рекомендуемое чтение
Так кто перед нами - писатель или монтажёр?
А, может, автор тут что-то вроде фольклориста - мы благодарны ему за то, что он шёл по просёлкам, ночевал в деревнях, расшифровывал записи, а не за то, что он придумал сюжет и шлифовал стиль.
Он, будто путешественник Сенкевич, говорит urbi et orbi о жизни аборигенов далёкого Архипелага.
И в этом течении тоже много подводных камней.
Множество книг написано на островах и заезжими путешественниками. Иногда папуасы безудержно хвалят свои порядки, иногда заезжий писатель ночует в тени развесистой клюквы, или рассказывает о том, что бараны в этой местности возят свой курдюк на специальной тележке, а киты проникают из Тихого океана в Атлантический по подземному тоннелю.
Неравнодушие и информированность - базовые условия работы нового Сенкевича, базовые, значит, необходимые, но отнюдь не достаточные.
Вот какой неравнодушный мудрец начнёт рассуждать о том, что слон похож на змею, он сам его ощупывал (вместе с товарищами, которые, впрочем, утверждают, что слон похож на лопух, колонны и шар - смотря, что щупать) - и что с ним делать?
Монтаж документов даёт простор для мягкой манипуляции.
Есть, конечно, простые подлоги, известные или распознаваемые сразу.
Но куда более реальна опасность манипуляции читателем или зрителем с помощью того, что им (читателем или зрителем) считается документом, а на самом деле олицетворяет собой неполное знание. Или иначе, городская легенда - документ?
С одной стороны да, но без объяснения границ её реальности - вовсе нет.
В знаменитом романе Хемингуэя «По ком звонит колокол» советский журналист Карков рассказывает историю о зимних и летних дураках. Прямые фейки и подлоги - это летние дураки.
А вот манипуляция в газетном заголовке - это уже зимние, более опасные дураки.
А то и вовсе манипуляция фактами ради благого дела (которая оборачивается дискредитацией этого благого дела).
Из некоего полного набора документов в том самом нашем конвенциальном смысле можно сделать такой монтаж, что окажется - то ли он шубу украл, то ли у него шубу украли, но явно что за Имярек тянется криминальный след.
И вот этот, трудно распознаваемый феномен, опасен куда более прочего - именно он размывает не просто этические нормы, но и систему нашего познания.
Жизнь жёстче именно там, где зимние дураки.
Данте разделил обманувших доверившихся и обманувших не доверившихся и первых разместил ближе к Коциту.
Если зло открыто и просто, то оно не так страшно.
А вот когда Светлая сторона начинает тобой манипулировать, то тебя (то есть, меня) охватывает тоска - куда деваться? К кому прислониться?
berezin про Охоту за Красными Людьми.
А, может, автор тут что-то вроде фольклориста - мы благодарны ему за то, что он шёл по просёлкам, ночевал в деревнях, расшифровывал записи, а не за то, что он придумал сюжет и шлифовал стиль.
Он, будто путешественник Сенкевич, говорит urbi et orbi о жизни аборигенов далёкого Архипелага.
И в этом течении тоже много подводных камней.
Множество книг написано на островах и заезжими путешественниками. Иногда папуасы безудержно хвалят свои порядки, иногда заезжий писатель ночует в тени развесистой клюквы, или рассказывает о том, что бараны в этой местности возят свой курдюк на специальной тележке, а киты проникают из Тихого океана в Атлантический по подземному тоннелю.
Неравнодушие и информированность - базовые условия работы нового Сенкевича, базовые, значит, необходимые, но отнюдь не достаточные.
Вот какой неравнодушный мудрец начнёт рассуждать о том, что слон похож на змею, он сам его ощупывал (вместе с товарищами, которые, впрочем, утверждают, что слон похож на лопух, колонны и шар - смотря, что щупать) - и что с ним делать?
Монтаж документов даёт простор для мягкой манипуляции.
Есть, конечно, простые подлоги, известные или распознаваемые сразу.
Но куда более реальна опасность манипуляции читателем или зрителем с помощью того, что им (читателем или зрителем) считается документом, а на самом деле олицетворяет собой неполное знание. Или иначе, городская легенда - документ?
С одной стороны да, но без объяснения границ её реальности - вовсе нет.
В знаменитом романе Хемингуэя «По ком звонит колокол» советский журналист Карков рассказывает историю о зимних и летних дураках. Прямые фейки и подлоги - это летние дураки.
А вот манипуляция в газетном заголовке - это уже зимние, более опасные дураки.
А то и вовсе манипуляция фактами ради благого дела (которая оборачивается дискредитацией этого благого дела).
Из некоего полного набора документов в том самом нашем конвенциальном смысле можно сделать такой монтаж, что окажется - то ли он шубу украл, то ли у него шубу украли, но явно что за Имярек тянется криминальный след.
И вот этот, трудно распознаваемый феномен, опасен куда более прочего - именно он размывает не просто этические нормы, но и систему нашего познания.
Жизнь жёстче именно там, где зимние дураки.
Данте разделил обманувших доверившихся и обманувших не доверившихся и первых разместил ближе к Коциту.
Если зло открыто и просто, то оно не так страшно.
А вот когда Светлая сторона начинает тобой манипулировать, то тебя (то есть, меня) охватывает тоска - куда деваться? К кому прислониться?
berezin про Охоту за Красными Людьми.