= уголок длинной цитаты, абстрактной грусти и бессмысленных воспоминаний =
Внезапно решила перечитать что-нибудь старое, доброе и печальное; открыть где попало и оттуда уже идти до конца. Думала про Ле Гуин, но рука сама потянулась за Ивановым.
Тем более что я совсем недавно его поминала в асечном разговоре. Хотела процитировать, да не смогла дословно.
"Я и имею в виду такого святого. Так сказать, современного, в миру... Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь? Совершенная любовь изгоняет страх. Библия".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 212.
И еще:
"Я искоса гляжу на Машу. Маша смотрит себе под ноги.
- И еще я поняла, что мне-то легко в вас влюбиться. Ученицы всегда влюбляются в учителей... А вам? Может, вы больше тосковали, чем веселились... А я вам морали читала, дура...
- Да брось ты, Маш... - без голоса говорю я.
У меня вдруг рождается дикое желание, чтобы после этого разговора у меня с Машей что-то продолжалось. Неужели такое понимание пришло зря, слишком поздно? Ведь нам не по восемьдесят лет, и живем мы не в разных полушариях... Почему же душу мою гложет ощущение неминуемой вечной разлуки?
- А вы меня и вправду любите, Виктор Сергеевич?
- Вправду, Маша. А ты меня?
- А я, наверное, без вас жить не смогу.
Я усмехаюсь, пряча лицо в капюшон штормовки. Сможешь, Маша. И я смогу без тебя. Вопрос - как? Раны-то заживают, но потери не восстанавливаются".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 292.
И финал:
"Яркий солнечный полдень рассыпался по Речникам. Мелкая молодая листва на деревьях просвечивала, пенилась на ветру и плескалась под балконом. Служкин стоял на балконе и курил. Справа от него на банкетке стояла дочка и ждала золотую машину. Слева от него на перилах сидел кот. Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 317.
И мой любимый момент. Когда все только начинается.
"- Я и не знала, что вы и серьезные стихи пишете.
- Я не пишу, Машенька. Я сочиняю. Изредка.
- Почему же не пишете? - удивилась Маша.
- Ну-у... - Служкин замялся. - Мне кажется, писать - это грех. Писательство - греховное занятие. Доверишь листу - не донесешь Христу. Поэтому какой бы великой ни была литература, она всегда только учила, но никогда не воспитывала. В отличие от жизни".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 173.
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Лет восемь назад я писала стихи про то, что разучилась любить кого потеряла. И что в мае легко терять и умирать, потому что это конец весны. Я воображала себя робингудовским вольным стрелком, свободным от привязанностей.
Сейчас я думаю, что терять тяжело всегда, независимо от времени года. И что вовсе необязательно переставать любить тех, кого потерял.
И что от написания стихов мне лучше воздерживаться.
Тем более что я совсем недавно его поминала в асечном разговоре. Хотела процитировать, да не смогла дословно.
"Я и имею в виду такого святого. Так сказать, современного, в миру... Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь? Совершенная любовь изгоняет страх. Библия".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 212.
И еще:
"Я искоса гляжу на Машу. Маша смотрит себе под ноги.
- И еще я поняла, что мне-то легко в вас влюбиться. Ученицы всегда влюбляются в учителей... А вам? Может, вы больше тосковали, чем веселились... А я вам морали читала, дура...
- Да брось ты, Маш... - без голоса говорю я.
У меня вдруг рождается дикое желание, чтобы после этого разговора у меня с Машей что-то продолжалось. Неужели такое понимание пришло зря, слишком поздно? Ведь нам не по восемьдесят лет, и живем мы не в разных полушариях... Почему же душу мою гложет ощущение неминуемой вечной разлуки?
- А вы меня и вправду любите, Виктор Сергеевич?
- Вправду, Маша. А ты меня?
- А я, наверное, без вас жить не смогу.
Я усмехаюсь, пряча лицо в капюшон штормовки. Сможешь, Маша. И я смогу без тебя. Вопрос - как? Раны-то заживают, но потери не восстанавливаются".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 292.
И финал:
"Яркий солнечный полдень рассыпался по Речникам. Мелкая молодая листва на деревьях просвечивала, пенилась на ветру и плескалась под балконом. Служкин стоял на балконе и курил. Справа от него на банкетке стояла дочка и ждала золотую машину. Слева от него на перилах сидел кот. Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 317.
И мой любимый момент. Когда все только начинается.
"- Я и не знала, что вы и серьезные стихи пишете.
- Я не пишу, Машенька. Я сочиняю. Изредка.
- Почему же не пишете? - удивилась Маша.
- Ну-у... - Служкин замялся. - Мне кажется, писать - это грех. Писательство - греховное занятие. Доверишь листу - не донесешь Христу. Поэтому какой бы великой ни была литература, она всегда только учила, но никогда не воспитывала. В отличие от жизни".
(с) Алексей Иванов, "Географ глобус пропил"; с. 173.
- - - - - - - - - - - - - - - - -
Лет восемь назад я писала стихи про то, что разучилась любить кого потеряла. И что в мае легко терять и умирать, потому что это конец весны. Я воображала себя робингудовским вольным стрелком, свободным от привязанностей.
Сейчас я думаю, что терять тяжело всегда, независимо от времени года. И что вовсе необязательно переставать любить тех, кого потерял.
И что от написания стихов мне лучше воздерживаться.