У меня сложные отношения с поэзией.
В младших и средних классах школы мне преподавали стишки, которые вызывали омерзение и скуку - про великого Ленина, великий Октябрь, пионеров-молодцов и всякое такое. Тогда я считал, что поэзия - это такая извращённая и испорченная проза.
Потом нас стали кормить классикой. Фет, Тютчев, Некрасов и прочие Одоевские-Баратынские навевали зевоту.
Потом пошло чуть лучше. С Пушкиным я мог мириться из-за того, что его любила мама. Бывало, что она читала мне наизусть "Евгения Онегина" - и дело даже не в том, ЧТО она читала, а в том, КАК. На её лице, в её голосе был такой восторг, что я невольно пытался найти, что же такого-то в этих складных стихах. И даже что-то находил. Но вот взять самому один из этих коричневых томиков, что стояли на полке, и прочитать - нет, спасибо. Я лучше полистаю справочник по биологии или поползаю по атласу мира.
Лермонтов слегка заинтересовал меня боевиком "Мцыри", однако травмировал тем, что его поэму "Беглец" мне нужно было читать на школьном конкурсе в паре с девочкой, которая мне нравилась, а я, идиот, выучил свою часть плохо и всех подвёл.
В старших классах мы перешли к серебряному веку, и тут всё стало интересней. Цветаеву я читал с любопытством, и что-то из неё меня даже трогало. Маяковский, Ахматова и Мандельштам почти целиком прошли мимо, а вот Блок немного поцарапал. Гумилёв разбередил во мне что-то ещё неосознанное, какие-то смутные мечты, но остался далёк, хотя кое-что я и до сих пор с удовольствием цитирую. Пастернак пробил во мне пару-тройку дырок своими отдельными гениальными вещами, но в целом не зацепил. Хлебников вызвал поначалу дикий восторг, но довольно быстро надоел однообразием.
Был ещё Есенин, которого я всегда считал посредственным гладкописцем, пока вдруг не наткнулся на его "Чёрного человека". Помню, как в последнем классе меня попросили защитить честь школы на городском конкурсе чтецов и я согласился только с условием, что буду читать "Чёрного человека". Я был хорош тогда, выйдя на сцену после всех этих прилизанных мальчиков и девочек - в джинсовой рубахе, с длинным хвостом волос и горящим взором. Как я читал! Зал, который толком не слушал никого из предыдущих ораторов, вдруг прервал свой бубнёж и потрясённо смотрел на меня. А после меня останавливали какие-то незнакомые дядьки и тётьки и спрашивали: "А кто вам ставил эту поэму?" и "А не хотите ли продолжить, у нас есть студия?.."
Но в общем и целом можно сказать, что поэзия меня не трогала. И даже свои собственные опыты в этом направлении я делал, скорее, сочиняя тексты песен, а не стихи. Ибо разве можно сказать что-то путное, если над смыслом так сильно довлеет форма?
А потом случился он. Телефонный звонок. Звонила знакомая девочка Катя. Задыхаясь от чувств, она сообщила мне, что - представляешь! Она открыла! Такого! Классного! Поэта! Который! Пишет! Такие офигенные! Стихи!!!
- Стихи? - я был разочарован и попытался закончить разговор.
- Да нет, ты только послушай! - прокричала Катя в трубку. И прочитала первое стихотворение.
Накатило,
обдало,
ударило,
захлестнуло,
перевернуло вверх тормашками,
завертело,
швырнуло в сторону,
прокатилось над головой
и умчалось.
Стою,
отряхиваюсь.
Доволен - страшно.
Редко накатывает.
- Не понял, - пробормотал я, прислушиваясь к резонансу где-то внутри меня. - Давай ещё.
И Катя начала читать. Подряд. Одно стихотворение за другим. А я затаил дыхание и боялся пропустить хоть слово.
Это было давным-давно. Лет 20 назад примерно. Но я до сих пор помню Катин тогдашний голос. Помню интонации, с которыми она мне читала эти странные стихи. Я, признаться, до сих пор, перечитывая, иногда слышу её голос.
- Кто это? - спросил я, отдышавшись. - Что за поэт? Как его зовут?!
- Геннадий Алексеев.
Ничего не говорящая фамилия. Вообще ничего! И такие стихи! Я был поражён.
- Дай мне эту книжку!
- Мне её оставили всего на один день. Завтра она улетает.
Это был сборник "Обычный час". Полагаю, единственный в тогдашнем Иркутске. Конечно, его было невозможно достать - ни тогда, ни сейчас.
В итоге Катя решилась на подвиг. Всю ночь она сидела и набивала стихи из книжки в компьютерный файл. Он, этот файл txt, сделанный тогда в "Лексиконе", жил у меня вплоть до прошлогоднего краха жёсткого диска. И да, я перечитывал эти стихи очень часто.
Я даже прочитал кое-что маме.
Позвонили.
Я открыл дверь
и увидел глазастого,
лохматого,
мокрого от дождя
Демона.
- Михаил Юрьевич Лермонтов
здесь живет?-
спросил он.
- Нет,- сказал я,-
вы ошиблись квартирой.
- Простите!- сказал он
и ушел,
волоча по ступеням
свои гигантские,
черные,
мокрые от дождя
крылья.
На лестнице
запахло звездами.
- Мурашки по коже, - сказала она.
Я читал эти стихи самым близким друзьям. Я читал их девушкам, в которых был влюблён. И ревниво следил, как они, понимают ли? Чувствуют ли? В сложные жизненные моменты я шептал эти стихи или цедил сквозь зубы. Цитировал в своих текстах, иногда бессознательно. Какие-то строчки стали моими присказками, вроде "Тянет меня в эту банальную туманную даль, будь она неладна!", "Но куда лететь?!" или "Просто ты такой доверчивый, и всем как-то неловко". А когда переехал в Питер, ходил по городу, заново узнавая те места, что стали почти родными из-за этих стихов.
Белая ночь
стоит спиной к городу
и что-то жует -
уши у нее шевелятся.
Пожевала и обернулась -
смотрит на Тучков мост
и облизывается, как кошка,
как большая серая кошка.
Только у кошек уши не шевелятся,
когда они жуют.
Только невежливо стоять спиной к городу
так долго.
Только непонятно,
почему она уставилась на Тучков мост,
совершенно непонятно.
И ни разу не встречал кого-то, кому был бы знаком поэт по фамилии Алексеев или его стихи. Мне казалось, что все его давным-давно забыли. Тем более, что умер он в 1987 году. Увы.
Позже, много позже, я узнал, что Алекссева ещё помнят. Что Житинский пытался издавать его, а когда умер и он, то осталось издательство, и остались люди, которые продолжили это дело. Пару недель назад я оказался на презентации книжки неизданных при жизни стихов моего любимого поэта. Там сидели люди, знавшие Алексеева при жизни, дружившие с ним, учившиеся у него и вспоминавшие о нём. Я испытал странное чувство, осознав, что я во всём зале - в свои 39 лет - самый молодой!
Купил книжку. Читаю понемногу, смакую. Жаль, что скоро закончится.
Вот такой у меня любимый поэт. Верлибр, которым он пишет - не самая простая штука для чтения. Но если будет желание, заходите в гости и попросите меня почитать. Я знаю, как читать эти стихи. :-)