(no subject)
Мне было шестнадцать. Домой меня провожал семнадцатилетний мальчик, который нравился мне бесконечно, поэтому на сердце у меня было горячо, весело и немножко страшно. Вечер был тёплым, даже жарким, но я всё равно “замёрзла”, и мальчик дрожащими от волнения руками накинул мне на плечи свою чертовски-модную по тем временам ветровочку. Она была синяя с белым кантом, легкая и ооочень мне велика. Правильно по-мужски велика, если вы понимаете о чем я. Я в нее очень по-женски закуталась (“холодно” же) и впервые в жизни почувствовала себя маленькой, но совсем не мамопапиной девочкой. Накатило и обняло меня ощущение внезапной взрослости. И этот запах… о этот мальчиковый жгучий, терпкий и восхитительный запах … так пахнут молодые и весёлые котики - очень много тестостерона и капелька терпкого дезодоранта. Это был совершенно невероятный, незабываемый восторг. Я не шла - летела июньской шестнадцатилетней феечкой. Он взял меня за руку. Сжал её сильно. Так мы и шли, кажется час или два. А может всего десять минут - время провалилось куда-то в пространство, пространство свернулось до парковой узкой дорожки освещенной редкими фонарями… Мы молчали оба. Невозможно было ничего говорить - только проживать всё происходящее до капли.
Мы так и подошли к моему подъезду - ошарашенные происходящим, тихие и влюблённые навсегда.
В окне (жили мы на первом этаже) маячила мама.
- Ну и где ты шлялась? - спросила она громко, насмешливо.
Волшебство треснуло, лопнуло и раскололось на куски. Мальчик шарахнулся в сторону, я почувствовала себя идиоткой и немного дрянью.
Сейчас я понимаю, что мама всего лишь слегка троллила. Её наверняка позабавила эта сцена, и эти одуревшие от гормонов подростки, и дочь её закутанная в чужую куртку по июньской жаре. Но тогда это было… ммм… горько. И стыдно.
- Давай прощайся и живо домой. - Она так и торчала в оконном проёме, забавляясь нашим смущением.
- Пока, - пискнула я и рванула к подъездной двери.
- Пока, - пробасил мальчик вслед из последних сил.
- Куртку-то отдай парню… - заржала мама.
Вот это было самое стыдное. Выпутываться из чужой слишком большой и нелепой куртки. Выпутываться поспешно, некрасиво, как-то очень обыденно и глупо. И молнию, как назло, заело.
Выпуталась. Сунула ветровку мальчишке в руку, ушла. Точнее убежала, не оглядываясь.
Дома мама хихикала и, в общем, даже мной гордилась. А я думала, что всё!!! Всё пропало! Всё кончено. Никакой больше любви, никаких прогулок. А мы собирались в музей завтра. И еще в кафе-мороженое. И теперь всё! Кто захочет вести в музей и кафе-мороженое глупого ребёнка, у которого ТАКИЕ родители?
-Мама, ну зачем-ты так? - упрекнула я её, сдерживая рыдания. - Он больше не позвонит.
- Да ладно тебе. Никуда не денется. Ты ему нравишься. Я же видела. - Она поняла конечно же. Поправила мне волосы. Улыбнулась.
Оказалась, конечно же, права. Позвонил в девять утра, как миленький. В девять тридцать стоял у дверей с букетиком. Пришлось знакомить с родителями. Было мило, смешно, но уже совершенно почему-то не волшебно. В музей мы сходили, в кафе-мороженое тоже - даже несколько раз. Нет. Так ни разу и не поцеловались. Я была чертовски целомудренна. Он, кстати, тоже. Через неделю я повстречала ДРУГОГО и пришлось этого резко и высокомерно отшивать.
Имени не помню. Помню был высокий спортивный блондин. И ветровку помню. Синяя, с белым кантом, очень легкая, очень большая, очень вкусно пахла. В кармане левом (случайно засунула туда руку) был кошелёк и маленький ножик. Мааальчик… такой мальчик.