Позавидовав ЗМовцам, собралась на Роскон, но
Жду обещанной кометы. Покупаю оптом соль, спички, порох, презервативы. Лихорадочно соображаю, куда бежать, чтобы
а) спастись
б) пронаблюдать
в) записать.
И тут, перекладывая носки в тревожном чемоданчике, вдруг понимаю, что всё не так. Всё будет совсем не так, а будет...
Март. Сосульки сопливятся. С крыш падает здоровенными ломтями снег. Прохожие офигевают, шарахаются. Март. И с полтысячи диких людей, именующих себя фантастами и околофантастами стремятся в "Клязьму", кто поработать, а кто отдохнуть. И отдыхают. Забавляются коньяком, чтением виршей до утра, разгуливанием по гулким коридорам, перешагиванием через очень слабых фантастов и откачиванием фантастов совсем слабых. Нормально так. Почти весело. И тут - шарах! бум! бам! фигакс! А-по-ка-лип-сис! Ой. Не надо спрашивать что да как... Ну пусть вдарит комета. Это даже красиво. Радужный шлейф, шлепок, шум, цунами, взрывная волна, Европа к чертям, Австралия туда же, Америка с ними. И Клязьма... Сначала тишина... давит... тупо вдалбливается в виски... в уши... а потом нежное дребезжание стёкол... и вот они уже обрушились ... и катится, растёт, обволакивает бесконечный нестерпимый гром... Земля кричит. А мы сидим у кого-нибудь в номере и про Саймака беседуем. И тут замерли все. Застыли. И девушка в мини завизжала громко, а вдруг протрезвевший молчел затыкает ей рот ладонью. И темно, потому что ночь. Совсем темно. Безмолвие. Конечно потом все потихонечку, держась за руки, выползут в коридор... Что? Как? Где?... И мерцающие экранчики молчащих мобильников, и зажигалки. И огоньки сигарет. Курят те, кто уже давно бросил и никогда не курил... Окурки на пол... Кто-то хлебает из горла что-то. Слышен только булькающий звук. Шёпот. Что? Что? Что? Девушка, та что с фотоаппаратом, кажется... всхлипывает. Другая успокаивает, но голосок дрожит... Ой дрожит. И мужики делают вид, что всё под контролем. Но вот тот, что когда-то написал гениальный роман, а потом спёкся... матерится зло и истерично. "Пошли вниз", - предлагает мужичок с конским хвостом - его знают только по ЖЖ. Медленно, шаря ладонями по стеночке. Лестница. Глаза нехотя привыкают к темноте. Сверху текут, текут, текут цепочки людей... Они собираются почти все через полчаса у входа. Под ногами хрустит стекло. Осторожно выбираются наружу... Темно. Небо как назло затянуто. И очень зябко. Нехорошо зябко. "Пиздец", - дядька, что как будто тоже фантаст или около того, смачно харкает и повторяет: "Пиздец". И все уже открыто начинают кричать и тормошить друг друга и пытаются нащупать "вкл" от телевизора в холле, а там рябь и ни-че-го. "Городской тоже не работает", - этот голос узнают многие. Это мэтр. Его раньше так звали...
Короче, не расписываясь тут на повесть, закругляюсь. В живых осталась группа фантастов. И всё. И обитают они там... в руинах пансионата. Сначала допивают спиртное, докуривают бычки, а потом начинают выживать. Забавно. Кто-то уйдёт. Группами. Парами. Одиночки. Кто-то разобьётся по кланам. Ночами охотники кланов будут выбегать в коридоры и ловить слабых особей клана враждебного. И тащить в своё крыло. И там убивать, освежевывать и жарить... Клан на клан! Клан МТА против Клана Мэтров. Или там прайд Лукьяненко супротив прайда Перумова. Симпатично. Хотя я подозреваю, что мэтров как раз схавают первыми. Или нет! Критиков! Вот!!! А потом доберутся до остальных. А потом. Ааах! Что же мы делаем? Мы же интеллигентные люди! Писатели! Давайте по-честному... Грелку. Грелку! Грел-ку!!!
И в самой тёмном и холодном (там вообще темно и холодно станет) помещении "Клязьмы" собираются все оставшиеся в живых. И грустный, похудевший Нестеров сидит на столе, закутавшись в кучу грязной ветоши. А все РАССКАЗЫВАЮТ, потому что писать нельзя... чернила застыли нафиг. То есть на входе каждый тянет номер. А потом в тёмной тёмной комнате, приложив ко рту рупор свёрнутый из листа, или просто ладонь, чтоб соблюсти анонимность, каждый выдаёт экспромт... "Номер сто сорок", - шепчет Нестеров, и сто сороковой бубнит... Нельзя ошибаться. Нельзя нажать бэкспейс. Нельзя. Сразу. Чистовик. Потому что десять последних... Представляете? Ведь там же каждый сказ станет истинным шедевром. Настоящим. Грелка -Апокалипсис... Голосуют сразу. Называют вслух шесть слабейших. Нестеров записывает результаты между строк какого-нибудь из Дозоров, подсвечивая последней зажигалкой... а потом считают...подсчитывают... и не пять первых... а десять...десять из самого конца списка...
А потом мы сядем внизу в холле, распалим костерок и кто-нибудь, поворачивая над углями золотистый окорок, взгрустнёт... Но еда заканчивается. И недобрые взгляды и ссоры. И снова разбредаемся по углам. И опять клан на клан. Потому что в живых, как всегда, останется только один. Месяц, полгода, год. Только один.
Он выберется из здания, перелезет через завалы из бетонного крошева и прутов арматуры, чертыхнётся, поправит рюкзак с остатками вяленого кого-то и побредёт медленно, спокойно, обречённо в леса. В пустые, безголосые леса. В чёрные леса. Мёртвые. И будет наблюдать за ним пустыми проёмами в сколах разбитого стекла "Клязма", и будут опускаться на его лысину хлопья пепельного снега. Только один! Единственный. Живой... Семецкий...
Соль, спички, сахар... нож, пила, топор... антибиотики, анальгетики, наркотики... курево, коньяк, водка... Что ещё брать с собой на Роскон?
Зы: очень сорри за поток сознания... прёт-с :))
а) спастись
б) пронаблюдать
в) записать.
И тут, перекладывая носки в тревожном чемоданчике, вдруг понимаю, что всё не так. Всё будет совсем не так, а будет...
Март. Сосульки сопливятся. С крыш падает здоровенными ломтями снег. Прохожие офигевают, шарахаются. Март. И с полтысячи диких людей, именующих себя фантастами и околофантастами стремятся в "Клязьму", кто поработать, а кто отдохнуть. И отдыхают. Забавляются коньяком, чтением виршей до утра, разгуливанием по гулким коридорам, перешагиванием через очень слабых фантастов и откачиванием фантастов совсем слабых. Нормально так. Почти весело. И тут - шарах! бум! бам! фигакс! А-по-ка-лип-сис! Ой. Не надо спрашивать что да как... Ну пусть вдарит комета. Это даже красиво. Радужный шлейф, шлепок, шум, цунами, взрывная волна, Европа к чертям, Австралия туда же, Америка с ними. И Клязьма... Сначала тишина... давит... тупо вдалбливается в виски... в уши... а потом нежное дребезжание стёкол... и вот они уже обрушились ... и катится, растёт, обволакивает бесконечный нестерпимый гром... Земля кричит. А мы сидим у кого-нибудь в номере и про Саймака беседуем. И тут замерли все. Застыли. И девушка в мини завизжала громко, а вдруг протрезвевший молчел затыкает ей рот ладонью. И темно, потому что ночь. Совсем темно. Безмолвие. Конечно потом все потихонечку, держась за руки, выползут в коридор... Что? Как? Где?... И мерцающие экранчики молчащих мобильников, и зажигалки. И огоньки сигарет. Курят те, кто уже давно бросил и никогда не курил... Окурки на пол... Кто-то хлебает из горла что-то. Слышен только булькающий звук. Шёпот. Что? Что? Что? Девушка, та что с фотоаппаратом, кажется... всхлипывает. Другая успокаивает, но голосок дрожит... Ой дрожит. И мужики делают вид, что всё под контролем. Но вот тот, что когда-то написал гениальный роман, а потом спёкся... матерится зло и истерично. "Пошли вниз", - предлагает мужичок с конским хвостом - его знают только по ЖЖ. Медленно, шаря ладонями по стеночке. Лестница. Глаза нехотя привыкают к темноте. Сверху текут, текут, текут цепочки людей... Они собираются почти все через полчаса у входа. Под ногами хрустит стекло. Осторожно выбираются наружу... Темно. Небо как назло затянуто. И очень зябко. Нехорошо зябко. "Пиздец", - дядька, что как будто тоже фантаст или около того, смачно харкает и повторяет: "Пиздец". И все уже открыто начинают кричать и тормошить друг друга и пытаются нащупать "вкл" от телевизора в холле, а там рябь и ни-че-го. "Городской тоже не работает", - этот голос узнают многие. Это мэтр. Его раньше так звали...
Короче, не расписываясь тут на повесть, закругляюсь. В живых осталась группа фантастов. И всё. И обитают они там... в руинах пансионата. Сначала допивают спиртное, докуривают бычки, а потом начинают выживать. Забавно. Кто-то уйдёт. Группами. Парами. Одиночки. Кто-то разобьётся по кланам. Ночами охотники кланов будут выбегать в коридоры и ловить слабых особей клана враждебного. И тащить в своё крыло. И там убивать, освежевывать и жарить... Клан на клан! Клан МТА против Клана Мэтров. Или там прайд Лукьяненко супротив прайда Перумова. Симпатично. Хотя я подозреваю, что мэтров как раз схавают первыми. Или нет! Критиков! Вот!!! А потом доберутся до остальных. А потом. Ааах! Что же мы делаем? Мы же интеллигентные люди! Писатели! Давайте по-честному... Грелку. Грелку! Грел-ку!!!
И в самой тёмном и холодном (там вообще темно и холодно станет) помещении "Клязьмы" собираются все оставшиеся в живых. И грустный, похудевший Нестеров сидит на столе, закутавшись в кучу грязной ветоши. А все РАССКАЗЫВАЮТ, потому что писать нельзя... чернила застыли нафиг. То есть на входе каждый тянет номер. А потом в тёмной тёмной комнате, приложив ко рту рупор свёрнутый из листа, или просто ладонь, чтоб соблюсти анонимность, каждый выдаёт экспромт... "Номер сто сорок", - шепчет Нестеров, и сто сороковой бубнит... Нельзя ошибаться. Нельзя нажать бэкспейс. Нельзя. Сразу. Чистовик. Потому что десять последних... Представляете? Ведь там же каждый сказ станет истинным шедевром. Настоящим. Грелка -Апокалипсис... Голосуют сразу. Называют вслух шесть слабейших. Нестеров записывает результаты между строк какого-нибудь из Дозоров, подсвечивая последней зажигалкой... а потом считают...подсчитывают... и не пять первых... а десять...десять из самого конца списка...
А потом мы сядем внизу в холле, распалим костерок и кто-нибудь, поворачивая над углями золотистый окорок, взгрустнёт... Но еда заканчивается. И недобрые взгляды и ссоры. И снова разбредаемся по углам. И опять клан на клан. Потому что в живых, как всегда, останется только один. Месяц, полгода, год. Только один.
Он выберется из здания, перелезет через завалы из бетонного крошева и прутов арматуры, чертыхнётся, поправит рюкзак с остатками вяленого кого-то и побредёт медленно, спокойно, обречённо в леса. В пустые, безголосые леса. В чёрные леса. Мёртвые. И будет наблюдать за ним пустыми проёмами в сколах разбитого стекла "Клязма", и будут опускаться на его лысину хлопья пепельного снега. Только один! Единственный. Живой... Семецкий...
Соль, спички, сахар... нож, пила, топор... антибиотики, анальгетики, наркотики... курево, коньяк, водка... Что ещё брать с собой на Роскон?
Зы: очень сорри за поток сознания... прёт-с :))