Nov 21, 2008 16:43
Помните, я однажды рассказывала, как толстую меня в метро приняли за беременную и бросились уступать мне место?
Я еще тогда стушевалась сильно, но чтобы добрая женщина, решившая меня с моим младенчиком непременно усадить, не огорчилась, таки села. И пузо выпячивала всю дорогу, чтоб соответствовать.
Сегодня наблюдаю случай точь в точь, но не со мной (я теперь наученная: живот втягиваю).
Так вот какая-то девушка какой-то тётеньке с безразмерными боками и вкусно колышущимся животиком уступила... Место... Что-то такое сказала девушка. Ну вроде "садитесь, садитесь. вам же тяжело. вы же в положении".
Вежливо сказала. Даже робко.
А тётенька (она же не такая добрая и предусмотрительная, как я) обиделась смертельно. И девушке ответила громко и сурово, что произошла ошибка. Сказала "вы ошибаетесь. я не беременная. я просто толстая, но стоять на ногах своих могу".
Девочка покраснела и на следующей остановке выбежала из вагона. Тетка же осталась. Стояла вся малиновая возле надписи "не прислоняться" и переживала.
Я думаю (точнее знаю), что тётеньке было очень досадно. Очень.
Но девушке куда хуже. Потому что она хотела сделать доброе дело, а, выяснилось, что зря. Что не просто дела не сделала, а еще и человека насмерть обидела. Предполагаю, девушкин день был напрочь испорчен.
Жалко. Обеих жалко. У одной - обида, у другой - стыд.
***
Я помню мы с бабкой моей часто ездили на кладбище к ее родителям. Мне лет пять было. А на кладбище все время ошивались какие-то старички и старушки-побирушки. Они там копеечку просили и покушать. И бабка мне выдавала всегда конфеток, мелочи и печенья разного, чтобы я этим побирушкам раздавала.
Мне нравилось ходить медленно, важно и в протянутые ладони класть конфеты. Спасительницей и кормилицей я себя, пожалуй, не ощущала, а вот это тёплое "спасибо, дочка... дай Бог здоровья, помолюсь за тебя" нравилось. И руки их нравились. И платочки. Видите, я уже тогда была старушкофилкой.
Я ни одну! ни одну бабульку не пропускала. Дедом каким могла и пожертвовать, а бабулькой ни за что! А если мелочи или конфеток не хватало, требовала немедленно исправить несправедливость и выделить мне еще чего-нибудь. Добрая.
Вот. И как то мы на родительскую что-ли пошли на кладбище, а на выходе у меня и денежки кончились, и карамельки, и даже просвирки. И тут я смотрю - старушка. Неохваченная! Одинокая! Сидит на скамеечке у могилки и грустит. И точно я помню, что вот этой старушке ничегошеньки не досталось. Я начала бабку теребить, просить денег, а бабка не даёт - нету мелочи. И сушек нет. Ничего нет. Всё раздали, а что не раздали - оставили на прадедкиной могиле.
Я ужасно разнервничалась. Меня несправедливость огорчила. Это что же выходит - все старушки сегодня покушают, а эта голодной останется? Пока я мыслила, бабка меня уже утянула довольно далеко от обделённой бедняжки. А я уже почти ревела, между прочим, представляя, как бедненькая старушенька упадёт от голода прям здесь, на кладбище. И помрет. (у меня всегда было странное воображение) Вот тут меня осенило. Очевидно, бесы вселились в ребёнку. Или ангелы? Не знаю.
Но я из бабкиной цепкой хватки выкрутилась и со всех ног ломанула обратно. Не к старушке-обделёнке ломанула, а к близрасположенным могилам. Бегу, а сама по сторонам гляжу. Высматриваю холмик, на котором посетители, вроде нас, сегодня еды оставили. Родительская же... Почти у каждого креста либо подушечек засахаренных, либо сухариков, либо пирожка, либо еще чего положено. Я через первую попавшуюся оградку просочилась, в ладошку, что смогла, сграбастала... прям вместе с травой и землёй сграбастала (батончиков каких-то) и пошуровала к той самой баушке голодной.
Сообразила я значит, что мёртвые вполне могут обойтись, а живым без батончиков никак. Правда почему-то не догадалась, что побирушечка сама вполне может позаимствовать у покойников еды, но это уже сложные логические экзерсисы для пятилетней девочки.
Несусь, аж пыль столбом. А бабка за мной бежит (медленно, как утка - у нее ноги больные). Она же не понимает, чего это её сладурка по чужим могилам скачет, как сайгак. А я меж тем до старушки моей незабвенной добралась, кинулась к ней и добычу свою протягиваю. "На, покушай, баушка", - говорю. И "христаради" тоже говорю. Мне тогда нравилось говорить "христаради" - очень серьезно звучало.
Довольная, значит, такая. Руку тяну. Счастливая. Спасла божьего человека от смерти неминучей.
А старушка эта мне в ответ сурово: "Я, девочка, не нищенка. Не нужна мне твоя милостыня".
Вот оно как! Я прям как стояла с вытянутой ладошкой, так вся и повернулась и пошагала к запыхавшейся преследовательнице - она уже как раз почти догнала. Шла я, и было мне так невыносимо стыдно, что я человека обидела. Оскорбила подачкой. Унизила.
Слов я таких тогда не слыхала, с понятиями тоже ознакомлена не была. Но вот это "я, девочка, не нищенка", произнесенное тугим, звонким, совсем не слабым (не таким, каким обычно говорили "мои" побирушки") голосом, голосом в котором звучала высокомерная досада, меня маленькую раздавило.
Бабка меня ругала потом сильно. За хулиганство. Она так и не узнала, зачем её сладурка вытворила такой финт. Так и не поняла, почему внучка молчит, не спорит и не обзывается дурой. А батончики я выкинула. Швырнула на обочину, так они там и остались лежать: помятые и в сиреневых фантиках.
С тех пор я и поняла...
Ничего я не поняла с тех пор, просто положено мораль в конце поста, а какая тут мораль? Нет морали.
Одно расстройство.
ностальживая,
зарисовки,
старушки