= о лирике и тревоге =

Oct 30, 2013 10:58

В субботу я распечатала билеты на поезд и перестала понимать и чувствовать, зачем я еду в Москву. Утратила смыслы. Какая-то совершенная ноябрьская бесприютность. В Екатеринбурге тепло и мокро. Внутри меня рутинно и тревожно. Я не привыкла испытывать тревогу подолгу и не люблю ее, признаться.

Хожу, заклеенная пластырем внутри новых хипстерских ботинок, безосновательно чувствую себя умирающим гумилевским конквистадором, перелезла в очень цветную рубашку из очень серой. Эпически скучаю по дорогому Чеширскому другу. Вчера в порыве откровенности призналась ему, что подумываю сдать билеты. Не сдавай пока, сказал он.
Ну, я в итоге решила - если что (то есть если не сложится и не поймается), то просто уеду раньше.
На том сердце успокоилось.
Всем же понятно, что раньше я не уеду и что все получится отлично. ))

При этом ужасно хочется на Зилант. Больше традиционной суеты богу традиционной суеты!

И больше ностальгии богу ностальгии.
Чо-то вспоминаю, как впервые ездила на Зиланткон в 2оо3-ем. Ровно на две стипендии. )) Билет брала без белья, чтобы сэкономить, и спала на сложенном пуховике, потому что подушками без белья пользоваться не разрешали. А потом на плече сургутского человека Пушкина (да, тогда я впервые познала дао паззла "вдвоем на полке поезда")).
Наутро мы с Канцлером, Сильвер, Тао и Золь очень долго ждали девятого трамвая, а потом еще дольше стояли в очереди на регистрацию. Торчали на лестнице во дворе ДК Гайдара, слонялись, ждали заселения, ели бутерброды в ближайшей пельменной.
Жили в актовом зале 117-й школы вместе с набережными челнинцами, склоняли на все лады "кояш-кояш, чык-чык-чык" и ужасно мерзли по ночам. По крайней мере, я точно мерзла. Спальника своего у меня тогда не было (как и рюкзака), одолжить я догадалась только пенку (у Холеры, и до сих пор не вернула)), из остального у меня имелись плед и неудобная спортивная сумка. Потом приехал Денис Жердев (я только начинала отучаться воспринимать его как преподавателя) и укрыл меня кожаной курткой поверх пледа. Это было круто.
Еще мы гуляли по Казани.
А мылись в татарской бане под названием мунча, и она до сих пор остается одним из самых сильных эстетических и гигиенических потрясений в моей жизни.
Две стипендии поставили передо мной малоприятный выбор "ярмарка или еда", и в последний день вместо завтрака и обеда я купила себе медное кольцо с кельтской плетенкой.

А еще через год у меня уже были "гром" и рюкзак. И стипендия повышенная (относительно)).
И смутно зарождающееся понимание, что в октябре-ноябре мне всегда будет сложно. Сложнее всего. Такой циклический миф.
Урукхай дал мне с собой "Ночь в одиноком октябре" Желязны и кассет в плеер. У нас тогда была мода записывать друг для друга кассеты - сборные солянки. Еще Урукхай просил, чтоб я вернулась и вернулась к нему. Но я по своему обыкновению ни то, ни другое.
Не холодна, не горяча.
Заканчивался длинный и чудовищно тяжелый високосный год.

Потом, в конце ноября, в очередной раз столкнувшись с тем, что больше меня и с чем мне сложно смириться, я спросила: "Как мне теперь с этим жить?"
И Урукхай ответил: "А просто жить. День за днем".
И я мгновенно это поймала и этому научилась: доживать до завтра, нарезать жизнь некрупными отрезками, поедать огромное маленькими порциями, доступными сознанию, вроде как вычерпывать небо чайной ложечкой, и вот до сих пор просто живу. День за днем. Именно так переживаю приобретения и утраты.

Пунктир Зилантконов. Столько раз я была счастливой и несчастной, бездомной и беспечной, озабоченной и пустой, наполненной и смешной, серьезной и суетливой. Одновременно. И так много всего разного. И вообще: Зиланткон - самая давняя моя кочевая традиция. В этом году получается одиннадцать лет.

Кольцо с кельтской плетенкой уже не налезает на средний палец, на который я его покупала. Только на безымянный.

жизненная мудрь, дела давно минувших дней, всякая фигня, радости и печали маленького лорда, кочевое

Previous post Next post
Up