На Уралконе-2017. Состою из глаз. Еще у меня носки полосатые, но тут не видно. Сощелкнула Десколада.
Чешуя на шее, семечки дерева бодхи за шиворотом, тексты на груди у сердца. Очень не хватает в жилете плоского внутреннего кармана. Слева.
У человека, который сидит напротив,
два ловца снов на грифе гитары, и одно перышко - в форме рыбки - пляшет в потоках света;
а концы струн, торчащие из колков, длинны и похожи то ли на антенны, то ли на кошачьи вибриссы, то ли на нити водорослей, которые под водой не колышутся, а трепещут, потому что упругие и попадают в течение.
У меня два ножа в кармане (под правую руку), бутылек со слезами, черничные конфетки-таблетки, телефон и шариковая ручка, пальцы - в пятнах от цветных маркеров,
то состояние, о котором я писала в 2004: "сердце размотано, словно чалма".
Есть еще остатки вьетнамских веснушек на носу и щеках, но тут не видно. Через неделю, надеюсь, начнут появляться испанские.
Я хотела бы остаться в той субботе. Вернуться и прокрутить ее еще раза три. Или четыре.
Как там было у Крыса в "Посвящении Сибкону"? "... где я был бы настолько весь"?
Вот как-то так.
Снова трудно поверить, что минуты равны между собой продолжительностью. Субъективное время - как гармошка автобуса на поворотах: то растягивается (и видны трещины на пыльной черной резине), то сжимается (и скрипит, как потертое седло в песне мушкетеров).