало повод Н.В.Ковальчуку характеризовать последний как организацию, специально приспособленную для бегства.
Содержание листовок и радиопередач.
Содержание листовок и радиопередач напоминало дешевый траур на скромных похоронах. Тут было и иудо-масонство всех видов, и сведения о еврейском засилии в СССР, и прямые призывы переходить на немецкую сторону с обещанием различных материальных благ. Одним словом, установился известный пропагандный трафарет, изменить который не было никакой возможности. Лишь изредка удавалось протащить правдивую и нужную передачу, причем после этого, как правило, следовали большие неприятности.
Любопытнее всего отметить, что авторами всех этих трафаретных передач и листовок были в большинстве своем советские люди. Что они думали, когда писали все это - не гадаю, но привычка приспосабливаться и выполнять "социальный заказ", видимо, была привезена из СССР, и когда мы пытались доказать порочность "немецкой точки зрения", нам возражали, что это написано не только русскими, но и советскими людьми. Нечто подобное наблюдается и сейчас, когда бывшие советские люди, в т.ч. и модные новейшие перебежчики, танцуют под американскую дудочку, а американская дудочка считает, что ее несложная мелодия как нельзя лучше отвечает тому кривлянию, которое нам предлагается воспринимать как танец. Необходимо иметь в виду это инстинктивное приспособленчество, которое часто принимается за выражение души советского человека. Блестящим примером этого рода "творчества" являются произведения Юрасова.
Были среди русских пропагандистов "Скорпиона" и такие выпускники Дабендорфа, которые не хотели мириться с установившимся трафаретом, и искали связи с нашим центром. Связь эта всячески затруднялась. Наиболее энергично протестующие люди подвергались арестам. Если нам удавалось узнать о подобных фактах и вмешаться - людей освобождали, если не удавалось - переводили обратно в лагеря военнопленных. Впрочем, удавалось выручать и оттуда. Думается, что лишь меньшая часть пострадавших таким образом ускользнула от нашего внимания.
Акция Жиленкова.
Как уже было сказано, мы в сущности ничего не делали. К писанию листовок или текстов радиопередач нас не допускали - эта работа шла своим чередом до нас, при нас и после нас. За время моего пребывания в «Скорпионе» стоит говорить о двух мероприятиях, отчасти разработанных и отчасти проведенных нами. Нужно сразу оговориться, что мы не считали эту работу настоящей и выполняли ее постольку-поскольку, ожидая изменения создавшегося тягостного положения.
Первым мероприятием была организация лагеря для военнопленных. Лагерь предполагалось организовать чуть ли не как первоклассный отель. Лагерь мыслился как распределительный. Убывающих из лагеря предполагалось устраивать на работу с освобождением из плена. Одновременно предполагалось дать возможность некоторым военнопленным бежать или спровоцировать подобные побеги с тем, чтобы условия жизни в лагере стали известны по ту сторону фронта. Другими словами это был гнусный пропагандный трюк, но человеку, его предложившему, нельзя отказать в отсутствии воображения. Такой лагерь был организован, но быстрое продвижение советских войск не дало возможности его организаторам развернуть работу. Немецким начальником лагеря был назначен д-р Боссе, русским - полковник Ершов, личность вполне бесцветная.
Вторым мероприятием было открытое письмо генерала Жиленкова маршалу Рокоссовскому. В то время маршал Рокоссовский руководил наступлением советских армий, и его части продвигались угрожающе быстро. Предполагалось, что хотя временная его отставка могла бы повести к замедлению темпов наступления. Письмо генерала Жиленкова было написано отменно хорошо. Содержание его в кратких чертах было таково: Жиленков напоминал Рокоссовскому при каких обстоятельствах произошло их знакомство и каким оно было в дальнейшем. Он напоминал Рокоссовскому его антисоветские мысли и высказывания в тесном кругу и спрашивал, что же заставило теперь служить советской власти. Он прямо указывал, что Рокоссовский действует только лишь в силу инстинкта самосохранения, и не просил у него прощения, подводя под удар. Он писал, что генерал Власов, он сам и другие бывшие советские генералы, партийные и советские работники давно осознавшие необходимость борьбы со сталинским режимом, теперь получили возможность вести эту борьбу и решили продолжать ее, не щадя жизни.
- Сегодня вы, завтра я, - писал он, - вы должны бороться, если надо погибнуть, а не спасать жизнь.
Письмо имело известный успех. Как мы узнали позднее, маршал Рокоссовский в разгар наступления попал на несколько недель под следствие. Но большие уроки из этого письма следует извлечь сейчас. Скомпрометировать кого-либо в глазах большевиков не так-то легко. Ведь и Илья Эренбург был когда-то одним из работников деникинской прессы, а сам Маленков был троцкистом.
Беседа с товарищем Ланге.
Не раз немцы пытались вызвать нас на откровенность. Делалось это всегда примитивно и грубо, в большинстве при помощи водки. Совершенно ясно, что никаких откровенных разговоров не получалось. Но однажды мы пригласили немцев в наш офицерский кружок, а не они нас, как это бывало обычно. Вот тут-то неожиданно и появился за нашим столом товарищ Ланге.
- Вы, русские, крепко держитесь своих убеждений, - проповедовал Мюллер. - С одной стороны это хорошо, с другой - плохо. Мы знаем, что вы - враги Сталина, но в глубине души вы всё же остаетесь коммунистами. Вместе с тем, наши немецкие коммунисты вполне восприняли национал-социалистические убеждения и отказались от старого. Вот, например, бывший редактор "Роте Фане". Теперь он наш сотрудник, он всё передумал, пересмотрел, и мы доверяем ему так же как самим себе и не делаем между ним и нами никакой разницы. Вот поговорите с ним.
Улучив момент, когда никто за нами, как мне казалось, не наблюдал, я попытался разговориться с Ланге. Он произвел впечатление человека, чувствовавшего себя чрезвычайно связанно. На все мои вопросы о его деятельности в качестве коммунистического редактора отвечал утвердительно, но крайне односложно, и только один раз буркнул почти шопотом:
- Ничего я не пересмотрел.
Вскоре меня отвлекли от разговора и попросили выйти в коридор. Там оберлейтенант К., впоследствии адъютант генерала Жиленкова и бывший ССовец, сказал мне:
- Я не имею права говорить вам этого, но неужели вы не видите, что это немецкая провокация?
Я спросил его, действительно ли Ланге - один из редакторов "Роте Фане". Он подтвердил это и прибавил:
- Как хотите. Дальнейший разговор может вам дорого обойтись.
Когда я вернулся я стол, Ланге там больше не было.
Заключение.
Окружение Львова и стремительное наступление советских армий заставило нас откатиться через Тарнов и Пшеворск в Краков, откуда мы вскоре были отозваны в Берлин. После этого я перешел на работу по специальности в университет в городе Халле в качестве доцента физической химии. Это совпало с вступлением Власовского движения в его пражский период.
Д-р М.Китаев.