(no subject)
Про любовь напишу. Хотела набросить, не идёт. Не в праймтайм напишу и выложу историйку про любовь. По сусекам поскребу и нате вам очередной служебный недороман.
ЧЕПУХА
Он.
Человек - картинка из пафосного "глянца". Лет где-то сорок пять. Ухожен, как черный лабрадор премьер-министра. Одет, как сам премьер-министр. Аккуратен. Подтянут. Красив. Не "мужественной неброской красотой", не "благородной красотой томного аристократа" и не " избыточной красотой удачливого альфонса", но так по-хорошему красив. Смотришь, как он неспешно, вальяжно шагает от тяжелой дубовой двери переговорной к своему месту во главе длинного стола и любуешься. Хочешь- не хочешь, а любуешься, потому что безупречен. И чертовски, просто до изумления и поднятых "огого!" бровей похож на Ален Делона. Зеленые глаза, иссиня- черные волосы с легким проблеском седины, чистая без единой морщины кожа. Высок. Прекрасно сложен. Неотразим. Бигбосс, разумеется.
Я.
Увидев его впервые, опешила, потому что никогда не верила в реальное существование такой кинематографической внешности. А совокупности с хорошим образованием, мужским, совершенно животным шармом, более чем приличным социальным статусом и специфическим чувством юмора... нет! импосибль!
Майн готт! Будь у него хоть один недостаток, будь у него плохие зубы или козлиный голос, или отвислые ягодицы... или дюжина внебрачных детей, я бы потеряла голову. Но меня остановила безупречность. Он был таким, каких не бывает. Некоторое время в целях сохранения привычного когнитивного баланса, я считала его не слишком умным. Ну, везучий купец... ну, снял в свое время где-то хороших денег... ну, успешно раскрутился. И всё! Наверняка, ничего кроме ЕБИДТы и биржевых сводок не видел и не знает. Однако, тщательно охраняемый баланс был вскоре разрушен неприлично уместным цитированием Сенеки и Бродского, а также способностью бигбосса считывать самый осторожный, самый "на грани" мой сарказм.
Я не потеряла голову. Несмотря ни на что, включая сперва многосмысленные, сопровождаемые качественной самоиронией полунамеки, а позже и прямо, без всяких экивоков озвученные предложения. Замуж не звал, если что - врать не стану, хотя был на тот момент разведен, свободен и опасен, что сам Люцифер.
Я не влюбилась - до сих пор не могу сообразить почему. Какая-то включилась во мне внутренняя секуритата, охотно допускающая флирт, но ничего кроме. Вот и хорошо. Потому что...
Она.
Сорок два. Парочка пубертатных дочерей от двух браков. Две собаки - болонка и Дворняг. Двушка в Марьино в двух остановках от метро. В анамнезе две вышки - экономическая и юридическая. Две работы, чтобы кормить и одевать взрослеющих и неожиданно капризных дочерей. Айн - у нас приходящим бухгалтером. Цвай - где-то еще приходящим бухгалтером. Всего, как видите, по два комплекта, да вот сама только одна. Причем уже лет десять как. Красивая женщина. Когда-то даже очень красивая. И память об этом "когда-то" всё еще тренькает в голове веселеньким трамвайным звонком. Трень-трень! Ты красавица! Ты умница! Ты вся такая-растакая!!!! Трень-трень. А то, что талия поплыла вслед за лицом, и то, что к парикмахеру заглядывала как раз перед последним разводом - ерунда. Трень-трень! Найдется непременно тот, кто увидит. Кто различит настоящую твою красоту, и нежность, и готовность отдавать безотзывно по полной ставке всю любовь, без ежеквартальных подбивок балансов, без дебитов и кредитов! Найдется! Поймет! Полюбит! Ничего, что брючки с Черкизы, а на свитере всю неделю спал глупый Дворняг. Это ведь не главное! Трень-трень... Звенит, зовёт последний звонок. Вагоновожатый вот-вот закроет двери. Поспешай!
Что делала она.
Это было, в общем-то, смешно. Вопиющая, какая-то слишком откровенная, голая и в наготе своей жалкая наивность. Сперва стала приходить в офис чаще, чем положенные два (опять два - надо же) дня в неделю, потом совсем уж зачастила. Появлялась ежедневно. Вскоре начала задерживаться допоздна, до самого прихода охранника, зевающего и многозначительно позвякивающего ключами. Врала, что "много работы", на самом деле ждала. График бигбосса непредсказуем, поэтому мог он заявиться в контору и в девять, и в одиннадцать вечера, мог не заявиться и вовсе. Она выдумывала "многоработы", торчала в провонявшем дешевым рыночном парфюмом бухгалтерском закутке, распахнув настежь дверь ("что-то жарко"), чтобы он, проходя по коридору непременно на эту распахнутую дверь наткнулся, заметил, красиво удивился - "что же вы так припозднились, марьванна?", и может быть согласился бы на чай с домашними пирогами, которые (вот ведь удивительное дело!) всегда оказывались наготове. Может быть - а что? случалось и такое... - предложил бы довезти до дома, а по дороге - и свиньи иногда летают! - пригласил бы в ресторацию красиво поужинать.
Каждый день она прибегала раскрасневшаяся и потная к обеду (до обеда работа номер цвай не позволяла), с порога влетала в туалет. Оттуда выплывала сочная, с розовыми блестящими губами и розовыми же заколочками на распущенных волосах. Спрашивала секретаршу "не появлялся? а будет ли? а когда?". Замирала, похожая на втрескавшуюся в практиканта-химика девятиклассницу с глупыми этими заколочками в неровно седеющей голове. Я наверняка... да нет! я на сто процентов знаю, как у нее бешено сердце колотилось в межреберье, как она пересыхала вся внутри, как надеялась и боялась, что ей сейчас ответят: "был, но уехал" или "не собирался сегодня". Я на сто процентов знаю, что от "обещал минут через двадцать" или "планировал к вечеру" внутри пересыхало и колотилось ничуть не меньше. Независимо от ответа, она краснела и начинала оправдываться, лопотала про не подписанные приказы и непроверенные отчеты, убегала к себе в камору, жирно брызгалась духами, распахивала настежь дверь... Ждала.
Что делала я.
Ален Делон говорит по французски... - едва сдерживалась, чтобы не насвистывать знакомую всем мелодию при виде бигбосса.
- Лариса Николаевна, не желаете ли пирога? Вот. В бухгалтерии угостили, а я с рыбой не особо. За мной в нашей бухгалтерии всегда так ухаживают. Чем я им там так приглянулся? - он заходил ко мне, разваливался в кресле напротив и улыбался так, чтобы сомнений где, зачем и с какой целью его подкармливают домашней выпечкой у меня не оставалось.
- Не надоело вам? Давайте пирог.
- В смысле? - он картинно разводил холеными как у примадонны руками. - Вы о чем?
Иногда я молчала, пережевывая гастрономический гешефт (кстати, она недурно пекла). Иногда подыгрывала Делону, тараща глаза и успешно изображая главгероиню мелодрамы. Иногда, когда дел было невпроворот, а присутствие начальства никак провороту дел не способствовало, лепила как есть (впрочем, избегая слова "хуйня").
- В смысле, не страдайте гендерной ерундой. Некогда обсуждать с вами вашу мужскую неотразимость и так далее.
- Ага... "и идите вы, господин хороший, в бухгалтерию"... Так? - Не унимался бигбосс. - И чем я вам, Лариса Николаевна, так не угодил? Нет? Вы мне скажите, я непременно исправлюсь.
Молчала, зато внутренняя моя секуритата вопила алярмом во всю мощь. Неслышная никому кроме меня, сирена действовала на мозги очень даже ободряюще.
- Вы извините, но действительно надо работать. - Я стирала с лица всякое подобие "главгероини сериала", хмурилась и втыкала в монитор. Обычно через три-пять минут сосредоточенного втыкания приходил спасительный рабочий драйв, а бигбосс уходил. В бухгалтерию, конечно.
Что делал он.
Знал, конечно, прекрасно. Невозможно было не знать... Все в конторе знали, но по-хорошему старались "не замечать". Слишком была очевидна и истошна ее поздняя влюблённость-любовь. Слишком очевидно и по-барски высокомерно было и его "благодушное и благородное" попустительство, мол "если женщина хочет, так пусть тешится".
Со стороны выглядело гадко. Бигбосс выглядел гадко. Подлецом и скотиной он выглядел. Им, собственно, и являлся. И все эти его "благодушества", все его куртуазные визиты в бухгалтерию, и "вижу, вы, марьванна, устаете. я это так ценю. надо будет нам с вами как-нибудь посетить Большой театр. вы же не откажете?" - всё это вызывало тихую но устойчивую тошноту.
Бывало хуже. Бывало, он заходил ко мне, вызывал ее по внутреннему номеру, приглашал сесть и в моем присутствии начинал долго и муторно обсуждать финансовые дела конторы, то и дело трогая её за ладонь. Она отчитывалась, сбиваясь и кашляя... Алела. Он улыбался. Слушал, кивал, красиво шевелил губами, красиво откидывал волосы со лба.
- Я очень! Чрезвычайно! Вас, марьванна, ценю. - он произносил эту фразу с эмфазами в нужных местах. Произносил так, что она бледнела, и, кажется, вот-вот уже теряла сознание.
- Да... Я .... Всегда...
- Надо нам как-нибудь сходить в театр... или просто поужинать. Вы же не откажете? - И пока она сглатывала свой восторг, ужас и надежду, пока искала что пролепетать в ответ, пока справлялась с отказавшими вдруг легкими и сердцем, я изо всех сил делала вид что втыкаю в монитор и ничего вокруг не вижу и не слышу. ААААААААААААААААААА- вопила секуритата, выстраивая вокруг меня спасительный акустический барьер.
Знаете , я сейчас вспоминаю всю эту лемминг-лавстори, и жутко противно. Какая-то бесстыжая, тупая и похабная мышиная возня. Все эти намёки, полунамёки, игры. Все эти люди, которые колупаются в отношениях, как в дерьме. Взрослые, кстати, люди. Все эти улыбочки, полуулыбочки, намёки и догадки. Буэээ. И я вся такая в белом - снежная королева - мисс Целесообразность...
А дело-то не во мне вовсе, и даже не в бигбоссе, что по сути своей - Человек Никчемный. Пустышка, которому на всех нас было насрать, но срабатывала привычка цепляться за жизнь гендерными крючками. Дело в Ней. В ней, для которой это оказалось вовсе не игрой. Не забавой. Не времяпрепровождением. А, извините за пафос, любовью.
И в любви своей она была куда чище и порядочнее меня. Светлее была. Нежнее и ранимее. Может поэтому она так и не догадалась, что его комплименты, интимности и нежности не более чем привычный коммуникационный паттерн. Даже не манипуляция, а так... Мимоход. Ну, как в туалет сходить по-маленькому. Может оттого, что она была хорошей и неиспорченной женщиной, она так и не поняла - театров не будет! Будут только обещания и "случайные" касания рук, и надежда. Не сообразила она. Хотя могла бы. Могла бы заметить, как бигбосс со мной флиртует, как секретаршу клеит походя, как даму из соседнего офиса ласкает взглядом при встрече. Могла бы, если бы не тосковала так сильно по настоящей любви. (Ытц! Любовь зла. Трюизм).
Что сказала она.
Год минул. Год. Господи ты ж боже мой!
Вот есть женщина влюблённая. И есть мужчина который в течение целого года, а это, между прочим, триста шестьдесят пять дней и не меньше, кажется ей не просто подходящим. Долгожданным кажется. Мало того, все эти триста шестьдесят пять он как бы намекает...обещает... Как бы "а не сходить ли нам в оперу". А также "я вас чрезвычайно ценю". А также "вы потрясающе готовите. восхищен... впервые в жизни". А также "запах ваших духов преследовал меня всю ночь".
Ну, он великолепно знал что делает. Другой вопрос - "зачем". Как сказано здесь выше, по привычке. Привычка к всеобщему обожанию, которое положено и удобно немного и своевременно подогревать. Немного это сколько? Неделю? Две? Ну не триста же шестьдесят пять...
Думаю, даже на сто процентов знаю, что где-то до сотого "вы мне, марьванна, необъяснимо близки по духу" она еще сомневалась. Ну, мало ли! Вдруг, чего услышала не так, или недопоняла. Но на сто первом "я вас ценю" плюс глаза-в-глаза плюс осторожный поцелуй в ладонь она точно догадалась, что он ее тоже любит, но признаться в любви не решается.
Догадалась, что не решается он оттого, что она (трень-трень! привет, вагоноуважаемый!) такая из себя красивая, умная, гордая, недоступная. Что она, вместо того, чтобы его поощрить, весь этот год как дура таилась. И от этого он ( бедняжка) никак не может найти нужных слов и открыться. Робеет. Скромный такой. Неиспорченный и духовный, хоть и Ален Делон.
Хесус Мария! Как же ей повезло-то! В сорок два года встретить неиспорченного скромного богатого умного и, что главное, искренне влюбленного Алена Делона? (здесь сарказм, но сарказм очень горький).
Тогда она решилась. Думаю, даже на сто процентов знаю - непросто решилась. Мучилась и психовала, мол "что скажут люди" и вообще, вдруг, несмотря на все эти триста шестьдесят пять дней намёков с его стороны, она ошиблась. Мучилась, но потом свела дважды-два и получила четыре. Бухгалтер ...
И вот на новогоднем корпоративе, отхлебнув изрядно шампанского, подкрасив губы розовым блеском, облившись с ног до головы духами она встала, подняла пластмассовый бокал и сказала.
- Здесь и перед всеми! Я хочу во всеуслышание признаться! - Тут мы все корпоративно вздрогнули, потому что немедленно впилили, в чем она хочет признаться, но еще надеялись на лучшее. - Хочу признаться в том, что вы...
Она посмотрела прямо в зеленые бигбоссовы глаза и набрала в грудь побольше воздуху. Он отсалютовал ей своим пластиковым фужером и ободряюще кивнул. Он тоже знал в чем она хочет признаться. И ему это нравилось. Льстило. А также оживляло уныло-предсказуемую атмосферу корпоратива.
Ну. Она хлопнула еще полусладкого и таки произнесла это. Вслух, громко, почти не запинаясь и не краснея, она произнесла, что он ей очень нравится. Нет! Не просто нравится. Что она чувствует духовную связь, и что ей кажется (тут она чуток поперхнулась, но быстро откашлялась) что это и есть настоящая, долгожданная и большая любовь. Она произнесла отчетливо, что весь этот год ощущала, как и в нём зреет ответное чувство. Она почти прокричала (отчего-то косясь в мою сторону), что готова бороться за это великое чувство и никому его не отдаст. И вызывающе откинув волосы ладонью, заявила:
- Здесь, сейчас и при всех я приглашаю вас _____ФИО БИГБОССА ВСКЛ ВСКЛ ВСКЛ__________ встретить этот Новый Год не в одиночку, а дома! С семьей ! Видимо, имелось ввиду с ней, двумя пубертатными дочерьми, болонкой и Дворнягом.
Сказала ... И замерла, стиснув пластиковый бокал так, что он заскрипел. Или даже завзвенел. Трень-трень - вот так зазвенел. Как настоящий. Или как трамвайный звонок.
Тишина наступила вокруг. Такая тишина.
Что сказал он.
До сих пор жалею, что я не успела выйти. Дурацкая, но очень удобная манера, кстати, выходить вон, чтобы не присутствовать при том, как кто-то "теряет лицо". Я с детства так. Многие мультики не могу смотреть в той части, где персонажи "теряют лицо". К примеру, когда Пятачок падает и шарик лопает - не могу. Или когда он этот шарик потом Иа дарит - тоже не могу. Плохо отслеживаю соревнования спортивные, когда кому-то из спортсменов непременно надо победить. Начинаю нервничать и предпочитаю переключить канал. Потому что мало ли что там произойдет, а я потом переживаю за "лицо потерявшего" до температуры.
Надо было мне выйти, едва она подняла бокал и начала говорить, потому как всё сразу было как на ладони. А не вышла я оттого, что секуритата-секуритатой, а чисто по-бабски жаждалось отследить процесс низвержения колосса на глиняных ножках.
Эх! Надо было выйти! Бегом и втиснув в уши жгуты из салфеток!
А он из бокальчика своего хлебнул. Глаза зеленые красивые к потолку поднял. Плечами красивыми красиво пожал и вполголоса, но в звенящей этой тишине очень громко проговорил.
- Думается мне, марьванна, вы излишне шампанского выпили сегодня. Бывает. ТАк я водителю скажу - он вас домой отвезёт. Счастливого вам и вашей семье, марьванна, Нового Года.
Улыбнулся понимающе. Красивый такой. Один в один - Ален Делон.
Чем дело кончилось.
Она уехала. Скомкалась как-то очень быстро, цапнула сумку, накинула пальтишко и исчезла. Отвез ли ее водитель бигбосса, добралась ли сама - не знаю. Корпоратив. Шампанское. Новый год. Песни-пляски. Кто ж тут запомнит как и куда делся приходящий бухгалтер - случайный, в общем-то, человек.
После праздников вышла она на работу. Бигбосс же как раз отбыл в Америки, поэтому (а может и не только поэтому) дверь в бухгалтерию была чаще закрыта. Кажется, она потом не то уволилась, не то ее перевели в какой-то из филиалов. Правда, вот совсем не помню... Был человек- нет человека.
Что сказали люди.
Что сказали люди? Да, как обычно. "Сама виновата", - сказали люди. "Головой думать надо. Не девочка же", - сказали люди. "Ну куда она лезет-то в калашный ряд", - сказали люди. И еще много такого-же предсказуемого банального говна сказали люди.
И забыли как ее зовут. А может и не знали вовсе.
Потому что всё это - че-пу-ха!
ЧЕПУХА
Он.
Человек - картинка из пафосного "глянца". Лет где-то сорок пять. Ухожен, как черный лабрадор премьер-министра. Одет, как сам премьер-министр. Аккуратен. Подтянут. Красив. Не "мужественной неброской красотой", не "благородной красотой томного аристократа" и не " избыточной красотой удачливого альфонса", но так по-хорошему красив. Смотришь, как он неспешно, вальяжно шагает от тяжелой дубовой двери переговорной к своему месту во главе длинного стола и любуешься. Хочешь- не хочешь, а любуешься, потому что безупречен. И чертовски, просто до изумления и поднятых "огого!" бровей похож на Ален Делона. Зеленые глаза, иссиня- черные волосы с легким проблеском седины, чистая без единой морщины кожа. Высок. Прекрасно сложен. Неотразим. Бигбосс, разумеется.
Я.
Увидев его впервые, опешила, потому что никогда не верила в реальное существование такой кинематографической внешности. А совокупности с хорошим образованием, мужским, совершенно животным шармом, более чем приличным социальным статусом и специфическим чувством юмора... нет! импосибль!
Майн готт! Будь у него хоть один недостаток, будь у него плохие зубы или козлиный голос, или отвислые ягодицы... или дюжина внебрачных детей, я бы потеряла голову. Но меня остановила безупречность. Он был таким, каких не бывает. Некоторое время в целях сохранения привычного когнитивного баланса, я считала его не слишком умным. Ну, везучий купец... ну, снял в свое время где-то хороших денег... ну, успешно раскрутился. И всё! Наверняка, ничего кроме ЕБИДТы и биржевых сводок не видел и не знает. Однако, тщательно охраняемый баланс был вскоре разрушен неприлично уместным цитированием Сенеки и Бродского, а также способностью бигбосса считывать самый осторожный, самый "на грани" мой сарказм.
Я не потеряла голову. Несмотря ни на что, включая сперва многосмысленные, сопровождаемые качественной самоиронией полунамеки, а позже и прямо, без всяких экивоков озвученные предложения. Замуж не звал, если что - врать не стану, хотя был на тот момент разведен, свободен и опасен, что сам Люцифер.
Я не влюбилась - до сих пор не могу сообразить почему. Какая-то включилась во мне внутренняя секуритата, охотно допускающая флирт, но ничего кроме. Вот и хорошо. Потому что...
Она.
Сорок два. Парочка пубертатных дочерей от двух браков. Две собаки - болонка и Дворняг. Двушка в Марьино в двух остановках от метро. В анамнезе две вышки - экономическая и юридическая. Две работы, чтобы кормить и одевать взрослеющих и неожиданно капризных дочерей. Айн - у нас приходящим бухгалтером. Цвай - где-то еще приходящим бухгалтером. Всего, как видите, по два комплекта, да вот сама только одна. Причем уже лет десять как. Красивая женщина. Когда-то даже очень красивая. И память об этом "когда-то" всё еще тренькает в голове веселеньким трамвайным звонком. Трень-трень! Ты красавица! Ты умница! Ты вся такая-растакая!!!! Трень-трень. А то, что талия поплыла вслед за лицом, и то, что к парикмахеру заглядывала как раз перед последним разводом - ерунда. Трень-трень! Найдется непременно тот, кто увидит. Кто различит настоящую твою красоту, и нежность, и готовность отдавать безотзывно по полной ставке всю любовь, без ежеквартальных подбивок балансов, без дебитов и кредитов! Найдется! Поймет! Полюбит! Ничего, что брючки с Черкизы, а на свитере всю неделю спал глупый Дворняг. Это ведь не главное! Трень-трень... Звенит, зовёт последний звонок. Вагоновожатый вот-вот закроет двери. Поспешай!
Что делала она.
Это было, в общем-то, смешно. Вопиющая, какая-то слишком откровенная, голая и в наготе своей жалкая наивность. Сперва стала приходить в офис чаще, чем положенные два (опять два - надо же) дня в неделю, потом совсем уж зачастила. Появлялась ежедневно. Вскоре начала задерживаться допоздна, до самого прихода охранника, зевающего и многозначительно позвякивающего ключами. Врала, что "много работы", на самом деле ждала. График бигбосса непредсказуем, поэтому мог он заявиться в контору и в девять, и в одиннадцать вечера, мог не заявиться и вовсе. Она выдумывала "многоработы", торчала в провонявшем дешевым рыночном парфюмом бухгалтерском закутке, распахнув настежь дверь ("что-то жарко"), чтобы он, проходя по коридору непременно на эту распахнутую дверь наткнулся, заметил, красиво удивился - "что же вы так припозднились, марьванна?", и может быть согласился бы на чай с домашними пирогами, которые (вот ведь удивительное дело!) всегда оказывались наготове. Может быть - а что? случалось и такое... - предложил бы довезти до дома, а по дороге - и свиньи иногда летают! - пригласил бы в ресторацию красиво поужинать.
Каждый день она прибегала раскрасневшаяся и потная к обеду (до обеда работа номер цвай не позволяла), с порога влетала в туалет. Оттуда выплывала сочная, с розовыми блестящими губами и розовыми же заколочками на распущенных волосах. Спрашивала секретаршу "не появлялся? а будет ли? а когда?". Замирала, похожая на втрескавшуюся в практиканта-химика девятиклассницу с глупыми этими заколочками в неровно седеющей голове. Я наверняка... да нет! я на сто процентов знаю, как у нее бешено сердце колотилось в межреберье, как она пересыхала вся внутри, как надеялась и боялась, что ей сейчас ответят: "был, но уехал" или "не собирался сегодня". Я на сто процентов знаю, что от "обещал минут через двадцать" или "планировал к вечеру" внутри пересыхало и колотилось ничуть не меньше. Независимо от ответа, она краснела и начинала оправдываться, лопотала про не подписанные приказы и непроверенные отчеты, убегала к себе в камору, жирно брызгалась духами, распахивала настежь дверь... Ждала.
Что делала я.
Ален Делон говорит по французски... - едва сдерживалась, чтобы не насвистывать знакомую всем мелодию при виде бигбосса.
- Лариса Николаевна, не желаете ли пирога? Вот. В бухгалтерии угостили, а я с рыбой не особо. За мной в нашей бухгалтерии всегда так ухаживают. Чем я им там так приглянулся? - он заходил ко мне, разваливался в кресле напротив и улыбался так, чтобы сомнений где, зачем и с какой целью его подкармливают домашней выпечкой у меня не оставалось.
- Не надоело вам? Давайте пирог.
- В смысле? - он картинно разводил холеными как у примадонны руками. - Вы о чем?
Иногда я молчала, пережевывая гастрономический гешефт (кстати, она недурно пекла). Иногда подыгрывала Делону, тараща глаза и успешно изображая главгероиню мелодрамы. Иногда, когда дел было невпроворот, а присутствие начальства никак провороту дел не способствовало, лепила как есть (впрочем, избегая слова "хуйня").
- В смысле, не страдайте гендерной ерундой. Некогда обсуждать с вами вашу мужскую неотразимость и так далее.
- Ага... "и идите вы, господин хороший, в бухгалтерию"... Так? - Не унимался бигбосс. - И чем я вам, Лариса Николаевна, так не угодил? Нет? Вы мне скажите, я непременно исправлюсь.
Молчала, зато внутренняя моя секуритата вопила алярмом во всю мощь. Неслышная никому кроме меня, сирена действовала на мозги очень даже ободряюще.
- Вы извините, но действительно надо работать. - Я стирала с лица всякое подобие "главгероини сериала", хмурилась и втыкала в монитор. Обычно через три-пять минут сосредоточенного втыкания приходил спасительный рабочий драйв, а бигбосс уходил. В бухгалтерию, конечно.
Что делал он.
Знал, конечно, прекрасно. Невозможно было не знать... Все в конторе знали, но по-хорошему старались "не замечать". Слишком была очевидна и истошна ее поздняя влюблённость-любовь. Слишком очевидно и по-барски высокомерно было и его "благодушное и благородное" попустительство, мол "если женщина хочет, так пусть тешится".
Со стороны выглядело гадко. Бигбосс выглядел гадко. Подлецом и скотиной он выглядел. Им, собственно, и являлся. И все эти его "благодушества", все его куртуазные визиты в бухгалтерию, и "вижу, вы, марьванна, устаете. я это так ценю. надо будет нам с вами как-нибудь посетить Большой театр. вы же не откажете?" - всё это вызывало тихую но устойчивую тошноту.
Бывало хуже. Бывало, он заходил ко мне, вызывал ее по внутреннему номеру, приглашал сесть и в моем присутствии начинал долго и муторно обсуждать финансовые дела конторы, то и дело трогая её за ладонь. Она отчитывалась, сбиваясь и кашляя... Алела. Он улыбался. Слушал, кивал, красиво шевелил губами, красиво откидывал волосы со лба.
- Я очень! Чрезвычайно! Вас, марьванна, ценю. - он произносил эту фразу с эмфазами в нужных местах. Произносил так, что она бледнела, и, кажется, вот-вот уже теряла сознание.
- Да... Я .... Всегда...
- Надо нам как-нибудь сходить в театр... или просто поужинать. Вы же не откажете? - И пока она сглатывала свой восторг, ужас и надежду, пока искала что пролепетать в ответ, пока справлялась с отказавшими вдруг легкими и сердцем, я изо всех сил делала вид что втыкаю в монитор и ничего вокруг не вижу и не слышу. ААААААААААААААААААА- вопила секуритата, выстраивая вокруг меня спасительный акустический барьер.
Знаете , я сейчас вспоминаю всю эту лемминг-лавстори, и жутко противно. Какая-то бесстыжая, тупая и похабная мышиная возня. Все эти намёки, полунамёки, игры. Все эти люди, которые колупаются в отношениях, как в дерьме. Взрослые, кстати, люди. Все эти улыбочки, полуулыбочки, намёки и догадки. Буэээ. И я вся такая в белом - снежная королева - мисс Целесообразность...
А дело-то не во мне вовсе, и даже не в бигбоссе, что по сути своей - Человек Никчемный. Пустышка, которому на всех нас было насрать, но срабатывала привычка цепляться за жизнь гендерными крючками. Дело в Ней. В ней, для которой это оказалось вовсе не игрой. Не забавой. Не времяпрепровождением. А, извините за пафос, любовью.
И в любви своей она была куда чище и порядочнее меня. Светлее была. Нежнее и ранимее. Может поэтому она так и не догадалась, что его комплименты, интимности и нежности не более чем привычный коммуникационный паттерн. Даже не манипуляция, а так... Мимоход. Ну, как в туалет сходить по-маленькому. Может оттого, что она была хорошей и неиспорченной женщиной, она так и не поняла - театров не будет! Будут только обещания и "случайные" касания рук, и надежда. Не сообразила она. Хотя могла бы. Могла бы заметить, как бигбосс со мной флиртует, как секретаршу клеит походя, как даму из соседнего офиса ласкает взглядом при встрече. Могла бы, если бы не тосковала так сильно по настоящей любви. (Ытц! Любовь зла. Трюизм).
Что сказала она.
Год минул. Год. Господи ты ж боже мой!
Вот есть женщина влюблённая. И есть мужчина который в течение целого года, а это, между прочим, триста шестьдесят пять дней и не меньше, кажется ей не просто подходящим. Долгожданным кажется. Мало того, все эти триста шестьдесят пять он как бы намекает...обещает... Как бы "а не сходить ли нам в оперу". А также "я вас чрезвычайно ценю". А также "вы потрясающе готовите. восхищен... впервые в жизни". А также "запах ваших духов преследовал меня всю ночь".
Ну, он великолепно знал что делает. Другой вопрос - "зачем". Как сказано здесь выше, по привычке. Привычка к всеобщему обожанию, которое положено и удобно немного и своевременно подогревать. Немного это сколько? Неделю? Две? Ну не триста же шестьдесят пять...
Думаю, даже на сто процентов знаю, что где-то до сотого "вы мне, марьванна, необъяснимо близки по духу" она еще сомневалась. Ну, мало ли! Вдруг, чего услышала не так, или недопоняла. Но на сто первом "я вас ценю" плюс глаза-в-глаза плюс осторожный поцелуй в ладонь она точно догадалась, что он ее тоже любит, но признаться в любви не решается.
Догадалась, что не решается он оттого, что она (трень-трень! привет, вагоноуважаемый!) такая из себя красивая, умная, гордая, недоступная. Что она, вместо того, чтобы его поощрить, весь этот год как дура таилась. И от этого он ( бедняжка) никак не может найти нужных слов и открыться. Робеет. Скромный такой. Неиспорченный и духовный, хоть и Ален Делон.
Хесус Мария! Как же ей повезло-то! В сорок два года встретить неиспорченного скромного богатого умного и, что главное, искренне влюбленного Алена Делона? (здесь сарказм, но сарказм очень горький).
Тогда она решилась. Думаю, даже на сто процентов знаю - непросто решилась. Мучилась и психовала, мол "что скажут люди" и вообще, вдруг, несмотря на все эти триста шестьдесят пять дней намёков с его стороны, она ошиблась. Мучилась, но потом свела дважды-два и получила четыре. Бухгалтер ...
И вот на новогоднем корпоративе, отхлебнув изрядно шампанского, подкрасив губы розовым блеском, облившись с ног до головы духами она встала, подняла пластмассовый бокал и сказала.
- Здесь и перед всеми! Я хочу во всеуслышание признаться! - Тут мы все корпоративно вздрогнули, потому что немедленно впилили, в чем она хочет признаться, но еще надеялись на лучшее. - Хочу признаться в том, что вы...
Она посмотрела прямо в зеленые бигбоссовы глаза и набрала в грудь побольше воздуху. Он отсалютовал ей своим пластиковым фужером и ободряюще кивнул. Он тоже знал в чем она хочет признаться. И ему это нравилось. Льстило. А также оживляло уныло-предсказуемую атмосферу корпоратива.
Ну. Она хлопнула еще полусладкого и таки произнесла это. Вслух, громко, почти не запинаясь и не краснея, она произнесла, что он ей очень нравится. Нет! Не просто нравится. Что она чувствует духовную связь, и что ей кажется (тут она чуток поперхнулась, но быстро откашлялась) что это и есть настоящая, долгожданная и большая любовь. Она произнесла отчетливо, что весь этот год ощущала, как и в нём зреет ответное чувство. Она почти прокричала (отчего-то косясь в мою сторону), что готова бороться за это великое чувство и никому его не отдаст. И вызывающе откинув волосы ладонью, заявила:
- Здесь, сейчас и при всех я приглашаю вас _____ФИО БИГБОССА ВСКЛ ВСКЛ ВСКЛ__________ встретить этот Новый Год не в одиночку, а дома! С семьей ! Видимо, имелось ввиду с ней, двумя пубертатными дочерьми, болонкой и Дворнягом.
Сказала ... И замерла, стиснув пластиковый бокал так, что он заскрипел. Или даже завзвенел. Трень-трень - вот так зазвенел. Как настоящий. Или как трамвайный звонок.
Тишина наступила вокруг. Такая тишина.
Что сказал он.
До сих пор жалею, что я не успела выйти. Дурацкая, но очень удобная манера, кстати, выходить вон, чтобы не присутствовать при том, как кто-то "теряет лицо". Я с детства так. Многие мультики не могу смотреть в той части, где персонажи "теряют лицо". К примеру, когда Пятачок падает и шарик лопает - не могу. Или когда он этот шарик потом Иа дарит - тоже не могу. Плохо отслеживаю соревнования спортивные, когда кому-то из спортсменов непременно надо победить. Начинаю нервничать и предпочитаю переключить канал. Потому что мало ли что там произойдет, а я потом переживаю за "лицо потерявшего" до температуры.
Надо было мне выйти, едва она подняла бокал и начала говорить, потому как всё сразу было как на ладони. А не вышла я оттого, что секуритата-секуритатой, а чисто по-бабски жаждалось отследить процесс низвержения колосса на глиняных ножках.
Эх! Надо было выйти! Бегом и втиснув в уши жгуты из салфеток!
А он из бокальчика своего хлебнул. Глаза зеленые красивые к потолку поднял. Плечами красивыми красиво пожал и вполголоса, но в звенящей этой тишине очень громко проговорил.
- Думается мне, марьванна, вы излишне шампанского выпили сегодня. Бывает. ТАк я водителю скажу - он вас домой отвезёт. Счастливого вам и вашей семье, марьванна, Нового Года.
Улыбнулся понимающе. Красивый такой. Один в один - Ален Делон.
Чем дело кончилось.
Она уехала. Скомкалась как-то очень быстро, цапнула сумку, накинула пальтишко и исчезла. Отвез ли ее водитель бигбосса, добралась ли сама - не знаю. Корпоратив. Шампанское. Новый год. Песни-пляски. Кто ж тут запомнит как и куда делся приходящий бухгалтер - случайный, в общем-то, человек.
После праздников вышла она на работу. Бигбосс же как раз отбыл в Америки, поэтому (а может и не только поэтому) дверь в бухгалтерию была чаще закрыта. Кажется, она потом не то уволилась, не то ее перевели в какой-то из филиалов. Правда, вот совсем не помню... Был человек- нет человека.
Что сказали люди.
Что сказали люди? Да, как обычно. "Сама виновата", - сказали люди. "Головой думать надо. Не девочка же", - сказали люди. "Ну куда она лезет-то в калашный ряд", - сказали люди. И еще много такого-же предсказуемого банального говна сказали люди.
И забыли как ее зовут. А может и не знали вовсе.
Потому что всё это - че-пу-ха!