= разминка: июль (середина лета) =
Французский священник Жан-Пьер Камю (Jean-Pierre Camus; 1584-1652), проповедуя о том, что ни один грех не укроется от взора Всевышнего, говорит о Боге с "глазами рыси".
Беспокойно мявчащий, зубами стучащий,
котик, зайчонок, останови ежедневный бег,
сядь, смотри вокруг, улыбайся чаще,
ожидай, что чаща улыбнется тебе.
Тропы в ней, заросли, заманки, тайные лазы,
шорох, беззвучный шаг, неслышный азарт:
это брат твой старший, бог рысьеглазый,
вышел на охоту тысячи лет назад,
не прерываясь на отдых и сон, такой у него обычай,
смотрит, выискивает, вытаскивает в свет - или в тень и тьму,
с каждой персонально играет своей добычей,
не позволяет понять, что она добыча ему.
Погоди, не двигайся, зажмурься, котик, зайчонок,
как на приеме врача: не дыши, не дыши, не дыши:
сколько в белых полях этих букв пронзительно-черных,
ластик воды, деревьев карандаши,
вчитывайся, замирай, улыбайся, вчитывайся, улыбайся,
забывай о себе за прочитанным всем, простые дела -
ну подумаешь, не обладаешь нюхом и статью барса,
ну подумаешь, не обладаешь цепким взором орла,
все равно ты ловишь горячее жизни, уклоняясь от холодного смерти,
все равно следов и знаков для любого здесь чересчур,
все равно только случай поможет на миг заметить
наблюдающий глаз и желтый его прищур.
Разожмуривайся, дыши, ветер ходит в колосьях, морщит озера,
зреют яблоки, наедают бока деловитые бурундуки,
розы падают одна за другой на лапы Азора,
но не наносят царапин, настолько они легки.
Мир тихонько урчит, как будто он мама-кошка,
точно мама-зайчиха пыхтит - или кто там она была.
Буквы на изнанке всего подергиваются рябью немножко
и мгновенно разглаживаются обратно, простые дела.
Корабли облаков идут в необъятной выси,
день и ночь один раз за осень соглашаются на ничью,
и струится время, и бог, глаза прикрывая рысьи,
мимоходом гладит уснувшую добычу свою.
Беспокойно мявчащий, зубами стучащий,
котик, зайчонок, останови ежедневный бег,
сядь, смотри вокруг, улыбайся чаще,
ожидай, что чаща улыбнется тебе.
Тропы в ней, заросли, заманки, тайные лазы,
шорох, беззвучный шаг, неслышный азарт:
это брат твой старший, бог рысьеглазый,
вышел на охоту тысячи лет назад,
не прерываясь на отдых и сон, такой у него обычай,
смотрит, выискивает, вытаскивает в свет - или в тень и тьму,
с каждой персонально играет своей добычей,
не позволяет понять, что она добыча ему.
Погоди, не двигайся, зажмурься, котик, зайчонок,
как на приеме врача: не дыши, не дыши, не дыши:
сколько в белых полях этих букв пронзительно-черных,
ластик воды, деревьев карандаши,
вчитывайся, замирай, улыбайся, вчитывайся, улыбайся,
забывай о себе за прочитанным всем, простые дела -
ну подумаешь, не обладаешь нюхом и статью барса,
ну подумаешь, не обладаешь цепким взором орла,
все равно ты ловишь горячее жизни, уклоняясь от холодного смерти,
все равно следов и знаков для любого здесь чересчур,
все равно только случай поможет на миг заметить
наблюдающий глаз и желтый его прищур.
Разожмуривайся, дыши, ветер ходит в колосьях, морщит озера,
зреют яблоки, наедают бока деловитые бурундуки,
розы падают одна за другой на лапы Азора,
но не наносят царапин, настолько они легки.
Мир тихонько урчит, как будто он мама-кошка,
точно мама-зайчиха пыхтит - или кто там она была.
Буквы на изнанке всего подергиваются рябью немножко
и мгновенно разглаживаются обратно, простые дела.
Корабли облаков идут в необъятной выси,
день и ночь один раз за осень соглашаются на ничью,
и струится время, и бог, глаза прикрывая рысьи,
мимоходом гладит уснувшую добычу свою.