= четверг: пейзаж с поцелуем =
и где-то очень скрипят качели,
(и стало больше трамваев вечерних!)
и голубь пинает засохший пряник,
(и больше шума и всякой дряни!)
и девочка лезет мизинцем в помаду
(и это весна, и иного не надо!),
и двое тащат газеты в вязанках,
а мысли их матерны и белесы,
и курит водитель у автозака,
слегка попинывая колеса.
и с крыш водопады, и боже, боже,
чего стало больше, кого стало больше?
собак без присмотра, детей без него же,
стрит-арта, стрит-артеров - вот же, вот же! -
плюс всяких фриков, плюс ярких красок,
бомжей, тусящих по теплотрассам,
веснушек из грязи на джинсах и куртках,
окриков типа "быстрее, Маша!",
ручьев, а в них - скорлупок, окурков,
пакетов от сока, рваных бумажек.
и всё здесь просто, хрустко и хлестко,
что слышишь на улицах, на перекрестках:
"как будто бы ревность",
"пошел на принцип",
"почем? я слышал, всего за тридцать",
"да ну, для бродяги этого много!",
"такая досада - сломала ноготь",
"да сколько ж можно в этой конторе",
"петух на будильнике, реально, слушай!",
и вот текут десятки историй -
десятком ручьев в огромную лужу,
и в ней такое - искристо и жутко:
"смотри-ка, а там вон что за движуха?",
"кафешка... не вижу... чего-то пьяцца",
силовики у входа толпятся,
сверкают шлемами и мечами,
и запах железа прям и нечаян,
и шелест ленты сигнальной целен,
и вдруг отчетливо четвергово
в просвет между спинами видно сцену:
целует один оборванец другого,
и будто стоп-кадр в киножурнале,
и все, конечно, сюжет узнали,
теперь отводят глаза невольно;
щелчок наручников, пять конвойных,
волна за волной по людскому морю,
на вывеске было, конечно, "д'аморе",
и всем бы - толкаться, вперед проситься,
топтаться, как днем разбуженным совам,
и где-то шепчут "что? оппозиция?",
"понятно - митинг не согласован".
им все понятно. всем все понятно.
в глазах от солнца темные пятна.
смартфоны на запись - где интересней,
а слева судачат: "кто-то воскреснет?",
а справа: "безмолвны - считай, бессильны",
"куда ни взгляни - тут везде осины".
утешьте этих, тех урезоньте,
пусть взгляды скользят их, а речи вянут,
но да - в пейзаже, на горизонте,
и впрямь осина трясет ветвями,
ветвями, осина, трясет, осина,
"увозят в фургоне - в том грязно-синем",
вновь темные пятна в глазах от солнца,
толпа сейчас уже рассосется,
бегут оборванцы, да только проку:
фургону с сиреной плевать на пробки.
а тот, кого не будет в отчетах
и даже в роликах на ютубе,
стоит у "пьяццы" - и безотчетно
все гладит грязными пальцами губы.
- - -
Потому что наконец наступила весна, похожая на весну;
потому что мой Арамис вчера сказал мне: "уже продал", а я ответила: "завтра поцелует",
потому что вчерашнее завтра - сегодняшнее сегодня, а я совсем забыла, как (и из чего) делаются подобные вещи.
(и стало больше трамваев вечерних!)
и голубь пинает засохший пряник,
(и больше шума и всякой дряни!)
и девочка лезет мизинцем в помаду
(и это весна, и иного не надо!),
и двое тащат газеты в вязанках,
а мысли их матерны и белесы,
и курит водитель у автозака,
слегка попинывая колеса.
и с крыш водопады, и боже, боже,
чего стало больше, кого стало больше?
собак без присмотра, детей без него же,
стрит-арта, стрит-артеров - вот же, вот же! -
плюс всяких фриков, плюс ярких красок,
бомжей, тусящих по теплотрассам,
веснушек из грязи на джинсах и куртках,
окриков типа "быстрее, Маша!",
ручьев, а в них - скорлупок, окурков,
пакетов от сока, рваных бумажек.
и всё здесь просто, хрустко и хлестко,
что слышишь на улицах, на перекрестках:
"как будто бы ревность",
"пошел на принцип",
"почем? я слышал, всего за тридцать",
"да ну, для бродяги этого много!",
"такая досада - сломала ноготь",
"да сколько ж можно в этой конторе",
"петух на будильнике, реально, слушай!",
и вот текут десятки историй -
десятком ручьев в огромную лужу,
и в ней такое - искристо и жутко:
"смотри-ка, а там вон что за движуха?",
"кафешка... не вижу... чего-то пьяцца",
силовики у входа толпятся,
сверкают шлемами и мечами,
и запах железа прям и нечаян,
и шелест ленты сигнальной целен,
и вдруг отчетливо четвергово
в просвет между спинами видно сцену:
целует один оборванец другого,
и будто стоп-кадр в киножурнале,
и все, конечно, сюжет узнали,
теперь отводят глаза невольно;
щелчок наручников, пять конвойных,
волна за волной по людскому морю,
на вывеске было, конечно, "д'аморе",
и всем бы - толкаться, вперед проситься,
топтаться, как днем разбуженным совам,
и где-то шепчут "что? оппозиция?",
"понятно - митинг не согласован".
им все понятно. всем все понятно.
в глазах от солнца темные пятна.
смартфоны на запись - где интересней,
а слева судачат: "кто-то воскреснет?",
а справа: "безмолвны - считай, бессильны",
"куда ни взгляни - тут везде осины".
утешьте этих, тех урезоньте,
пусть взгляды скользят их, а речи вянут,
но да - в пейзаже, на горизонте,
и впрямь осина трясет ветвями,
ветвями, осина, трясет, осина,
"увозят в фургоне - в том грязно-синем",
вновь темные пятна в глазах от солнца,
толпа сейчас уже рассосется,
бегут оборванцы, да только проку:
фургону с сиреной плевать на пробки.
а тот, кого не будет в отчетах
и даже в роликах на ютубе,
стоит у "пьяццы" - и безотчетно
все гладит грязными пальцами губы.
- - -
Потому что наконец наступила весна, похожая на весну;
потому что мой Арамис вчера сказал мне: "уже продал", а я ответила: "завтра поцелует",
потому что вчерашнее завтра - сегодняшнее сегодня, а я совсем забыла, как (и из чего) делаются подобные вещи.