Тополиный пух, жара, июль... Жару можно вычеркнуть, а пух и июль останутся.
Я иду по Кронверкскому и дышу травой. Траву сейчас косят везде, и это один из моих запахов.
Я иду и думаю, как много запахов я люблю, и как мало из этого просто запахов. В основном эмоции, воспоминания, куски прошлого и счастья, прошлого счастья, настоящего счастья.
Свежескошенная трава, белье с мороза, шерстяные нитки, кодаковский проявитель. Новые книги, как раньше, свежие пироги из печки. Чуть табака и мужские духи. Запах моря и просто воды в каналах. Запах жареных колбасок со старых площадей и капучино. Запах любимой кошки, когда она моется, и запах свежих опилок.
Я смотрю наверх, и вижу, что внизу вечер, а вверху солнце и тепло, и дома подставляют солнцу головы.
Я иду по Кронвекскому и уворачиваюсь от трамваев. Многие любят ходить здесь по плитке, где трамваи. Хорошо идти по плитке. Особенно, когда у тебя яркие цветастые кеды. Я захожу в Пельмению, чтобы спросить там про эчпочмак, но эчпочмака у них нет, а есть гёдза. И я сдаюсь, и нарушаю обещание, данное в Японии - ни в коем случае не покупать гёдза в Питере.
А еще открылся новый "Север", и там на витрине обещают самодельное мороженое, но мороженого пока не сделали, и я ухожу, унося брусничный пирог и обещание мороженого.
Так и иду по Кронверкскому, с гёдза и брусничным пирогом, и сбоку, вдоль улицы, стыдливо прячется по углам пух. Тополиный.
В Эрмитаже нынче братья Хенкины - те самые, наснимавшие семь тысяч кадров в тридцатые. Семь тысяч кадров о жизни, пережившие две их смерти, "не претендующие на оригинальность" снимки. Девушки - красавицы и не очень, но все женственные. Пухлые малыши в белых шапочках и штанах на лямках. Теннис и балкон, лодка и залив, все такое настоящее, и прямо сейчас, как мои запахи.
Путь в Эрмитаж лежит через "Молли". Деревянные скамьи, сидр в меню, "Let it be". В "Молли" вкусный яблочный сидр, что у нас редкость. И за пинту виски в подарок. Ну это с хорошим собеседником, на солнышке. У меня такой есть, но не сейчас, сейчас мы торопимся, и я поспешно допиваю свой кофе.
Моне, Матисс, Ван Гог, "и друг его Гоген".
На скамье в музее сидит с мамой девочка, похожая на Наталью Гончарову - прическа, буклики с боков, стройная маленькая красавица.
На Дворцовой строится оцепление, это странно видеть сверху. Выпускной в училище, марши, флаги, эполеты. Ой, эполетов, кажется, нет, это было в другом столетии, и немножко не со мной.
..Путь домой лежит через дворы Капеллы, цветочные магазины. Это что? это матиола. Фиалка? Нет, просто матиола. Пахнет. Матиолой.
Вам в каую бумагу - розовую, зеленую? Розовую, и отрежьте, похалуйста, эту надпись, у нас на ней глаз фокусируется, мы фотографы, слышите, как в глазу ездит автофокус? тот-то же..
Дальше через Марата и Стремянную - да, такой длинный путь домой. Мимо Достоевского и собора, мимо рынка и пионов.
Пионы везде - розовые, белые - в количестве. Пионы немножко жалко. Они отчаянно пахнут. Тоже не просто пионами - а летом и маминой клумбой.
Поеду в деревню в отпуск. Буду долго и вдумчиво косить, дышать травой - теперь своей собственной. Особенно классно дышать травой на террасе. У круглого стола с вязаной скатертью, на кроватке. Схожу в лес, поставлю букет из разных цветов, заживу.
Очень необычное нынче лето. Не плохое - необычное. Мало тепла. Много запахов и раздумий.
Тополиный пух, жара, июль.