читая стенограммы

[labas]

Неугомонный В.Р.Мединский продолжает наставлять неразумных:

Никаких «рассекреченных» документов директор Госархива г-н Мироненко не опубликовал - все они давно опубликованы и с тех пор находятся в научном обороте. Кроме того, в архивах находятся (и они также давно опубликованы) стенограммы записи бесед со всеми выжившими участниками боя и еще

Comments

Re: Общая сюжетная канва

[labas]

Кстати, оказывается, Вы были правы насчет "личности интервьюера".
Вот что я нашел в одной из статей Кривицкого:
Еще в 1958 году в сборнике "Годы великой битвы" я написал о Васильеве и Шемякине, о мещанах, которые хихикают по поводу их "воскрешения", рассказал о случайностях, возможных в таком бою и частично привел нигде не опубликованную раньше запись беседы с Шемякиным - герой вспомнил некоторые новые детали знаменитого дела у Дубосекова
Если интервьюером в 1942 году был сам Кривицкий, то это многое объясняет.

Upd. Впрочем, нет, похоже не он. В другом месте Кривицкий пишет:
Однажды, спустя, как помнится, полтора-два года после событий у Дубосеково, в редакцию пришло известие: трое из двадцати восьми панфиловцев живы. Пополз обывательский слушок: дескать, как же это, писали, что все погибли, а вот, оказывается, живы?..

Что же здесь было непонятного? Хорошо известно, что поле боя осталось тогда в руках врага. Гвардейцы выполнили свой долг, задержали противника, дали возможность основным силам отойти на ранее подготовленный [86] рубеж, перегруппироваться. Не исключалась возможность, что кто-либо из двадцати восьми героев остался на поле боя тяжело раненным.

И вот живым, «воскресшим из мертвых» панфиловцам - Григорию Шемякину, Иллариону Васильеву, Ивану Шадрину - были вручены Звезды Героев и ордена Ленина. Они прислали мне свои фотографии. И вот кусочек из стенограммы выступления Григория Шемякина, рассказавшего о том памятном бое:

«...Машина, скрежеща гусеницами, поднялась над траншеей. Я резко нагнулся на дно, чтобы не быть раздавленным. Схватив бутылку с горючей жидкостью, я, когда вражеский танк перевалил траншею, бросил в него. Помню первую стадию страшного взрыва, а потом... потом я ничего не знаю. Как кончился бой? Кто извлек меня из-под земли, кто доставил в санбат, не знаю. Сколько я пробыл в небытии, тоже сказать не могу, пришел в себя днем. Но какой это был день? Следующий ли за тем днем нашего боя или другой, не знаю. Я был тяжело ранен и сильно контужен.

Побывал в госпиталях, поправился и снова на фронт. Признаться, в период пребывания в госпитале, да затем и в одной из частей на Ленинградском фронте я не знал, что так широко стал известным факт боя 28 панфиловцев против 50 немецких танков.

Вспоминая теперь страшную картину этого боя, благодаря какой-то минуте, которая позволила мне оказаться живым, я с благоговением преклоняюсь перед мужеством моих боевых товарищей».

Это, впрочем, не мешает защитникам версии нести прекрасную чушь:

Особо хочу выделить, что Мироненко и Артизов не верят в достоверность клича политрука «Велика Россия…». Но был, оказывается, очень серьёзный «проверяльщик» его достоверности. В 1942-м Кривицкий так ответил на вопрос секретаря ЦК партии А. Щербакова, откуда взялся воодушевляющий призыв: «Разыскал в госпитале одного из 28 героев - Шемякина».
Правда ли, что так звучал призыв? Да, правда. Хотя Шемякин уточнил, что призыв начинался со слова «Братцы!» Но смысл никак не меняется!

Re: Общая сюжетная канва

[ext_681209]

Думаю, что редакция стенограмм Васильева и Шемякина, приводящая их в соответствие текстам Кривицкого, указывает на Г.Ф. Александрова, который руководил и Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП (б), и Комиссией по изучению обороны Москвы.

Что касается знаменитого призыва Клочкова, то предложу такое объяснение. У Кривицкого в "Подмосковном карауле" говорится, со слов капитана Гундиловича и железнодорожного рабочего Макарова, что Клочков любил и при случае цитировал лермонтовское "Бородино". Связь этого стихотворения и Клочкова (которую, кстати, сам журналист более нигде не педалирует) может привести нас к двум версиям:

- отталкиваясь от факта симпатий Клочкова к этой патриотической классике, Кривицкий в описании действий политрука скопировал поведение лермонтовского полковника. То есть журналист предположил, что Клочков в смертельном бою повел себя также, как и герой его любимого "Бородина";

- желая описать идеальное поведение командира при обороне Москвы, Кривицкий ориентировался на классический текст и задним числом приписал Клочкову любовь к стихотворению на эту тему.

Речь вот об этом отрывке:

Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.

И молвил он, сверкнув очами:
"Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!"
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

На мой взгляд, все поведение Клочкова в тексте Кривицкого - это прямая цитата отсюда.